Их было два десятка, свирепого вида дикари, облаченные в чужеземные меховые и кожаные одеяния, головы их защищали рогатые шлемы. Они были крупными и сильными, их руки и лица покрывали татуировки и боевая раскраска, у многих были светлые бороды. Налетчики ехали верхом на небольших крепких конях, покрытых лохматой шерстью и не защищенных броней, но явно более выносливых, чем боевые кони бретонских рыцарей. С седел свисали отрубленные головы и руки, бока коней украшали выжженные и нанесенные краской жуткие символы.
Клод прижался к земле, выпучив глаза от страха и глядя на налетчиков из-за толстых корней дерева. До рассвета оставался еще час или два, и если бы ему не захотелось справить нужду, он бы наверняка сейчас крепко спал, не подозревая об опасности.
Налетчики остановились среди деревьев, глядя на лагерь. Клод не знал, увидели ли они его, но не смел и шевельнуться, боясь привлечь к себе внимание.
В любом случае внимание всадников, казалось было обращено только к ведьме, которая встала, чтобы встретить их.
Один из всадников, невысокий и жилистый человек с гривой лохматых черных волос и в толстой меховой накидке на плечах, спрыгнул с коня и подошел к ведьме, заговорив с ней на том же самом языке, на котором она говорила прошлой ночью. Она ответила ему на том же языке, и он что-то спросил, указав на спящих пилигримов.
Услышав голоса, один из пилигримов проснулся и зевнул. Зевок превратился в испуганный визг, когда он увидел всадников.
Ведьма пожала плечами, и черноволосый налетчик улыбнулся, шагнув к пилигримам.
Клод еще сильнее вжался в землю между корнями дерева, увидев, как дикарь снял с пояса топор и держит его так, чтобы пилигримы не заметили его раньше времени. Другие пилигримы тоже просыпались и изумленно смотрели на свирепых всадников, явно потрясенные увиденным. Один закричал, призывал святого Реола спасти их, но паладин Владычицы так и не появился. Другой взмахнул туфлей, которую когда-то надевал рыцарь Грааля, вероятно, думая, что эти всадники всего лишь призраки и сила святой реликвии изгонит их. Но и это не помогло.
Черноволосый налетчик всадил топор в шею пилигрима с туфлей, тот упал, вцепившись в рану, из которой фонтаном хлынула кровь. Двое пилигримов бросились бежать, но тут их атаковали всадники. Брошенный топор, вращаясь в воздухе, вонзился в спину одному из беглецов, другому попал в шею дротик, который всадник метнул, привстав в седле.
Второй из беглецов была женщина, она упала не более чем в десяти ярдах от того места, где прятался Клод, и на мгновение он посмотрел прямо в ее глаза. Наконечник двухфутового дротика торчал из ее горла, вокруг раны пузырилась кровь. Умирая, женщина потянулась одной рукой к Клоду, который в ужасе отпрянул.
Всадник подскакал к ней и вырвал дротик из тела. Клод был почти уверен, что теперь налетчики его заметили. Он закрыл глаза, ожидая смертельного удара, но, так и не дождавшись, осторожно открыл один глаз. Всадник отвернулся и смотрел в другую сторону. Клод увидел, как последний из его товарищей-пилигримов падает замертво, когда топор черноволосого жилистого дикаря разрубил ему череп.
Один из всадников подъехал ближе, и его низкорослый конь опустил голову к окровавленному трупу. Пони вцепился зубами в руку пилигрима, оторвал кусок мяса и жадно проглотил. Увидев, как другие кони налетчиков подходят к трупам и гложут их, Клод ощутил тошноту.
Жилистый дикарь с топором внезапно обернулся и посмотрел в сторону Клода, прищурив глаза. Он едва ли видел пилигрима во мраке, но, возможно, почувствовал его там. С его топора стекала кровь и комки мозга, дикарь сделал шаг в сторону Клода.
Ведьма что-то сказала, остановив его, и он резко ответил ей. Бросив напоследок презрительный взгляд в сторону Клода, дикарь, казалось, неохотно отошел. Ведьме подвели коня, и хотя пони в ужасе заржав, шарахнулся от нее, резкая команда жилистого дикаря заставила его застыть на месте. Ведьма забралась в седло, и конь от страха прижал уши и выпучил глаза.
Не оглядываясь, ведьма уехала в компании всадников, оставив окровавленные трупы пилигримов.
Клод лежал неподвижно, слушая, как топот копыт затихает вдалеке. Он лежал еще долго после того, как лошади ускакали. Лишь когда первые слабые лучи зимнего рассвета превратили ночь в день, он осмелился встать.
Трясясь от холода и страха, он подковылял к трупам и начал рыться в карманах и сумках своих мертвых товарищей. Он забрал последнюю оставшуюся у них еду и медяки, и, подумав немного, прихватил и все «священные реликвии».
Хотя эти реликвии не спасли пилигримов от топоров налетчиков, Клод рассудил, что ничего не потеряет, если захватит их с собой, а уж если в каком-нибудь из «артефактов» и осталась толика священной силы Реола, тогда, если Клод сам будет нести их все, их магическая защита станет сильнее.
