Вологда, теперь губернский город, раскинута по обоим берегам р. Вологды в болотистой местности. В самом городе в Вологду впадают две небольшие речки Содемка и Золотуха; далее в нее впадают Шограм и Кайсаров ручей — последний несколько выше нынешнего города.
Время основания Вологды неизвестно. В летописях и официальных документах она начинает упоминаться с XIII в. Но в одном памятнике древнецерковной письменности она упоминается еще в конце первой половины XII в.: из жития (рукописного) преподобного Герасима Вологодского видно, что этот святой муж, киевский уроженец, в 1147 г. пришел из Киева «на Вологду» и здесь, на Кайсарове ручье, основал Троицкий монастырь (ныне приходская церковь), в котором под спудом покоятся и мощи его. Как говорит житие преподобного, уже в то время на этом месте находились «в великом лесу средний посад Воскресения Христова, Ленивая (у некоторых — Липовая) Площадка и Малый Торжок», которые и теперь известны под теми же названиями и находятся в конце верхнего предместья Вологды. На Ленивой Площадке и сейчас есть церковь Воскресения Христова, но уже не деревянная, как было в старину, а каменная. В деревянной церкви в старину погребали вологодских епископов[999]. Но едва ли в то отдаленное время Вологда была значительным селением, а тем более городом; существует даже мнение, что известие о только что названных местах, которые нашел в Вологде преподобный Герасим, внесено в сказание позднейшим летописцем только для определенного указания современникам места, куда именно прибыл преподобный[1000]. С этим мнением нельзя не согласиться, если принять во внимание, что благочестивые люди старого времени искали не торжищ, а уединения и что только тогда являлись торжища и поселения на местах богоугодных подвижников, когда слава о них распространялась в народе. Так, вероятно, было и с Вологдой. Татищев приписывает построение Вологды новгородцам, и притом уже после Батыева нашествия. Действительно, только с конца XIII в. Вологда начинает упоминаться в официальных документах[1001], а до того времени, как некоторые полагают, в этой стороне более видным пунктом был Кубенский городок на берегу Кубенского озера. Так думает Татищев, так же думают и новейшие собиратели вологодской старины[1002].
Что касается происхождения названия Вологда, некоторые производят его от каких-то велыжан, будто бы живших некогда по рекам Вологде и Леже (из собственных имен которых и составилось слово «велыжане»); другие — от баснословных болотов, которых готов признать даже такой ученый, как Шафарик. Но более правдоподобно мнение нашего ученого Н. И. Надеждина[1003], который думает, что это название селения, а потом города, взято от р. Вологды, а название реки естественнее производить от слова «волок», которое у тамошних жителей употребляется для обозначения больших лесов, вовсе не имеющих селений. Таким образом произошло название Вологда. Но нам кажется совершенно произвольным предположение названного ученого, что река могла получить название и Волок-Ва, т. е. «Лесная вода», так как трудно представить смешение или совмещение в одном слове двух разноязычных слов, русского и финского.
Весь Вологодский край вместе с нынешними Архангельской, Вятской и Пермской губерниями входил в состав баснословной Биармии и был известен народам Европы как по своему богатству, так и потому, что служил обычным путем торговых контактов древней Европы с Азией. Главнейшими торговыми пунктами здесь были два города — Холмогоры и Чердынь. Если верить римским писателям, в Холмогорах был главный склад товаров, привозимых индийцами, персиянами, армянами, бухарами и булгарами. Азиатские товары шли с юга по Волге до Булгарской столицы, где перегружались на мелкие суда, потом направлялись по Каме и Колве до Чердыни, а оттуда то волоком, то водой (по Вычегде) в Двину и по ней — в Холмогоры. Был и еще путь по рекам Вычегде и Колве в Печору[1004].
Естественно, что предприимчивые новгородские славяне рано обратили внимание на этот край и начали пробивать туда путь. С другой стороны, обладатели Ростовский области также не могли оставить этот край без внимания, так что земли вокруг Вологды были в разных руках — новгородцев и князей Ростовских, а потом и Белозерских. Границу между ними можно провести приблизительно от северо-запада к северо-востоку в том же направлении, в каком течет Сухона, но несколько выше ее левого берега по истокам рек, образующим Вагу, впадающую с левой стороны в Двину. Эти земли постепенно были забраны новгородцами. По некоторым известиям, новгородцы еще в XII в. завели сношения с чудью, тогда уже просвещенною светом Христова учения, и начали торговать в Заволочье по берегам Сухоны, Юга и Двины[1005].
