Серпухов, уездный город Московский губернии, расположен по гористым берегам р. Нары в четырех верстах от ее впадения в Оку, и при речке Серпейке, впадающей в Нару[761].
Время возникновения Серпухова как поселения неизвестно. Судя по его географическому положению на южной пограничной черте московский территории неподалеку от берега Оки, надо полагать, что он возник при первых удельных московских князьях и имел значение сторожевого пункта, выдвинутого дальше прежних, вероятно, имевших такое же значение пунктов, как Верея и Боровск.
Как город Серпухов основан — полагаем, что это надо принять за несомненное, — Владимиром Андреевичем Храбрым. Под 1374 г. читаем в летописях: «Того же лета князь Володимер Ондреевич заложи град Серпухов дубов в своей отчине, и даде людем и всем купцем ослабу и лготу многу; и приказа наместничество Якову Юрьевичю, нарицаемому Носильцу, окольничему своему»[762]. Заложить город — значит иногда возобновить, особенно укрепления, а иногда вновь поставить укрепление вокруг поселка. Но здесь, думаем, надо понимать это выражение в буквальном смысле: Серпухов заложен как город; вероятно, он не имел даже укреплений до того времени, а это не соответствовало в то давнее время понятию о городе как месте укрепленном; малочисленность его населения также не соответствовала понятию о городе, а потому вместе с его укреплением, т. е. с образованием из него города, надо было сделать его многолюдным. Потому-то Владимир Андреевич и дает людям и всем купцам «ослабу и льготу» и увенчивает здание тем, что сажает там наместника.
Как велик был серпуховский удел при первом серпуховском князе, видно из завещания Ивана Калиты: «А се даю сыну своему Андрею: Лопастну, Северьску, Нарунижьское, Серпохов, Нивну, Темну, Голичичи, Щитов, Перемышль, Растовец, Тухачев; а се села: село Талежьское, село Серпоховьское, село Калбасиньское, село Нарьское, село Перемышльское, село Битяговьское, село Труфоновское, село Ясиновьское, село Коломниньское, село Ногатиньское»[763].
При последующих князьях и особенно при третьем серпуховском князе, Владимире Андреевиче Храбром, вследствие его договоров с великими князьями, в состав серпуховского удела входили новые волости и города: так, еще у малолетнего Владимира Андреевича преемник Семена Гордого Иван Иванович взял Лопастну, дав ему Новый городок[764]. Впоследствии, когда Владимир Андреевич несколько возмужал, он через митрополита Алексия — незадолго, кажется, до кончины последнего (умер в 1378 г.), — обращался к великому князю Димитрию Ивановичу с просьбой переиначить мену Лопастны на Новый городок, и великий князь дал ему Лужу, Боровск, Волок, Ржев и другие волости[765].
Так как из упомянутых волостей и городов некоторые впоследствии опять выходили из состава серпуховского удела, а Боровск не только не выходил, но составил особый удел, то и о нем не лишне сказать несколько слов.
Теперь уездный город Калужской губернии, Боровск стоит на берегах р. Протвы при впадении в нее р. Тикижа. Он получил, говорят, название от окружающего бора, который и теперь прилегает к нему с северо-западной стороны[766]. Время основания его неизвестно. Цель основания первоначального поселения, из которого образовался Боровск, была, вероятно, чисто стратегическая — наблюдение за набегами врагов со стороны Рязанской земли или Литвы. Некоторые, неизвестно на каком основании, говорят, что Боровск первоначально входил в состав земли Рязанской[767], с чем едва ли можно согласиться: ниоткуда этого, во-первых, не видно, и, во-вторых, надо заметить, что, главным образом, он расположен на левом, северном берегу Протвы, обращенном к Москве, так что в случае набега неприятеля последнему при переправе через реку нужно было выдерживать обстреливание боровской заставы (гарнизона, стражи) с левой стороны р. Протвы.
Боровск начинает упоминаться с первых лет второй половины XIV в. Так, великий князь Иван Иванович дает сыну, по имени также Иван, среди прочего, «село на Репне в Боровьсце»[768]. Боровск принадлежал московским князьям почти до самой кончины митрополита Алексия (умер в 1378 г.), при посредстве которого он достался Владимиру Андреевичу[769].
Как увидим ниже, из Боровска с волостями составился удел только в начале XV в. по смерти Владимира Андреевича, хотя многие начинают ряд боровских князей с первого серпуховского князя Андрея Ивановича. Для этого находят основание в том, во-первых, что в родословных он действительно называется князем Боровским, хотя Боровск еще и не принадлежал ему, и, во-вторых, в том, что его знаменитый сын, Владимир Андреевич Храбрый, получив Боровск, назывался и боровским, и серпуховским князем. Собственно говоря, этот удел при первом своем князе Андрее Ивановиче не имел специального названия по какому-то видному селению или месту: Серпухов в перечне волостей Андрея даже стоит не на первом месте. Только впоследствии, когда Владимир Андреевич возвысил Серпухов, название серпуховского князя могло быть перенесено задним числом и на Андрея[770].
Собственно, отличие, больше или менее резкое, между князьями Серпуховским и Боровским начинается только с внуков Андрея Ивановича, между которыми его отчина была разбита на мелкие уделы. Кроме главного, Серпуховского, их было четыре: первый с главным центром в Боровске, второй — с Ярославцем (Малоярославец), третий — с Радонежем и четвертый — с Перемышлем. Отсюда у некоторых из наших генеалогов появляются князья Радонежские, Малоярославецкие и Перемышльские, точно так же, например, как из князей Заозерско-Кубенских некоторые выделяют князей Бохтюжских, Авнежских и пр. — названия, с которыми мы не встречаемся ни в летописях, ни в официальных документах. Впрочем, условно эти названия можно принять, чтобы точнее обозначить владения того или другого князя, а особенно чтобы резче выделить князей, которые владели главными городами удела, среди тех, которые не владели. Но, по нашему мнению, в таком случае к последним князьям надо прилагать и названия по главному центру удела, из которого они выделились, состоя, впрочем, с ним в тесной связи. Таким образом, князей, владевших Радонежем, Ярославцем и Перемышлем, можно назвать князьями Серпуховско-Радонежскими, Серпуховско-Ярославецкими и Серпуховско-Перемышльскими.
