— Получилось! Получилось! — раздался ликующий хохот. Стена исчезла, и перед путниками возник приплясывающий Чуча. Целый и невредимый Ждан, ругаясь и отряхиваясь, поднимался с пола. Чуча прикрыл ладонью глаза, щурясь от яркого пылания факела, и радостно приветствовал гостей: — О, чародей Белун! Князь! Филька, это и впрямь ты! Ждан, ты не ушибся? Пойдемте, пойдемте скорее ко мне, это здесь рядом.
Пока они шли, маленький подземельщик, путаясь в ногах то у Владигора, то у Белуна, не переставал тараторить. Восторг и гордость так и распирали его. Именно сегодня ему удалось раскрыть секрет старых мастеров, умевших возводить обманные стены и прочие мнимые сооружения. Подземельщики таким образом защищались от врагов, которые в погоне за сокровищами падали в пропасть, тонули в реке, вязли в болоте. Секрет этот считался утерянным, однако Чуча недавно вычитал его в старинной книге, а вот теперь и испытать удалось.
Вскоре они свернули в узкий коридор. Идти здесь можно было лишь друг за другом, иногда даже приходилось протискиваться боком между неровных стен, и плечистый Владигор с облегчением вздохнул, когда коридор наконец кончился и они оказались в просторном помещении, сплошь заставленном черными дубовыми сундуками. На одном из сундуков лежала сбившаяся овчина, — видимо, постель Чучи. На другом стояла нетронутая кружка со свернувшимся молоком и рядом с ней кусок хлеба с позеленевшей от плесени коркой. Ждан укоризненно покачал головой:
— Ты ел-то когда в последний раз?
Чуча виновато улыбнулся и пожал плечами. Он был действительно очень худ, заросшие щеки ввалились, штаны с дырой на волосатой коленке норовили сползти с бедер, и он потуже затянул веревку, служившую ему вместо пояса. Но желтоватые глаза подземельщика сияли радостным возбуждением.
— Ты вином запасись, оно не сворачивается, — посоветовал Филимон.
— Жажду познания не утолишь вином, — произнес Белун, с печальной улыбкой глядя на Чучу. — Увы, мне слишком хорошо знаком этот блеск в глазах. Ты болен, мой маленький друг, болен почти неизлечимой болезнью. А исцелишься ты, и то лишь отчасти, когда один из этих сундуков с благодарностью примет в себя плод твоего слуха, зрения и ума.
— Ах, мудрый чародей! — воскликнул Чуча с горячностью. — Сколько здесь всего! Мои предки были великими путешественниками и совершали походы к Борейскому морю и Южному океану. Они умели выращивать подземные сады, разводить рыб, приручать горных баранов, сращивать сломанные кости каменной смолой, выковывать топоры, рубящие гранит, словно дерево. Каким я был болваном, что столько лет бродяжничал и куролесил, вместо того чтобы сидеть здесь и впитывать накопленные моим малочисленным народом знания!..
— Ничто не проходит бесследно, — постарался утешить его Белун. — Твой жизненный опыт не раз еще пригодится тебе. Да и другим тоже.
— Кому я нужен!.. — горестно вздохнул Чуча, вскарабкался на ближайший сундук и сел, не доставая ногами до пола. — Мой народ рассеян по свету, или, лучше сказать, — по мраку. А когда-то здесь, — он обвел руками вокруг, — звенели топоры, смеялись дети, справлялись свадьбы. Но все кончилось… Впрочем, Смаггл предвидел это еще три века назад.
Белун шагнул у Чуче и спросил с явным волнением:
— Ты читал Книгу пророка Смаггла?
— Вон она лежит. — Чуча махнул рукой в сторону стола, высеченного из цельной гранитной глыбы, выдающейся из стены. На его полированной поверхности возвышалась стопка тонких кожаных листов, прошитых двумя бараньими жилами. Стол вокруг рукописи был заляпан желтоватыми островками свечного воска. Новая толстая свеча озаряла верхнюю страницу ясным ровным светом.
— Я давно мечтал познакомиться с ней, — пробормотал Белун, подходя к столу. Владигор последовал за ним.
Текст хорошо сохранился. Черные жукообразные буквицы жались друг к другу. Почерк был мелкий, и страница вмещала не менее двух десятков строк. Однако язык был Владигору совершенно непонятен, и он вопросительно посмотрел на чародея.
— Там и про тебя есть, князь, — услышал он голос Чучи. — «Сын предательски убиенного прогонит злодея, и место отца займет, и наречется по-новому, и путь его будет славен».
— И это все? — обернулся Владигор, польщенный и одновременно разочарованный столь лаконичным описанием своей судьбы.
— Все, — ответил Чуча. — Там вообще обо всем понемножку.
Меж тем Белун перелистывал страницу за страницей, быстро усваивая содержимое пророческой книги. Она рассказывала не только о будущем, но и о прошлом подземного народа.
Род си негорцев и род подземельщиков имели один общий корень. Много-много веков назад, когда человек не знал иной одежды, кроме звериной шкуры, а озеро Ильмер и Венедское море были едины, первые начали строить свои жилища вверх, вторые, напротив, вниз. Жизнь в глубине родной земли казалась им надежней и спокойней.