Весь этот край к северу от Вологды носил название Заволочья, а народ, обитавший там, известен был под именем заволоцкой чуди и перми, от которой осталось до нашего времени только немногочисленное племя зырян в Вологодской губернии. Мы сказали, что, по некоторым известиям, новгородцы начали торговать в Заволочье в XII в.; вообще же, знакомство новгородских славян с Заволочьем относят ко временам князей, ближайших к Рюрику, но едва ли вероятно, что тогда же они утвердились в Заволочье. По крайней мере, до второй половины XI в. летописи ничего не говорят о походах славян в этот край. Но судьба старшего сына Святослава II Ярославича, великого князя Киевского, Глеба Святославича, убитого в 1078 г. чудью в Заволочье, указывает на то, что славяне решительно проникли в этот край и вели упорную борьбу с туземцами, на что указывают и местные предания о «чудских могилах». К числу древнейших новгородских поселений в этом крае относится Вель, ныне Вельск, при впадении Вели в Вагу, о котором, как о селении, говорится в уставе церковной дани для новгородского владыки, написанном в 1137 г. новгородским князем Николой-Святославом[1006]. Весь край несколько севернее левого берега Сухоны в церковном отношении, как и гражданском, зависел от Новгорода, а ближайшая к левому берегу Сухоны и далее к югу полоса земли — от владыки Ростовского. Некоторые[1007] утверждают, что Вологда с Устюгом принадлежали Белозерскому княжеству и в церковном отношении зависели, следовательно, от ростовского владыки. Что касается Вологды, весьма сомнительно, чтобы она принадлежала белозерским князьям, как сейчас увидим из краткого обзора ее истории. Отдельные селения и места на Вологде могли принадлежать и принадлежали белозерским князьям; многие селения «на Вологде» принадлежали московским князьям; но сам город был до великого князя Василия Васильевича в неопределенном положении и переходил из рук в руки: от новгородцев к великим князьям и обратно. Что же касается Устюга, есть известия о принадлежности его Ростову[1008].
В договорной грамоте новгородцев с великим князем Тверским Ярославом Ярославичем, относящейся к 1265 г.[1009], Вологда упоминается в числе новгородских волостей; к числу последних она относится до великого князя Александра Михайловича. В договорной грамоте последнего с Новгородом, относящейся к 1327 г., она опять упомянута в числе новгородских волостей[1010]. В 1272 г. тверской князь Святослав Ярославич вместе с татарами ходил на Новгородскую землю и разорил Волок, Бежичи и Вологду, конечно, как новгородские волости[1011]. Возможно, есть доля правды в предположении[1012], что Вологда не крепка была Новгороду и считалась его временным владением. Как на доказательство в пользу этого предположения указывают на то, что в договорных грамотах Новгорода с великими князьями, исключая первый договор с Ярославом, Вологда вопреки географическому порядку стоит в самом конце, последней в перечне новгородских волостей: «А се, княже, волости новгородь-скыи: Волок с всеми волостьми, Бежиче, Городець, Палиць [или „городець Палиць“?], Мелече, Шипино, Егна, Заволочье, Тре [Терский берег], Перемь, Печера, Югра, Вологда»[1013]. Она перестает упоминаться в числе новгородских волостей с 1471 г.: в относящейся к этому году договорной грамоте Новгорода с Иваном III ее уже нет[1014]. Но когда именно она перестала считаться новгородской волостью, прямых указаний нигде не находим. Великий князь Василий Димитриевич в своей духовной грамоте (1424 г.) отказал супруге Софье Витовтовне «на Вологде Уфтюжку да Брюховскую слободку, да свой прикуп на Вологде и на Тошне…»[1015]. Но только на Вологде — самой же Вологдой великий князь не мог располагать, так как она принадлежала тогда Новгороду. Еще раньше 1424 г., в 1390 г., бояре Василия Димитриевича, Глеб и Семен Ждановы и Михаил Лутко, при помощи устюжан и вятичей разорили Вологду[1016]. Надо думать, что в конце княжения Димитрия Донского (умер в 1389 г.) Вологда если не принадлежала Москве, то была под ее сильным влиянием; по кончине же его новгородцы, вероятно пользуясь случаем, опять захватили ее. Поэтому-то, может быть, на следующий же год по смерти Димитрия Донского москвичи разоряют Вологду; а в 1398, 1401 и 1408 гг. Вологда терпит разорение уже от новгородцев. Очевидно, город переходил из рук в руки. Но при великом князе Василии Васильевиче Вологда уже принадлежала Москве. Василий Косой, когда младшие братья не признали его как великого князя, когда он вынужден был бежать из Москвы, потом потерпел поражение на р. Которосли, все-таки потом идет к Вологде на заставу (гарнизон) великого князя. Это было в 1435 г.