Андрей ИвановичРод. в 1327 г. — ум. в 1353 г
Андрей Иванович, первый удельный князь Серпуховский, младший из четырех сыновей Ивана Калиты, родился 4 июля 1327 г.[771]
В первый раз вообще и в роли общественного деятеля в частности, если можно так говорить о 12-летнем отроке, Андрей Иванович выходит на сцену в 1339 г., когда его отец, находясь в борьбе с Александром Михайловичем Тверским, отправлялся в Орду со старшими сыновьями Семеном и Иваном, а его послал в Новгород, с которым Калита был не в ладах. Готовя гибель тверскому князю, Иван Данилович, вероятно, хотел сойтись с новгородцами, чтобы не иметь лишнего бремени на плечах при преследовании главной цели. Притом же Новгород мог выручить его в денежном отношении. Вероятно, больше с последней целью Андрей и был отправлен в Новгород: возвратившись из Орды, куда затем отправился и Александр Михайлович Тверской, Иван Данилович получил из Новгорода выход, доставленный ему новгородскими послами. Но в том же году через своих послов он опять обратился к Новгороду за выходом, говоря: «Еще дайте ми запрос царев». Калите нужны были деньги для Орды, куда нельзя было ходить с пустыми руками. Вскоре после этого он отправил — конечно, по делам тверского князя — в Орду всех троих сыновей, без сомнения, с большими дарами, почему хан и отпустил их (уже после убийства тверского князя) «с любовию»[772].
Затем летописи упоминают об Андрее Ивановиче только по случаю трех его поездок в Орду вместе с братом, великим князем Семеном, и о его участии в походе на Смоленск. В первый раз Андрей ездил в Орду с Семеном в 1341 г. после смерти отца, когда к хану должны были явиться и все другие князья, чтобы выслушать волю повелителя относительно замещения великокняжеского стола. Семен Иванович был объявлен великим князем. К этому времени, кажется, надо отнести его договор с младшими братьями. Этот первый из дошедших до нас договоров между близкими родичами московского княжеского дома является как бы образчиком всех последующих договоров между князьями этого дома. «Целовали есмы меже собе крест у отня [отцовского] гроба, — говорится в договоре, — быти ны за один до живота, а брата своего старейшего имети ны и чтити в отцево место»; друзья и враги у братьев должны быть общие; старший без младших и последние без первого не заключают договоров; кто что примыслил или прикупил к своим волостям, примыслит или прикупит впоследствии, то все блюсти и не обидеть обоюдно. Между прочим, младшие братья в договоре называют старшего: «Господин великий князь». Во второй раз Андрей Иванович ездил со старшим братом в Орду в 1344 г., когда ездили почему-то и все другие князья. Наконец, они ездили в Орду в 1347 г. и возвратились «со многою честию и с пожалованием» уже в 1348 г. Участие Андрея Ивановича в походе Семена на Смоленск в 1351 г. известно только по Никоновской летописи[773].
Андрей Иванович скончался 6 июня 1353 г., месяц с лишним спустя по смерти старшего брата, великого князя Семена, видимо, от той же «черной смерти», от которой умер и старший брат и которая свирепствовала тогда в юго-восточных частях Руси, и «не взирая на сана светлость, на всех вынизала многоядные свои зубы»[774].
Он был женат с 1345 г. на Марии (в иночестве — Марфа), известной нам только по имени, от брака с которой нам известны сыновья: Иван и знаменитый Владимир Храбрый[775].
Иван Андреевич1352 — ум. в 1358 г
Серпуховский удел по смерти Андрея Ивановича целиком перешел к его сыну Ивану, так как Владимир родился в «сорочины» смерти отца[776].
Год рождения Ивана Андреевича неизвестен; о нем дошло до нас одно только известие, что он скончался в 1358 г., следовательно, будучи младенцем или отроком, так как его отец женился в 1345 г.[777]
Владимир Андреевич ХрабрыйРод. в 1353 г. — ум. в 1410 г
Владимир Андреевич родился 15 июля 1353 г., в «сорочины», как отмечено в летописи, смерти своего отца[778]. После смерти старшего брата Ивана он один с матерью остался на отцовском уделе, к которому по завещанию великого князя Ивана Ивановича в 1359 г. добавилась еще московская треть. «Приказываю отчину свою Москву, — говорится в завещании, — сыном своим, князю Дмитрию и князю Ивану, а братаничу моему, князю Володимеру, на Москве в наместничестве треть, и в тамзе, в мытех и в пошлинах городских треть, что потягло к городу». То же самое впоследствии подтвердил и Димитрий Донской.
Состав волостей удела менялся довольно часто. Выше уже отмечалось, что при великом князе Иване Ивановиче из Серпуховского удела к Рязани отошла Лопастня, а вместо нее Владимиру был дан Новый городок в устье р. Поротли; вследствие завещания Ивана Калиты при Димитрии Донском Владимир получил треть из волостей княгини Ульяны, второй жены Ивана Даниловича; Димитрий Донской дал Владимиру, который обращался к нему чрез митрополита, Лужу и Боровск, а преемник Донского — Волок и Ржеву с волостями. Впоследствии Василий Димитриевич по особому договору взял эти города назад, а вместо них дал Владимиру Городец и Углич. Наконец, ему даны были Козельск, Гоголь, Алексин и Лисин с куплей Пересветовой[779]. Кроме того, есть некоторое основание думать, что Владимир непродолжительное время владел Галичем и Дмитровом, о чем говорилось в главе о князьях Галицких и Дмитровских.
Общественная деятельность Владимира Андреевича началась весьма рано. В 1362 г., когда ему было 9 лет, он принимал участие в походе великого князя Димитрия Ивановича к Переславлю против Димитрия Константиновича Суздальского, добивавшегося великокняжеского стола, и против Димитрия Галицкого, тогда же изгнанного из Галицкого удела[780]. Года через четыре (в 1366 г.) двоюродные братья задумывают «поставите город Москву камеи» и приводят задуманное в исполнение[781].
Конечно, всеми этими действиями руководили бояре-советники великого князя, а не сами малолетние дети; но важно и то, что эти дети привыкали действовать в известном направлении. Тем же советникам принадлежит, вероятно, и мысль определить отношения двоюродных братьев договором. С этим договором мы уже познакомились при обзоре княжения Димитрия Донского; здесь только кратко передадим его суть. Младший брат Владимир обязывается по этому договору держать под старшим братом великие княжения честно и грозно; старший — держать младшего в братстве; у обоих — общие друзья и враги; оба обязуются не контактировать ни с кем без обоюдного согласия; не вмешиваться в управление уделом другого; ордынскую тягость и протор младший дает старшему брату по давним сверткам; Владимир должен служить старшему брату без ослушанья «по згадце» (по уговору), а бояре и слуги его, кто бы где ни жил, должны быть в случае войны под стягом великого князя[782]. Этот договор заключен в 1364 г., надо полагать, позднее октября, иначе здесь, вероятно, был бы упомянут родной брат Димитрия, Иван, скончавшийся в 1364 г. 13 октября (по другим источникам — 23-го).