Полчаса спустя Клод вышел на опушку леса, его карманы были набиты «артефактами». На голову он нацепил разбитый и искореженный рыцарский шлем, который Реол выбросил лет десять назад. Кираса на его груди была разорвана почти пополам в битве с грозным василиском Йораваля. Клод оставил свою шипастую дубину и теперь нес на поясе меч, которым когда-то владел Реол, клинок его был сломан на два фута в бою с речным троллем на Мосту Слез. Уродливое горбатое тело Клода было завернуто в лохмотья личного знамени Реола. Сейчас горбун почувствовал себя лучше, и даже воодушевился. Он снова выжил вопреки всему, и хоть и натерпелся страху, сейчас его положение было явно лучше, чем всего лишь час назад.
На его корявом лице расплылась самодовольная улыбка, и он вышел в поля, раскинувшиеся за лесом.
Вдалеке он увидел крестьянскую повозку, нагруженную овощами, медленно ползущую по грязной дороге.
Пошел снег, но даже это не уменьшило радостное настроение Клода. Перейдя на неуклюжую косолапую рысь, он побежал за повозкой.
ГЛАВА 7
Бретонская армия собирала силы, продвигаясь на север. Каждый день к войску присоединялись еще сотни рыцарей с сопровождавшими их слугами, откликнувшиеся на призыв герцога Леонуа. Пришла весть, что герцог Адалард уже вступил в бой с авангардом норсканцев на полях северных земель Леонуа, и заставил их остановиться, но пока войско герцога сражалось, куда большие силы норсканцев повернули к северо-западу, вторгнувшись в незащищенные гористые земли герцогства.
Из сообщений йоменов-разведчиков стало ясно, что норсканцы внезапно высадились на побережье примерно в трех днях пути к северу от замка герцога Леонуа, и быстро стали продвигаться вглубь страны, сжигая все на своем пути. Говорили, что их силы исчисляются десятками тысяч воинов.
Калару было мучительно больно оставлять барона Монкадаса. Доблестный старый рыцарь получил лучшее лечение, насколько возможно, и лекари были уверены, что барон излечится от раны в груди, если, конечно, инфекция не вызовет осложнение. Однако спасти глаз Монкадаса было невозможно. Вонзившийся осколок древка копья погубил глаз безвозвратно. Левого глаза барон лишился еще полгода назад, в сражении против зверолюдов, и теперь полностью ослеп, и был обречен провести остаток жизни во тьме. Хуже того, он не мог теперь сражаться за своего герцога и короля, ибо что толку от слепого рыцаря в бою? Как он сможет выполнять свой долг, если не в состоянии защитить даже себя, не говоря уже о землях, доверенных ему сюзереном?
Монкадас старался держаться, но Калар видел, что за бодрыми словами барон с трудом сопротивлялся ужасному отчаянию. В сопровождении леди Жозефины и своей свиты Монкадас сейчас возвращался домой в Бастонь. Орландо, юный кузен Калара, хотел ехать на войну, и огорчился, когда ему было сказано, что он поедет домой с бароном и Жозефиной. Калар пригласил их посетить его замок Гарамон, когда он вернется из похода, и пожелал им счастливого пути, чувствуя глубокую печаль из-за случившегося с бароном.
Калар видел, как Монкадас десятками сражал орков и зверолюдов. Видел, как барон вышибал мозги чудовищам в два раза крупнее него, и продолжал сражаться, несмотря на раны, которые убили бы более слабого человека. И конец его славе положила такая глупая случайность - несчастный случай на турнире. Лекарь сказал, что барону еще повезло - если бы щепка вонзилась на полдюйма глубже, то пробила бы мозг. Калар подумал, что на месте барона предпочел бы такой исход.
Пришли вести, что еще одно бретонское войско идет им на помощь из Курони, отправленное по приказу короля. Говорили, что это войско уже переправилось через Санн и вошло в древние земли Л’Ангвиля. Оно должно было соединиться со значительной, хотя и медленно собиравшейся армией герцогства Л’Ангвиль, и дальше двигаться на юг, в надежде остановить продвижение норсканцев вглубь Бретонии.
Между герцогствами Леонуа и Л’Ангвиль отношения были неприязненными из-за пограничных споров и периодически возобновлявшейся старинной вражды. Говорили, что именно поэтому герцог Тобер из Л’Ангвиля не спешит на помощь соседу. Он, очевидно, уже собрал значительное войско, но держит его наготове, ожидая, не вторгнутся ли норсканцы в его земли. А до тех пор он, похоже, был вполне доволен тем, что они опустошают владения его соперника. Только когда армия из Курони вошла в его герцогство, ему пришлось хоть как-то изобразить готовность помочь Леонуа.
Цели норсканцев оставались неясными. Если бы это был просто набег, имевший целью лишь грабеж и убийства, они, несомненно, держались бы ближе к берегу, так как вдоль всего северо-западного побережья было много уязвимых поселений и небольших городков. Норсканцы могли бы высадиться восточнее, у самого Л’Ангвиля с его знаменитым маяком, построенным задолго до возникновения Бретонии, или направиться южнее, к богатым землям Бордело, Аквитани и Брионна.
Калар и его спутники покинули турнирные поля два с половиной дня назад, и теперь ехали по землям Леонуа. Земля здесь была плодородной, хотя ландшафт более открытый, чем в Бастони, и почти угнетающе ровный. Здесь также было заметно холоднее, чем на родине Калара, ведь с далекого побережья дули пронизывающие ветра.