[1017] Итак, Вологда принадлежала Василию, который держал в ней гарнизон. Спустя 11 лет после того, как Шемяка занял Москву и ослепил великого князя, Вологда дана была последнему в удел. Но вскоре Василий Васильевич возвратил себе Москву, и Вологда опять стала обыкновенным городом или волостью, входящей в состав Великого княжества Московского. В 1448 г. Шемяка отмстил Вологде за Василия, внезапно напав на нее и истребив множество жителей. По духовной грамоте Василия Васильевича[1018] Вологда вместе с Кубеной и Заозерьем досталась самому младшему из его сыновей, Андрею Васильевичу-меныиому. Последний, умерший холостым (умер в 1481 г.), завещанием[1019] отказал почти весь свой удел старшему брату, великому князю Ивану Васильевичу. С тех пор Вологда навсегда вошла в состав великого княжества. Следовательно, 1481 г. нужно считать годом прекращения самостоятельного или отдельного существования Вологды.
Самостоятельное или отдельное существование Вологды, как еще г. Надеждин[1020] заметил в свое время, представляет замечательную странность: она никогда не считалась и не называлась княжеством; названия «князь Вологодский» мы не встречаем ни в летописях, ни в официальных документах. Ввиду этого Надеждин пришел к предположению, «что город Вологда, вероятно, вследствие новгородского происхождения, до утверждения единодержавия и самодержавия Иоанном III, имел некоторый род муниципальной самобытности, независимой тем более от удельных князьков, которые владычествовали только в его уезде, „на Вологде“, а не „в Вологде“». Заметим, что в уезде любой князь мог делать приобретения посредством покупки, но сама Вологда, как мы видели, постоянно была в переходном состоянии, в неопределенном положении относительно ее владельцев: сейчас владеют новгородцы, а завтра, может быть, будет владеть Москва, и наоборот. Очень может быть, что такое колеблющееся, шаткое положение города заставляло временных владельцев давать ему некоторые льготы, но от этого преимущества Вологды пред другими городами, если оно и было на самом деле, далеко до муниципальной самобытности. Стань Вологда без всякого опасения за неопределенность своего положения в будущем крепкой Москве хотя бы ко времени княжения Донского, несомненно, из нее образовалось бы удельное княжество. Но она получила отдельного князя как раз в то переходное время, когда в уме великие князья уже решили не только не образовывать новых уделов, но уничтожать и присоединять к великому княжеству и старые.
В первый раз Вологда названа отчиной московского князя в духовной грамоте Ивана III, но, конечно, не в смысле наследственнего достояния, а в смысле собственности. Обращает на себя внимание то, что еще до смерти Андрея Васильевича Вологдой до некоторой степени самолично распоряжался Иван III; так, он избрал ее местом заточения своих врагов: в 1460 г. по его указу сюда был сослан Айдар, второй сын первого крымского хана Ази-Гирея, а в 1487 г. — пленный царь казанский с двумя женами и матерью[1021] и т. д. Иван Васильевич и лично посещал Вологду, как в 1463 г.; он имел здесь свою казну, которую, как и город, по завещанию отдал своему преемнику.
Если не считать кратковременного пребывания в Вологде Василия Васильевича Темного, которому Шемяка, заняв великокняжеский стол, дал этот город в удел, единственным князем, владевшим Вологдой на правах князя владетельного, был самый младший из сыновей Темного, Андрей Васильевич-меньшой, к изложению биографии которого теперь и приступим.
Андрей ВасильевичРод. в 1452 г. — ум. в 1481 г
Андрей Васильевич-меньшой (так он называется для отличия от старшего брата с тем же именем, князя Углицкого), самый младший из семи сыновей Василия Васильевича Темного, родился 8 августа 1452 г.[1022]
По завещанию отца[1023] Андрей Васильевич-меньшой получил в Москве год, принадлежавший Петру Димитриевичу, князю Дмитровскому, и три села близ Москвы; далее: Вологду с Кубеной и Заозерьем «и что к Вологде и к Кубене и к Заозерью потягло, и с пошлинами»; наконец, мелкие участки в том же Заозерско-Кубенском краю.