В 1368 г. литовцы начинают враждебные набеги на Русь: они занимают Ржеву; сын Ольгерда, Андрей Полоцкий, опустошает пограничные русские области. Но Владимир Андреевич выгнал литовцев из Ржевы. Наконец, побуждаемый Михаилом Тверским, сам Ольгерд двинулся на Москву, где не успели собрать ратей, а имевшиеся налицо высланы были навстречу литовцам в виде сторожевого полка. Здесь была рать и Владимира Андреевича под воеводством Акинфа Шубы, который в числе других пал в стычке с литовцами при р. Тростне 21 ноября. Сам Владимир Андреевич вместе с великим князем сидел в Москве в осаде[783]. Конец того же года и начало следующего, 1369 г. Владимир Андреевич по воле великого князя провел в Новгороде для защиты Пскова от нападений ливонских рыцарей и пробыл там «от Збора до Петрова дни»[784].
Владимир Андреевич большей частью был вызываем к деятельности теми или другими отношениями великого князя с соседями.
Димитрий Иванович вмешивался в дела тверского и кашинского князей, стараясь поставить первого по отношению к себе в положение младшего брата. Противовес этим стремлениям князь Тверской находил в своем зяте Ольгерде, великом князе Литовском. Мы видели, что Ольгерд уже набегал на Москву. Димитрий, однако, продолжал действовать по отношению к Твери по-прежнему. Тверской князь в ответ на притеснения Москвы выхлопотал себе ярлык на великое княжение. Но в Москве не обратили внимания на ярлык, и Михаил, преследуемый с его ярлыком великим князем и Владимиром Андреевичем, вынужден был бежать в Литву и просить помощи у Ольгерда. Тот с Кейстутом, его сыном Витовтом и другими литовскими князьями выступили в поход; с ними объединились Святослав Смоленский и Михаил Тверской. В самом начале декабря объединенные князья подступили к Москве. Димитрий затворился в городе. Но на этот раз Ольгерд сам поторопился предложить вечный мир. Конечно, такой оборот объясняется тем, что Владимир Андреевич собрал сильную рать около Перемышля; кроме того, на помощь к нему пришел Владимир Димитриевич Пронский. Перемышль (на р. Угре в Калужской губ.) — такой пункт, с которого можно было угрожать Ольгерду как во время его стоянки под Москвой, так и во время его отступления. Поэтому-то, конечно, хитрый литвин и предложил мир. Но Димитрий Иванович давал только перемирие до Петрова дня. Ольгерд настойчиво просил мира и предлагал руку своей дочери Елены Владимиру Андреевичу. Великий князь изъявил, наконец, согласие. В следующем, 1371 г., когда великий князь по тверским делам был в Орде, в Москву прибыли литовские послы «и докончаша мир»; тогда же состоялось и обручение Владимира Андреевича с Еленой Ольгердовной, а в конце года, когда великий князь уже возвратился из Орды, Владимир Андреевич сыграл свадьбу[785].
Между тем как великий князь был усиленно занят делами тверскими и литовскими, Владимир Андреевич конец 1372-го и начало 1373 г. провел в Новгороде, конечно, вследствие договора 1372 г. между великим князем и Новгородом. По этому договору, который новгородцы заключили с великим князем, будучи устрашены попыткой Михаила Тверского захватить Торжок, первые обязывались «всести на конь» с великим князем и его братом Владимиром, если у них будет война с Литвой или Тверью. В свою очередь великий князь и его брат клялись помогать Новгороду, если тому будет угрожать опасность со стороны Твери, Литвы или немцев, не только войском, но и личным присутствием[786].
Есть известие, что в том же 1373 г. Мамаевы татары набежали на Рязань, пожгли города, пограбили и попленили людей и ушли восвояси. Великий князь выступил со своими полками на берег Оки. Вскоре из Новгорода к нему пришел Владимир Андреевич, и они простояли на берегу все лето. Если это одиноко стоящее известие верно, то великий князь выступал на берег Оки, очевидно, опасаясь вторжения татар[787].
Выше уже говорилось, что удел Андрея Ивановича долгое время не имел определенного названия по главному центру, так как этот центр не мог резко обозначиться в первое время образования удела из-за незначительности городов удела. Этот недостаток решил устранить Владимир Андреевич. В 1374 г. он «заложи град Серпохов в своей отчине и повеле в едином дубу срубити его», но об этом мы уже говорили выше. И в религиозном отношении нужно было придать больше значения городу, почему Владимир Андреевич задумал основать монастырь. За советом по этому делу он обратился к своему другу, известному уже тогда святостью жизни, игумену Сергию, жившему в основанной им обители близ Радонежа, относившегося к уделу Владимира Андреевича. Сергий сам пешком пришел в Серпухов, выбрал приличное для монастыря место и собственноручно заложил основание храма, который освящен был только в 1380 г. Игуменом в этот монастырь (Высоцкий) преподобный назначил своего любимого ученика Афанасия[788].
Между тем отношения между Москвой и Тверью в высшей степени обострились после бегства из Москвы в Тверь Ивана Вельяминова (сын последнего тысяцкого) и сурожанина Некомата. Димитрий Иванович задумал нанести решительный удар тверскому князю: он собрал под свои стяги всех князей древней Ростовско-Суздальской области и в августе 1375 г. так опустошил Тверскую землю, что она долго не могла оправиться, и Михаил Тверской смирился. В этом походе принимал участие и Владимир Андреевич[789].
В следующем, 1376 г. Москва начала враждебные действия против Литвы. В 1373 г. (после третьего набега Ольгерда на Москву) московский и литовский князья заключили перемирие, но только месяца на три. Великий князь, однако, года три воздерживался от враждебных столкновений с Литвой, вероятно, потому, что был занят делами татарскими (убийство Сарайки в Нижнем) и тверскими. Но в 1376 г. он послал на Ржев Владимира Андреевича, который, однако, города взять не мог и ограничился только сожжением посада[790]. Впрочем, это был только косвенный вызов, брошенный литовскому князю, так как Ржев принадлежал не Ольгерду, а покровительствуемому им Михаилу Тверскому.
В 1377 г. Ольгерд умер, и в Литве поднялись смуты, от которых, между прочим, бежал Андрей Ольгердович, князь Полоцкий, сначала в Псков, а потом в Москву. Димитрий Иванович, пользуясь благоприятными обстоятельствами, отправил 9 декабря 1379 г. на Литовскую землю сильную рать под началом князей Владимира Андреевича, Андрея Ольгердовича и своего зятя, князя Димитрия Ивановича Волынского. Князья взяли Трубчевск и Стародуб и повоевали многие другие волости. В Трубчевске княжил брат Андрея Димитрий Ольгердович, который с честью встретил князей и охотно перешел на службу великого князя Московского[791].
