Толпа на площади никак не отреагировала на появление незнакомого всадника. Люди продолжали негромко переговариваться и бродить туда-сюда без видимой цели. В однообразном гуле голосов трудно было разобрать смысл произносимых фраз, но Дару показалось, что жители этого города говорят на разных языках и не столько общаются между собой, сколько просто бормочут что-то себе под нос. На всех лицах читалось какое-то озабоченное выражение, будто люди тщетно пытались вспомнить нечто важное. Ближе к фонтану, впрочем, слышался и смех. Многие держали в руках чаши, черпая питье из круглого водоема. Время от времени кто-нибудь валился на землю и мгновенно засыпал. Никто не придавал этому значения.
Дар протянул вперед руку с раскрытой ладонью, что со стороны могло быть истолковано как приветственный жест. Ладонь ощутила вялое сопротивление, рука стала тяжелой. Все эти люди были больны, понял мальчик, больны странной и незнакомой болезнью, и ее порождал фонтан, откуда все они пили.
— Всех благ тебе, человек, сидящий на коне, у которого пятно на груди! Я ждал тебя.
Дар вздрогнул и посмотрел вниз. Перед ним стоял седобородый старец в ветхой хламиде, висевшей на нем как на пугале, подчеркивая крайнюю его худобу.
— Кто ты? — спросил мальчик, спрыгнув на землю. — Откуда ты меня знаешь?
— Я послан Седоном, — ответил тот со значительностью, будто этот ответ должен был произвести на Дара впечатление и полностью удовлетворить его любопытство. — Он знал, что ты придешь. Но нам следует поторопиться. Тебя ищут воины царицы.
— Царицы?..
— Они появляются здесь по нескольку раз в день.
Словно в подтверждение его слов со стороны одной из улочек послышались звонкие удары копыт, говорящие о приближении отряда всадников.
— Скорее! Этот конь тоже с тобой? Он может пригодиться.
Старик быстро размотал грубую веревку, служившую ему вместо пояса, набросил ее на шею чужого коня и почти бегом повел его в глубь ближайшей улицы. Дар с Пятнышком поспешил за ним.
Улица была извилистой и петляла так часто, что мальчику даже подумалось, что она поворачивает вспять и вновь выведет их на площадь с фонтаном.
Ему не терпелось расспросить старика об этом городе, о жителях, которые ведут себя странно, и о многом другом, но тот семенил вперед не оглядываясь, и Дар решил подождать с вопросами. Улочка стала настолько узкой, что кони едва не касались боками обшарпанных стен. Вскоре она немного расширилась, старик остановился и, поглядев по сторонам, прислонился к стене плечом. Со скрипом распахнулись небольшие одностворчатые ворота, которых Дар поначалу не заметил, и кони, пригибая головы, вступили в небольшой глухой дворик. Старик осторожно закрыл ворота и подпер их крючковатой жердью. «Вряд ли она выдержит, если сюда начнут ломиться», — подумал Дар.
Они оказались в замкнутом пространстве. Одна из четырех стен была не особенно высока, и приходилось лишь надеяться, что стражники, если они проследуют мимо, не догадаются привстать в стременах, чтобы заглянуть во двор. Крыши над головой не было, что делало место, где они очутились, похожим на загон для скота. На земле лежал потертый ковер, и он был единственным признаком человеческого обитания.
Старик вздохнул и сокрушенно развел руками:
— Прости скудость моего временного жилища, почтенный иноземец. Когда-то я знавал лучшие времена. Разве так я должен принимать гостя! Я, Тарг, первый советник Седона!.. — Глаза его заблестели. — Но я жду тебя уже не один день. Все мои запасы кончились. Ни одного кушанья не могу я предложить, ни одного глотка воды…
— Я не голоден, — попытался успокоить его Дар. — И вода у меня есть.
— Настоящая вода? — Старик недоверчиво посмотрел на него.
Мальчик развязал свой мешок, достал баклажку и протянул ему. Старик открыл крышку и потянул носом воздух.
— Похожа на настоящую, — пробормотал он. — Не позволишь ли один глоток?
Дар кивнул. Старик, чуть наклонив баклажку, осторожно прикоснулся губами к горлышку. Затем жадно сделал большой глоток, перевел дух и хотел было глотнуть еще, но смущение и стыд мелькнули в его мутных глазах, и он с трудом протянул баклажку мальчику.