С 1467 г. начинаются частые походы московских войск к Казани и на Черемисскую землю. Первый поход в 1467 г., предпринятый по почину царевича Касима, был неудачен; второй, в декабре 1468 г., был удачнее. Но великий князь Иван Васильевич хотел более блестящих успехов: зимой 1468 г., за три недели до Великого поста, он сам выступил в поход и пошел к Владимиру. На время похода он оставил в Москве двух братьев, двух Андреев[1024]. Впрочем, по случаю прибытия литовского посла Иван Васильевич задержался, и в Вятский край (Вятку тогда подчинили себе казанцы) ходили с войсками одни воеводы. Весной, на второй неделе по Пасхе, великий князь собрал многочисленное войско, которое должно было отправиться в Казанский край по Волге и Оке. В этом походе участвовали и войска Андрея-меньшого под предводительством Семена Пешкова-Сабура; они пошли на Устюг, а оттуда, соединившись с устюжанами, в судах поплыли к Вятке[1025].
Во время первого похода на Новгород в 1471 г. Иван Васильевич оставил Андрея-меньшого со своим сыном Иваном в Москве. Но Андрею, как видно, не совсем приятно было сидеть в столице, в то время как другие князья могли сильно обогатиться от войны, поэтому-то, кажется, он и послал своих людей с Семеном Федоровичем Сабуром на Кокшенгу, и люди его многие погосты и села повоевали и, забрав большой полон, возвратились восвояси[1026]. Между тем 31 августа 1472 г. Иван Васильевич подъезжал к Москве как победитель, «победив супостаты своя, казнив противящихся ему и не хотящих повинитися ему привед в свою волю всю». На последнем ночлеге к Москве его встретили сын Иван, брат Андрей-меньшой, бояре, дети боярские, купцы и лучшие люди[1027].
Казимир, на содействие которого новгородская партия, противная Москве, рассчитывала, не смог подать помощи новгородцам. Он поднимал на Москву татар, но и те поднялись уже тогда, когда великий князь совсем окончил поход на Новгород. Великий князь выслал к берегам Оки боярина Федора Давидовича с коломенской ратью, потом Даниила Холмского, князя Оболенского-Стригу и своих братьев, в том числе и Андрея-меньшого[1028]. Хотя зависимость от Орды была уже только, так сказать, номинальная, и великие князья давно уже начали действовать, не соотносясь с волей хана, тем не менее имя татар, особенно при их внезапных набегах, приводило многих в смущение и даже ужас. Когда в Москву пришла весть о приближении Ахмата к русской границе, мать великого князя поспешила выехать из Москвы в Ростов. Здесь она занемогла, и по уходе Ахмата дети, за исключением больного Юрия, поехали ее навестить (осенью 1473 г.). Юрий Васильевич скончался, и братья выехали из Ростова в Москву на его похороны. Это было в сентябре, а в начале ноября в Москву прибыла невеста великого князя София Фоминична Палеолог. На свадьбе великого князя присутствовало множество князей и бояр, присутствовали, само собой разумеется, и его братья, в том числе и Андрей-меньшой. Через полгода после свадьбы (23 апреля) великий князь приглашал Андрея в Москву на погребение митрополита Филиппа[1029].
Смерть Юрия Васильевича Дмитровского послужила причиной раздора между братьями, жившими до той поры в согласии. Юрий Васильевич не был женат, а потому нужно было ожидать, что свой удел он распределит между братьями. Но в своем завещании он назначил младшим братьям и сестре Анне, княгине Рязанской, только по нескольку селений и кое-что из движимого имущества; относительно же своих городов — Дмитрова, Можайска и Серпухова — он не сделал в завещании никаких распоряжений. Естественно было великому князю прибрать эти города к своим рукам, как он и сделал[1030], заставив братьев, Андрея Углицкого и Бориса Волоцкого, особыми договорами признать выморочный удел Юрия собственностью его, великого князя[1031], его сына-соправителя и всех детей, которых Бог ему даст. Братья, не исключая и Андрея-меньшого, разгневались на великого князя, но при посредстве матери примирились, будучи так или иначе удовлетворены наделами. Андрей-меныиой получил Тарусу и Городец близ Серпухова[1032]. Это было уже летом 1474 г.