Эти успехи русского оружия на Литовской земле должны были приостановиться в виду грозной тучи, надвигавшейся на Русь с юго-востока. Мы имеем в виду нашествие Мамая и происшедшую 8 сентября 1380 г. знаменитую Куликовскую битву. Не будем говорить, какое деятельное участие принимал и какую видную роль играл в этой битве Владимир Андреевич: более-менее подробно об этом говорилось в обзоре княжения Димитрия Ивановича; скажем только, что Владимир Андреевич за эту победу, как и великий князь, получил прозвание Донской: очевидно, современники и потомство ценили его труды и заслуги[792].
Мамай был добит одним из сподвижников Чагатайского хана Тимура (или Тамерлана) Тохтамышем, который потом объявил себя ханом Золотой Орды. Москва между тем после Куликовской битвы так была слаба людьми, что на время должна была смириться, и великий князь послал к новому хану киличеев (послов) с дарами[793]. Хотя Тохтамыш и благосклонно принял дары, тем не менее готовился нанести удар великому князю Московскому, конечно, не за поражение Мамая, а за стремлеие вообще освободиться от татар. В 1382 г. он неожиданно устремился к Москве, где оказалась рознь между князьями при решении вопроса о средствах к обороне: все жаловались на умаление ратных людей. Великий князь вынужден был оставить Москву и удалиться в Кострому. Владимир Андреевич так же счел необходимым отправить свое семейство в Торжок, но сам с ополчением стал в Волоке (Волоколамске). Тохтамыш, взяв Москву, распустил отряды татар по разным направлениям — опустошать Московскую землю. Один из таких отрядов наткнулся, если можно так выразиться, на Владимира Андреевича, который храбро ударил со своим ополчением на незваных гостей. Татары бежали в беспорядке и принесли Тохтамышу весть о своем поражении. Хан мог предположить, что князья оправились от неожиданнего набега его и собрались с силами, а потому поспешил удалиться с Московский земли. По уходе татар великий князь и Владимир Андреевич, каждый со своими боярами, явились в Москву, вид которой — после татарского разгрома — до того тронул их, что они плакали[794], как передают летописи.
Явные и тайные недоброжелатели великого князя так или иначе хотели воспользоваться расстройством его сил. Зимой 1385 г. новгородцы укрепились крестным целованием на том, чтобы им не ходить в Москву на суд митрополита, а судиться у своего владыки; посаднику и тысяцкому — судить свои суды «по русскому обычаю». Как ни слабы были московские силы, но такого движения в Новгороде московскому правительству нельзя было оставить без внимания, как стремления к полной самостоятельности. Великий князь и без того держал гнев на Новгород за то, что новгородцы Волгой ходили грабить Кострому и Нижний Новгород. Оставалось смирить Новгород силой оружия: великий князь (1385–1386) вместе с Владимиром Андреевичем в конце декабря пошел на Новгород и остановился в ста тридцати верстах от него «на Ямнах». Новгородцы смирились[795].
После похода на Рязань (в наказание Олега Рязанского за набег на Коломну) прошло два года, а летописи ничего не отметили на своих страницах о делах Владимира Андреевича. Но под 1388 г. (18 января) они замечают, что у Владимира Андреевича родился в Дмитрове сын Ярослав-Афанасий. «Тогда же, — замечает далее летописец, — розмирие бысть» у великого князя с братом его. Следствием или причиной этого «розмирия» было то, что старейшие бояре Владимира Андреевича были перехватаны (конечно, по приказу великого князя) и разосланы по тюрьмам в разные города, где содержались под надзором жестоких приставов. Известие странное, потому что не видно из него причины размолвки. Впрочем, есть приурочиваемая к этому году договорная грамота великого князя Димитрия Ивановича и его детей с Владимиром Андреевичем. Эта грамота проливает некоторый свет на размолвку. Этим договором Владимир Андреевич обязывается признавать великого князя отцом (по прежним договорам — братом старейшим), сына его — старшим братом. Очевидно, великий князь хотел этим договором укрепить новый порядок престолонаследия, чтобы великокняжеский стол переходил от великого князя-отца к его старшему сыну, т. е. чтобы великокняжеский стол оставался в одном роду и переходил от одного к другому в нисходящей линии по праву первородства[796]. Сопоставляя этот договор с размолвкой, некоторые думают[797], что она произошла от того, что Владимир Андреевич не хотел уступать своего права на великое княжение племяннику, т. е. сыну великого князя. Но другие объясняют ее иным известием[798]: это захват Владимиром Андреевичем нескольких великокняжеских деревень, о чем говорится в духовном завещании Димитрия Ивановича: «а которы деревни отоимал был князь Володимер от Лыткинского села княгини моее к Берендееве слободе, а те деревни потянут к Лыткинскому селу моее княгини». Как бы то ни было, но размолвка была непродолжительна: 25 марта, в день Благовещения, великий князь «взя мир и прощение и любовь» с Владимиром Андреевичем.
В следующем, 1389 г. 18 мая великий князь скончался. Начало нового княжения для Владимира Андреевича ознаменовалось неприятным событием: у него произошло «розмирье» с великим князем. Кажется, Владимир Андреевич ожидал, но не получил приращения к своему уделу, или, как думают другие, великокняжеские бояре стеснили его, не хотели дать ему надлежащего участия в правлении. Но первый повод к размолвке, судя по обстоятельствам примирения, нужно считать более правдоподобным. Оскорбленный дядя уехал сначала в свой Серпухов, а потом на Новгородскую землю, в Торжок. Вскоре, впрочем, дядя и племянник примирились: последний придал к отчине Владимира два города, Волок и Ржеву, которые впоследствии, по другому договору, выменены были на Городец и Углич с селом Золоторусским, Козельск, Гоголь, Алексин и Лисин. По этому договору дядя по желанию племянника без ослушания садится на коня, если случится поход; оставляет княгиню свою и детей в Москве в случае выступления его из последней при войсках; не имеет притязаний на Муром, Тарусу и другие места, которые еще не были за Василием, но которые он намерен был приобрести[799]. Здесь обращает на себя внимание условие, по которому Владимир на время похода оставляет свою княгиню с детьми в Москве: тут проглядывает недоверие племянника к дяде, от которого требуют на известное время как бы заложников на случай его измены.