Постепенно род подземельщиков разделился на три могучих семейства: серебряки, медники и железняки. Они поддерживали друг с другом добрососедские отношения, говорили на одном языке, соблюдали одни и те же обряды, обменивались изобретениями и новыми знаниями. Многовековое пребывание в недрах земли изменило внешний облик этого народа. Высокий рост стал им помехой при передвижении по узким ходам и пещерам. Зато подземельщики превосходили синегорцев в физической силе, ловкости и остроте зрения. Благодаря обилию целебных источников и озер они практически не знали болезней. Иногда некоторые из них поднимались наверх и пробовали обустроить свое жилье под солнцем, но почти все возвращались обратно, раздраженные беспрестанной сменой времен года и варварской дикостью синегорцев. В самом деле, расцвет культуры маленького народа пришелся на то время, когда наземные племена все еще яростно сражались между собой за право владеть своими территориями.
Это было около пяти столетий назад.
Все происшедшее позже Смаггл объяснял двумя причинами. Во-первых, люди наверху научились ценить железо, медь и серебро, которые добывались под землей в избытке. Люди предлагали взамен мясо, шкуры, вино, рабов, а позднее и деньги, изготовленные из этих же металлов. Главы семейств начали соперничать друг с другом за обладание вещами и предметами, в которых до сих пор не нуждались. Зависть и алчность привели к Первой войне. Серебряки и медники объединились против железняков, и те бежали на север, спасаясь от полного истребления. Старейшины двух оставшихся кланов сошлись на Великий Сход, увещевая образумиться. Казалось, их призывы возымели действие, и на какое-то время установился мир.
Второй причиной вырождения своего народа Смаггл назвал изобретение мастером Джугой горючего черного песка. Поначалу его использовали при прокладке новых тоннелей и для расширения рудников. Но в разразившейся вскоре Второй войне горючим песком уже уничтожали друг друга. Джуга был настолько удручен использованием изобретения в целях братоубийства, что подорвал себя вместе с рецептом изготовления смертоносного оружия. Однако запасов горючего песка оставалось еще довольно. В итоге горстка медников ушла и укрылась в Черных скалах. Одержавших верх серебряков уцелело немногим больше.
Когда Смаггл дописывал свою книгу, его соплеменники покидали Ладорский холм и разбредались кто куда. Окончив труд жизни, пророк лег в каменный гроб и задвинул над собой гранитную плиту. На последней странице он поставил не точку, а многоточие, словно еще надеялся, что когда-нибудь летопись его народа будет продолжена.
Белун посмотрел направо и двинулся к небольшому гроту в стене. Из глубины высовывался торец каменного ящика. Белун положил руку на гранитную крышку и произнес с торжественной скорбью:
— Мир праху твоему, Смаггл Впередсмотрящий! Я помню наши с тобой беседы, и я благодарю тебя за Книгу пророчеств. Она очень нужна сейчас!..
Чуча спрыгнул с сундука и подбежал к Белуну, заглядывая ему в лицо, как собачонка:
— Ты знал пророка Смаггла?
— Да, он был моим гостем в Белом Замке. Это один из достойнейших людей, каких мне довелось встретить за всю свою жизнь. — Чародей слегка обнял Чучу. — И дело его должно быть продолжено.
— Мною, да? — спросил подземельщик с надеждой и радостью, но вдруг помрачнел. — Не смейся надо мной, мудрый чародей. Достаточно произнести: «Книга пророка Смаггла», как трепет идет по жилам. Но «Книга пророка Чучи»?..
Филимон при этих словах прыснул и отвернулся, прикрыв рот.
— Вот видишь, — сокрушенно произнес коротышка, — одно мое имя вызывает смех! И потом, я не чувствую в себе дара предвидения. Грядущий век и грядущий день одинаково скрыты от меня.
Белун улыбнулся:
— Друг мой, твое наивное простодушие трогает меня до глубины души. Неужели ты думаешь, что Смаггл провел жизнь, не покидая этого хранилища древних рукописей, и что его рука сама собой, помимо его воли выводила пророческие письмена? Нет, он путешествовал, встречался с сынами других народов, размышлял, сопоставлял факты, изучал медицину и астрологию; он был следопытом и первопроходцем на любом поприще. Вот судьба, достойная подражания!
Чуча внимательно слушал, опустив голову. Затем поднял глаза на чародея и сказал решительно:
— Хорошо, я согласен. Но скажи, с чего мне начать мой труд?
— Сперва помоги мне кое в чем разобраться, — ответил Белун. — Смаггл использовал в своей книге некоторые диалекты, которые я не могу перевести.
Они подошли к столу. Книга содержала не только слова, в ней были рисунки и чертежи. По одному из них Чуча и воспроизвел обманную стену. Вдруг он воскликнул:
— А вот этого раньше не было!
На нетронутом письменами листе тонко выделанной кожи появилось изображение высокой и голой, как столб, горы.
— Ты уверен? — спросил Белун.
Чуча кивнул, не отрывая взгляда от рукописной книги. Заинтересованные Владигор, Ждан и Филимон также приблизились к столу.
— Это Воронья гора, про которую я вам рассказывал, — пояснил чародей. — Смаггл использовал особое заклинание, которому я его когда-то научил. Некоторые строки и рисунки не могут быть увидены тем, кому они не предназначены. Вот почему здесь еще много пустых, на первый взгляд, листов. Скорее всего и эта гора исчезнет, когда мы покинем хранилище рукописей.