К 1478 г. отношения между Новгородом и Москвой ухудшились. 30 сентября великий князь, посоветовавшись с митрополитом, матерью, братьями, князьями и боярами, послал в Новгород складную грамоту, а 9 октября выступил в поход; вместе с ним, в числе других, пошел и Андрей-меныиой. С Волока (Волоколамск) великий князь пошел на Микулин, направляясь к Торжку; туда же чрез Старицу направлялся и Андрей. В Торжке великий князь распорядился относительно полков, какими путями они должны идти к Новгороду. Сам великий князь пошел из Торжка на Волочок, а оттуда пошел между Яжолбицкой дорогой и Метой; Андрей-меныиой с великокняжеским воеводой Василием Сабуровым, с ростовцами, ярославцами, угличанами и бежичанами, с воеводой великой княгини-матери, Семеном Федоровичем Пешком, шел на левой руке великого князя, направляясь на г. Демон. На Полинах великий князь урядил полки, где которому быть; Андрею-меныиому указано было встать в передовом полку, а с ним быть воеводам князю Даниилу Холмскому с костромичами, Федору Давидовичу с коломенцами и князю Ивану Васильевичу Стриге с владимирцами. Видя неминуемую беду, новгородцы начали настоятельно добиваться мира. Послы их, по обычаю представившись великому князю, ходили потом по наиболее близким к нему людям, прежде всего к его братьям. Так, новгородский владыка с прочими членами посольства 24 ноября был у Андрея-меныиого с поминками и бил ему челом, «чтобы печаловал великому князю» за Новгород. Несмотря на печалования, Иван Васильевич готовился к осаде Новгорода и распоряжался расположением полков вокруг города. Андрею Васильевичу-меныиому вместе с воеводами князем Семеном Ряполовским, князем Александром и Борисом Оболенскими, Василием и Семеном Сабуровыми и др. указано было идти к Юрьеву и Аркадиеву монастырям. Через дня два полки начали стягиваться к городу. 27 ноября великий князь перешел по льду Ильмень и подступил к самому Новгороду; с ним был и Андрей-меныиой; Иван Васильевич остановился у Троицы на Паозерье, а Андрею приказал встать в Благовещенском монастыре. Когда переговоры с послами привели к благоприятным для великого князя результатам, он решил вступить в Новгород: 29 января вместе с братьями и другими князьями он слушал у Святой Софии литургию, после которой обедал вместе с братьями, владыкой и представителями Новгорода у себя на Паозерье. В последующие дни до 8 февраля великий князь почти ежедневно отдавал приказания о задержке тех или других главных виновников новгородский смуты. 8 февраля он опять слушал обедню у Святой Софии, а обедал у себя на Паозерье. На этом обеде были Андрей-меныиой, владыка, бояре и многие горожане[1033].
Вскоре после новгородского похода старшие братья Андрея-меньшого, Андрей-большой Углицкий и Борис Волоцкий, поссорились с великим князем из-за смены великолуцкого наместника князя Ивана Оболенского-Лыка и насильственного взятия его посланцами великого князя в удел Бориса, к которому он отошел[1034]. Андрей-меныиой не участвовал в этой распре. Тем временем до Москвы дошло грозное известие о нашествии Ахмата. При обозрении княжения Ивана III мы подробно описали этот эпизод, а потому не будем здесь его повторять, укажем только на долю участия в нем Андрея-меныиого. Он со своим племянником Иваном Ивановичем Младым вышел раньше других к Оке; ему приказано было встать в своей отчине Тарусе. Все места по Оке, где можно было Ахмату переправиться на левый берег, заняты были русскими войсками, а потому хан решил перебраться на Московскую землю со стороны Литвы чрез р. Угру, почему великий князь приказал идти туда сыну Ивану и брату Андрею-меныиому и встать у Калуги. В ноябре (1480 г.) хан, ничего не сделав, поспешно пошел от Угры обратно, и только его сын Амуртоза на обратном пути хотел захватить или пограбить часть окрайны за Окой, но великий князь выслал против него Андрея-большого, помирившегося перед тем со старшим братом, и Андрея-меныиого. Амуртоза, услышав об этом, поспешно бежал[1035]. Великий князь и его братья возвратились в Москву.
В начале июля 1481 г. Андрей Васильевич скончался; он погребен в Архангельском соборе[1036].
Как и его старший брат Юрий, Андрей не был женат, а потому почти весь удел отказал старшему брату, великому князю Ивану[1037].