В 1392 г. новгородцы поссорились с великим князем из-за черного бора и митрополичьего суда. В феврале 1393 г. великий князь отправил Владимира Андреевича и брата своего Юрия на Торжок. Князья повоевали новгородские волости и, наделав много зла, воротились домой[800]. Чрез два года (1395 г.) Москве угрожало нашествие Тамерлана. Великий князь вышел с войсками на берег Оки, а блюсти Москву оставил Владимира Андреевича[801].
Затем до 1408 г. имя Владимира Андреевича в летописях не встречается, хотя едва ли можно допустить, что он не принимал прямого или косвенного участия в войне с Новгородом (1397 г.), Болгарией (1399 г.) и в литовском походе (1406 г.).
В 1408 г. на Москву было новое нашествие татар. Тамерлан, удаляясь на восток, отдал разоренную им Орду Темир-Кутлуку, оставив его руководителем своего ученика Едигея. Последний, зорко следя за Москвой, уже переставшей платить дань, хотел и Литве отмстить за покровительство Тохтамышу, его врагу. Распространив слух, что идет на Литву, чему в Москве, естественно, могли поверить, Едигей неожиданно устремился на Русь, так что в Москве не успели собрать полков: Василий с семейством бежал в Кострому, оставив в Москве для защиты Владимира Андреевича; в народе слышался ропот на великого князя, что он спасает только себя, — но распорядительная деятельность Владимира Андреевича должна была действовать ободряющим образом на массу. Готовясь к встрече врагов, он приказал сжечь посады, чтобы затруднить татарам приступ к городу. 30 ноября татары показались около Москвы, а 1 декабря подошел сам Едигей. Три недели Владимир ждал приступа и, конечно, должен был удивиться, когда Едигей попросил только откупа, в чем и был удовлетворен[802].
Это был последний подвиг Храброго на пользу Москвы: в первой половине мая 1410 г. он скончался и погребен в Архангельском соборе[803].
Владимир Андреевич от брака с Еленой Ольгердовной (в иночестве Евпраксия, умерла в 1437 г.) имел семерых сыновей: Ивана, Семена, Андрея-большого, Ярослава-Афанасия, Федора, Андрея-меньшого и Василия.
Относительно порядка детей по старшинству как старые, так и новейшие родословные разнятся — явление непонятное, так как дни и годы рождений большинства из них нам известны. Кроме того, они перечисляются в духовной Владимира Андреевича, по крайней мере пятеро из них, оставшиеся в живых по смерти отца. Андрей-большой известен только по родословным, и о нем можно сказать только, что он умер до 1410 г., так как в духовной отца не упоминается[804]; он умер, вероятно, в младенчестве; Федор, родившийся 26 января 1389 г., также умер в младенчестве, так как не упоминается ни в договорах, ни в духовной отца[805]. Из остальных детей путают, между прочим, двух последних, ставя их одного на место другого. Но во втором договоре великого князя Василия Димитриевича с Владимиром Андреевичем они перечисляются в таком порядке: «А на сей грамоте яз князь Володимер Андреевич с своими детми: со князем с Иваном и с Семеном и с Ярославом и за свои дети за меншии, за Ондрея и за Василия, целовали есмы крест…»[806] Без сомнения, дети Владимира Андреевича перечисляются в порядке старшинства. Надо еще заметить, что второй договор заключен не ранее 1405 г., следовательно, Андрей-большой и Федор (род. 1390 г. Ник. IV, 192) умерли до 1405 г.
Владимир Андреевич так распорядился своей отчиной: свою треть в Москве он завещал всем пятерым сыновьям, которые ведают ее погодно; в частности, сыну Ивану дает в Москве и в станах конюший путь, бортников, садовников, бобровников, барашей и делюев; затем Серпухов с тамгой, мытами, с селами, с бортью и со всеми пошлинами и с волостями, как Городец, Нарьское и пр., всего 11 волостей; из московских сел Ивану дается пять, в том числе Поповское на Коломенке с мельницей и Туловское — со всеми деревнями.
Здесь сделаем небольшое отступление. Замечательно, что были случаи, как видно из этого завещания, а может быть, это был общий обычай, что уделы назначались детям ранее завещания, которое, таким образом, как формальный акт, только подтверждало существующий факт, и что дети, еще при жизни отцов, старались увеличить свои уделы прикупами. Так, Владимир Андреевич, перечислив волости, которые даны им старшему сыну Ивану в удел, добавляет: «А что сын князь Иван купил село у Ортема в Ростунове слободке, уделе брата своего, князя Ярослава, и то село сыну, князю Ярославу, а на то место дал есмь сыну князю Ивану Сеситрово (по другим спискам — Сесипетрово) село да Струпиково». Это распоряжение сделано, вероятно, для предупреждения возможных столкновений между братьями, уделы которых лежали рядом и которым в завещании указана граница; второму сыну, Семену, дается Боровск с тамгой, мытами, селами, бортью и со всеми пошлинами, и к Боровску волости: Голичицы, Хопилева слободка, Истья с слободкой, Мушковы треть, половина Щитова; из московских сел Выпряжково на Студенце с деревнями, Колычевское, мельница на Неглинной и, наконец, четыре села в Юрьеве-Польском; третьему сыну, Ярославу-Афанасию, даются Ярославль с Хотунью, Вихорна, Полянки, Ростунова слободка и Рошневская слободка, а из московских сел — Сарыевское и Кирьясово с лугами «да на устьи Мьстица мелница» («да Усть и Истица мельница» в «Библиоф.» Новикова); четвертому сыну Андрею даны Радонеж с тамгою и мытами, Бели, Черноголовль с численными людьми на Киржаче, Яковля слободка, Кишкина слободка и Тухачев; а из московских сел — Михайловское с мельницей, Калиткиново, на Учи (Уча — левый приток Клязьмы в Московской губ.) Поповское, Илья святой, сельцо Дмитриевское, Воронина на Любосивли, Четрековское, Мосейково в устье Любосивли и Сокова деревня; пятому сыну Василию даны Перемышль, Растовец, половина Щитова и Добрятинская треть; из московских сел Ясеневское с деревнями и Паншина гарь. Андрею и Василию дана совместно треть численных людей в Москве «на полы».
Кроме того, старшему сыну Ивану из удела великого князя Василия Димитриевича даны Козельск, Гоголь, Алексин, Лисин; Семену и Ярославу совместно — Городец на Волге, кроме мыта и тамги, которыми будет пользоваться их мать; город и станы Семен и Ярослав поделят пополам: Семен возьмет станы по сю сторону Волги, ниже Городца, и Белогородье, а Ярослав — станы по ту сторону Волги, выше Городца, и Юрьевец. В случае если Белогородье окажется больше Юрьевца и Черняковой, то Семен придаст Ярославу Корякову, а если Юрьевец и Чернякова окажутся больше Белогородья, то останется по-прежнему, а Корякову со слободками братья разделят пополам. Ез под Городцом братья устроят вместе и добычу делят пополам. Кроме того, Семену одному дается на Городце Пороздна. Младшим сыновьям Андрею и Василию дается Углич «на полы» с селами, со всеми станами и пошлинами.
Супруге своей Елене Владимир завещал свою треть московской тамги, гостинное, весчее пудовое, пересуд, серебряное литье и все пошлины московские; города и волости Лужу, Козлов Брод, Бадееву слободку; слободы и волости Лужевские Ловышину, Ярцеву слободку, Сосновец, Турьи горы, Буболь, Вепрейку, Якимову слободку, Маковец, Сетунку, Терехову, Спиркову, Артемову слободку, Скомантову Гриди Ярцева, Михалкову Степана Осипова, Дынка Мосолова, Гриди Федота Лукина; из московских сел Елене даны Коломенское, Ногатинское, Танинское с Кореевым, Косино с тремя озерами, Обухово, мельница в устье Яузы; последние три даны в опричнину. Наконец, из уделов сыновей Елена получила в пожизненное владение: из удела князя Ивана — Всходное с деревнями и Тетково озеро, из удела Семена — Омутское с деревнями и лугами; из удела Ярослава — Бовыкино и Долгое озеро в устье Лопастны; из удела Андрея — Вороновское, Ковезинское, радонежских бортников с деревнями и бортью; из удела Василия — Битягово и Домодедово, да на Угличе село Богородицкое. Село Коломенское по смерти Елены отходит к князю Ивану, Ногатинское — к Семену, Танинское с Кореевым — к Василию, Козлов Брод — к Ивану и Ярославу пополам, как и Бадеева слободка, а Лужу поделят на три части Семен, Андрей и Василий, кроме сел Бубольского, Бенитского, Медкина и Дьяковского, в которых княгиня вольна.
Кроме того, князю Ивану в Москве отказано два двора и сад, Семену и Ярославу — пополам двор великой княгини Марии, жены Семена Гордого; Семену за Неглинной — Терехов сад; Елене с Андреем и Василием — большой двор московский пополам; Ярославу, Андрею и Василию — Чичиков сад натрое; соль в Городце ведают Семен и Ярослав и добычу делят пополам, кроме Федоровской верницы[807].
Таким образом, по смерти Владимира Андреевича Серпуховский удел раздробился на пять уделов, которые по их главным центрам должны быть названы, как уже замечено выше: Серпуховским, Серпуховско-Воровским, или просто Боровским, Серпуховско-Малоярославецким, Серпуховско-Радонежским и Серпуховско-Перемышльским.
Иван Владимирович СерпуховскийРод. в 1381 г. — ум. в 1422 г
Летописные известия об Иване Владимировиче чрезвычайно скудны: знаем, что он родился в Москве и крещен митрополитом Киприаном и Сергием Радонежским в 1381 г.[808], что в «розмирье» Владимира Андреевича с великим князем Василием Димитриевичем в 1389 г. уходил из Москвы вместе с отцом в Серпухов, а потом в Торжок[809], что в 1401 г. женился на дочери князя Федора Олеговича Рязанского Василиссе[810]; наконец, знаем, что он получил в удел по завещанию отца. Вот все, что нам известно об этом князе.
По некоторым родословным, Иван Владимирович скончался 7 октября 1422 г.[811]
От брака с Василиссой Федоровной нам известна только одна дочь Мария, о которой упоминается в завещании ее бабки Елены Ольгердовны, умершей 15 сентября 1438 г.: «А внуку свою благословляю княгиню Марью Иванову селом Вороновьским в Дмитрове… до ее живота, а по животе — ино то внуку моему князю Василию»[812]. Эта дочь Ивана Владимировича была замужем за князем Ростовским Александром Федоровичем[813].
Что касается удела Ивана Владимировича, то надо иметь в виду распоряжение Владимира Андреевича, выраженное им в духовном завещании, по которому жена умершего сына остается с детьми на уделе мужа до своей смерти, а после ее смерти удел переходит к ее сыну; если сына нет, а есть дочь, то остальные братья обязаны выдать племянницу замуж и тогда уже разделить между собой удел умершего брата поровну. Мы не знаем, когда умерла жена Ивана Владимировича и когда вышла замуж его дочь, а потому не можем сказать, когда его удел был разделен братьями между собой. В духовном завещании Елены Ольгердовны (умерла в 1438 г.) упоминается только ее дочь Мария, которая уже была замужем.
Семен Владимирович Боровский1404 — ум. в 1426 г
Известий о Семене Владимировиче дошло до нас еще меньше, чем о его старшем брате Иване: мы знаем только, что в 1404 г. он женился на Василиссе, дочери служилого князя Семена Романовича Новосильского[814], а в 1426 г. осенью скончался от моровой язвы, приняв иноческий образ с именем Савва, и положен у Троицы[815]. Нельзя не заметить, что Семен Владимирович, как и брат его Ярослав, пользовался доверием великого князя Василия Димитриевича, который в своем завещании поручает сына-наследника, у которого, как он предвидел, будут соперники, прежде всего Витовту, потом некоторым из братьев и, наконец, братьям Владимировичам[816]. Детей Семен Владимирович не оставил.
Ярослав-Афанасий Владимирович Серпуховско-ЯрославецкийРод. в 1388 г. — ум. в 1426 г
Летописцы заносят на страницы летописей весьма немногие факты из жизни Ярослава Владимировича: он родился 18 января 1388 г.[817]; зимой 1408 г. женился на Анне, дочери Семена Васильевича, князя Новленского, с которой прожил года три: в 1411 г. она скончалась в Боровске, отвезена в Ярославль и там погребена в Спасском монастыре[818]. Во второй раз он женился — неизвестно когда — на Марье Федоровне Кошкиной-Голтяевой, от которой имел сына Василия и дочерей Марию, бывшую за великим князем Василием Васильевичем, и Елену — за Михаилом Андреевичем, князем Верейским, который вместе с ее рукой получил Ярославец[819].
О том, что Ярослав Владимирович пользовался доверием великого князя, мы уже говорили в предыдущей биографии.
Ярослав Владимирович скончался от моровой язвы осенью 1426 г.[820]
От брака с Кошкиной-Голтяевой Ярослав имел, как уже говорилось, сына Василия и двух дочерей, Марью и Елену.
Андрей Владимирович Серпуховско-РадонежскийРод. в 1393 г. — ум. в 1426 г
Все наши сведения об Андрее Владимировиче Радонежском (за исключением упоминания его как одного из «детей меньших» в договорной грамоте его отца с великим князем Василием Димитриевичем, а также в духовной грамоте Владимира Андреевича) ограничиваются только двумя летописными известиями: в 1414 г., зимой, брат великого князя Юрий Димитриевич Галицкий ходил к Нижнему Новгороду на князя Даниила Борисовича «и на его братию»; великий князь уже имел ярлык на Нижегородское княжество, но у Бориса Константиновича оставались еще племянники и дети, которые усиленно отстаивали свои права на отчину. В 1412 г. Даниил и Иван Борисовичи выхлопотали в Орде ярлык на свою отчину: вероятно, это и было причиной похода Юрия Димитриевича на Нижний Новгород в 1414 г. В этом походе вместе с князьями Ярославскими и Ростовскими участвовали и братья Владимировичи, Андрей и Василий[821]. Затем летописи отмечают только год смерти Андрея: он скончался осенью 1426 г., следовательно, в одно время с братьями Семеном и Ярославом и, конечно, от того же морового поветрия[822].
Андрей Владимирович был женат на дочери боярина Ивана Димитриевича Всеволожского. От этого брака осталась только дочь, неизвестная по имени, которая выдана была замуж уже по смерти отца дедом ее Всеволожским за князя Звенигородского Василия Юрьевича Косого[823].
Василий Владимирович Серпуховско-ПеремышльскийРод. в 1394 г. — ум. в 1427 г
Летописные известия о Василии Владимировиче крайне скудны. Из летописей мы узнаем, что он родился 9 июля 1394 г.[824]; затем мы знаем еще, что в 1414 г. он вместе с братом Андреем участвовал в походе великокняжеского брата Юрия Димитриевича Галицкого на Нижний Новгород против Даниила и Ивана Борисовичей[825], детей Бориса Константиновича Нижегородского; далее летописи отмечают только год его смерти: в 1427 г. «мор велик бысть во всех градех русских, мерли прыщом», — тогда скончался и Василий Владимирович и положен у Архангела Михаила на площади[826].
Василий Владимирович был женат на Ульяне, известной только по имени, но потомства не оставил[827].
Примечание. Федора Владимировича мы не включаем в число самостоятельных князей, да и знаем о нем только, что он родился 26 января 1389 г.[828] Ни в одной из договорных грамот он не упоминается, а потому надо полагать, что он умер младенцем. Об Андрее-старшем мы уже говорили.
Василий Ярославич Серпуховско-БоровскийРод. в 1426 г. — ум. в 1483 г
Со смертью Василия Владимировича представителем мужского поколения в роду Андрея Ивановича остался только его правнук Василий Ярославич, внук Владимира Андреевича Храброго. Он должен был наследовать весь Серпуховско-Боровский удел, кроме, конечно, того, что находилось во владении его бабки, Елены Ольгердовны, и теток, Василиссы и Ульяны, жен Семена и Василия Владимировичей. По смыслу завещания деда Василий Ярославич должен был считаться отчичем всего удела. Надо заметить, впрочем, что по смерти Владимира Андреевича состав городов и волостей Серпуховско-Боровского удела часто менялся. Василий Ярославич постоянно был на стороне великого князя и оказывал ему большие услуги. Великий князь поэтому вспомнил, что серпуховско-боровскому князю не додана его дедина: Углич, Городец, Козельск, Гоголь, Алексин, купля Пересветова и Лисин, а потому в компенсацию за них дал ему Дмитров и из отобранных у Шемяки волостей — Суходол с Красным селом. После изгнания Ивана Можайского Василий Ярославич отдал Дмитров обратно великому князю, а вместо него получил Звенигород с волостями, бывшими за Василием Косым, кроме Плесни и села Ершовского, Бежецкий Верх с селами тех бояр и детей боярских, которые ушли в Литву с Иваном Можайским, кроме уже проданных московским боярам сел Толстикова и Башарова и вотчинных деревень детей Сопрычиных. Но скоро Василий Ярославич вынужден был отдать назад и Звенигород, и Бежецкий Верх[829]. Кстати, заметим, что Василий Ярославич получил в 1437 г. от своей бабки Елены Ольгердовны по ее завещанию 11 волостей и сел[830].
Но обратимся к обзору жизни и деятельности Василия Ярославича.
Летописные известия о нем начинаются с 1445 г., но в официальных документах он появляется раньше. Так, первый договор его с великим князем относят ко времени «около» 1433 г.; этот договор ничем особенным не отличается от других договоров, в которых трактуется о дружбе и согласии между договаривающимися, об управлении каждому своим уделом, о том, когда младшему брату садиться на коня в случае войны и т. и.[831]
Верный этому договору, Василий Ярославич всю жизнь не изменял великому князю и делил с ним ратные труды.
С 1445 г. начинаются враждебные действия против Казимира, враги которого ищут убежища в Москве: зимой Василий Васильевич послал двух служилых татарских царевичей на Брянск и Вязьму; татары и московские люди, благодаря внезапности нападения, произвели страшные грабежи и кровопролитие; в отместку литовцы опустошили окрестности Калуги, Козельска, Можайска и Вереи; против них вышли воеводы князей Можайских, Ивана и Михаила Андреевичей, со своими людьми, и боярские дети Василия Ярославича, но у Суходрова они потерпели поражение, хотя и литовцев много положили на месте. Между тем сам Василий Ярославич в это время был в походе с великим князем к Мурому, куда шел, взяв старый Нижний Новгород, казанский царь Улу-Махмет. Впрочем, получив весть о приближении московских войск, Махмет бежал к Нижнему, а великий князь возвратился в Москву. Махмет, однако, не успокоился: он отпустил против великого князя своих детей Мамутека и Ягуба. Василий Васильевич выступил к Суздалю. И в этом походе вместе с князьями Можайскими участвовал Василий Ярославич. Бой под Евфимьевым монастырем, происходивший 7 июля, окончился несчастливо для русских князей: великий князь и Михаил Можайский были взяты в плен, а Василий Ярославич хотя и был ранен, но успел бежать с небольшим числом ратников[832].
В 1446 г. Шемяка занял Москву и великокняжеский стол, приказав схватить великого князя в Троицком монастыре. Верный договору с великим князем, Василий Ярославич не хотел служить Шемяке и вместе с князем Семеном Ивановичем Оболенским ушел в Литву. Впрочем, у Василия Ярославича могла быть давняя неприязнь к галицкому князю еще за то время, когда был жив отец Шемяки. По крайней мере, в договоре Юрия Димитриевича (1433 г.) с великим князем читаем: «А что князь Василий Ярославич имал мою [Юриеву] вотчину, или люди его грабили мою вотчину, а на то суд и неправа». Как бы то ни было, но Василий Ярославич ушел в Литву; король дал ему Брянск, Гомей (Гомель), Стародуб, Мстиславль и другие места. Брянск Василий отдал Оболенскому и Федору Басенку, также не хотевшим служить Шемяке, а сам сел в Мстиславле, куда вскоре прибыли князья Ряполовские, князь Иван Стрига и многие боярские дети. Здесь шли совещания о способах освобождения великого князя[833]. Еще не зная, что великий князь уже на свободе (1447 г.), временные беглецы положили идти на его освобождение и сборным пунктом назначили Пацин. Вскоре, впрочем, еще в Мстиславле, они получили известие об освобождении великого князя. В Пацине, куда князья собрались с боярами и людьми, получено было новое известие — о движении великого князя к Твери. Это было уже зимой 1447 г. Князья двинулись к Ельне, где соединились с отрядом татар, шедших также на освобождение великого князя, с которым они и соединились потом под Угличем и взяли этот город[834]. Шемяка и бывший на его стороне князь Иван Можайский, потеряв Москву и видя, что борьба им не под силу, пожелали примириться с великим князем и обратились к посредничеству Михаила Андреевича Верейского и Василия Ярославича в 1448 г. (О договорной записи говорилось в биографии Шемяки.) Великий князь в благодарность за труды Василия Ярославича договорной грамотой утвердил за ним Боровск, Серпухов, Лужу, Хотунь, Радонеж, Перемышль и дал ему в удел Дмитров[835].
Года три спустя (в 1452 г.) Шемяка опять поднялся на великого князя и пошел к Устюгу. После Рождества Василий Васильевич сам выступил против него; из Ярославля он послал сына Ивана на Кокшенгу, а перед тем отправил к Устюгу со своими боярами Василия Ярославича[836].
После этого похода до 1456 г. мы не встречаем в летописях известий о Василии Ярославиче; в упомянутом же году, в июле, Василий Ярославич был схвачен в Москве по приказу великого князя и заточен в Углич, а жена его (вторая) успела бежать с пасынком Иваном в Литву[837]. Летописи не объясняют вины Василия Ярославича, и только Степенная книга неопределенно говорит: «за некую крамолу». Возможно, как объясняют некоторые, Василий Васильевич, когда ему уже не угрожали опасности от претендентов на великокняжеский стол, начал тяготиться тем, что чувствовал себя обязанным своему шурину, не отступавшему от него во время постигавших его невзгод, и хотел отделаться от этой нравственной тяготы, а может быть, и просто по наветам, как можно сделать вывод из договора, заключенного в Литве сыном Василия Ярославича Иваном с князем Можайским Иваном Андреевичем (см. ниже курсив).
Зимой 1462 г. боярские дети Василия Ярославича сговорились высвободить своего князя из неволи: они целовали друг к другу крест на том, чтобы внезапно напасть на Углич, освободить Василия Ярославича и бежать с ним. Замысел открылся, и заговорщики были преданы жестоким казням: привязав к конским хвостам, их волочили по льду, били кнутом, рубили им руки и ноги, резали носы, отсекали головы. После этого Василий Ярославич был переведен в Вологду[838].
Между тем сын Василия Ярославича Иван встретился в Литве с таким же изгнанником, как и он, с князем Иваном Андреевичем Можайским. Одинаковое положение, одинаковое несчастье сблизило их, и они, сговорившись действовать заодно, мечтали о возвращении потерянного. По договорной грамоте они обязывались действовать заодно и не мириться с великим князем, если кто-нибудь из них не будет удовлетворен в своих требованиях и желаниях: если великий князь возвратит князю Можайскому его отчину, но не освободит из заточения Василия Ярославича, князь Можайский не должен мириться с великим князем, и, наоборот, при подобных же обстоятельствах князь Серпуховский также не мирится с великим князем. А великий князь, наоборот, заключая договоры, например, с Новгородом и князем Тверским, ставит условие, чтобы они не принимали к себе его недругов Ивана Можайского, Ивана Шемякина, Ивана, сына Василия Ярославича и их детей. Головы несчастных изгнанников распалились до того, что они договаривались даже о великом княжении: «если великий князь не смилуется, ни тебе [Ивану Можайскому] отчины не отдаст, ни отца моего [Ивана Васильевича] не выпустит, и, даст Бог, князя великого побьем или сгоним, и ты [Иван Можайский] достанешь великое княжение и отца моего освободишь, то тебе принять отца моего в любовь и докончанье, и в его отчину тебе не вступаться; а меня тебе принять в братья младшие и дать мне отчину особую, Дмитров и Суздаль; а если кто станет тебе на меня наговаривать, то тебе меня вдруг не захватывать, но обослать сперва своими боярами и спросить по крестному целованью, мне сказать тебе всю правду, а тебе мне верить»[839].
Мечты изгнанников, конечно, не сбылись: Иван Васильевич умер на чужбине. Некоторые родословные дают ему сына Федора, а по Метрике литовской видно, что вообще у него было потомство. Так, известны: князь Юрий Боровский, бывший коршевским тиуном, князь Николай Боровский, подстолий жмудский, бывший в ливонском и московском походах при Сигизмунде III[840].
Но вернемся к Василию Ярославичу. Он умер в заточении, «в железех», как говорит летопись, уже при сыне Темного Иване III, в 1483 г.[841]
Василий Ярославич был женат дважды, но о женах его мы ничего не знаем, не знаем даже их имен. От первого брака он имел сына Ивана, бежавшего с мачехой в Литву; что касается второго брака, то родословные насчитывают от него троих сыновей: Ивана, Андрея и Василия — и говорят, что «в изымании их не стало», т. е. в неопределенный период от 1456 г., когда был схвачен и отослан в заточение отец[842].
Юрий Васильевич МладшийРод. в 1441 г. — ум. в 1472 г
После заточения Василия Ярославича великий князь Василий Темный оставил Серпуховско-Боровский удел за собой. В 1462 г. своим завещанием он назначил Серпухов своему второму сыну Юрию, а Боровск — будущему великому князю, от которого он уже не отходил. По смерти же Юрия присоединен был великим князем и Серпухов, как и весь остальной его удел, к великому княжению, от которого потом уже не отделялся[843]. В данном случае мы не принимаем в расчет того, что Иван Грозный выменял у Владимира Андреевича Старицкого Верею, Алексин и Старицу на Дмитров, Боровск и Звенигород, так как удельные князья после Ивана III уже не пользовались правами владетельных.