— Пей еще, — разрешил Дар, но тот отрицательно покачал головой:
— Нет, я не могу злоупотреблять твоей необыкновенной щедростью. В этом городе не осталось ни одного чистого источника и ни за какое золото нельзя купить воду. Да никто бы и не стал ее покупать… — Он тяжело вздохнул.
— Но на площади большой фонтан, — возразил мальчик. — Я сам видел, как люди пьют из него.
— Это не вода, — ответил старик, и в голосе его прозвучал гнев. — Это вино. Какое благо, что ты не пил его!
— Почему? Разве вино не утоляет жажды?
— Это дурное вино, в нем яд.
Дар хотел возразить, что люди, которые падали на землю возле фонтана, не умерли, а заснули, но старик вдруг приложил палец к губам и замолчал.
Послышался топот приближающихся всадников. Их было, судя по шуму, не менее десяти. Чужой конь тряхнул гривой и переступил с ноги на ногу. Старик подскочил к нему и обнял его морду обеими руками, боясь, чтобы тот не заржал. Время, за которое всадники цепочкой ехали мимо по ту сторону стены, тянулось бесконечно долго.
Белун, нахмурившись, смотрел на золотую пуговицу, которую Зарема бросила на дубовую столешницу.
— Да, ты права, — кивнул наконец верховный чародей, — она принадлежит Гвидору. Не думал, что он в своих поступках зайдет так далеко. Но зачем ему было красть Книгу пророка Смаггла? И как он узнал о ней?
— Он действовал по чьей-то воле, — сказала Зарема. — По ее воле.
Белун посмотрел на волшебницу и вздохнул:
— Если это так, нам остается надеяться лишь на магическое свойство книги не быть прочитанной теми, для кого она не предназначена. Выпавшая страница ни о чем больше не рассказала?
— Пока нет. Но и того, что мы узнали, довольно. Владигор жив и пленен. Какая-то надежда еще остается. От Фильки по-прежнему нет вестей?
— Ни слуху ни духу, — покачал Белун головой. — Возможно, ему не удается прорваться назад. Злая Мгла стала еще более непроницаемой. Однако дальше Аракоса она не продвинулась. И вот еще что. Животворящая энергия больше не высасывается Великой Пустошью. Луч, который ты видела, исчез.
— Ну вот, хоть что-то хорошее. — Она грустно улыбнулась. — Выходит, не зря мы замкнули Заморочный лес.
— У меня такое ощущение, что кто-то перерубил луч, — промолвил Белун задумчиво. — Кто-то, кого мы сами заперли.
— Может быть, Микеша, о котором упомянул Горята? Он, по словам Фильки, живет в Заморочном лесу.
— Не знаю, может быть. Мне все же думается, что это кто-то другой, кого мы не знаем.
— Что теперь гадать, — вздохнула Зарема. — Чтобы разомкнуть лес раньше положенного времени, нам понадобится втрое больше усилий. А силы необходимо беречь, мы и так ослаблены после бегства Гвидора.
При упоминании имени предавшего их чародея Белун поморщился. Затем, словно пересиливая себя, покосился на золотую пуговицу.
— Мне тоже это неприятно, Белун, — сказала Зарема, читая его мысли. — Но ничего другого я в нашем нынешнем положении предложить не могу.
— Что ж, давай попробуем, — согласился тот с неохотой. — Не думаю, что нам это что-то даст.
— К старости ты начинаешь становиться брюзгой. — Зарема усмешкой постаралась скрыть свое недовольство. — Кто знает, что за клубок выкатится, потяни мы за ниточку.
— А ты становишься не по годам отчаянной, — парировал верховный чародей. — Не спутал бы нас твой клубок по рукам и ногам. Вспомни, что с тобой произошло не так давно. — Зарема хотела что-то возразить, но Белун остановил ее жестом. — Пожалуйста, не лезь в пекло и не теряй меня из виду, это может быть опасней, чем ты думаешь.
Волшебница кивнула.
Они сели в кресла по обе стороны стола напротив друг друга. Золотая пуговица лежала между ними.
— Ты готова? — спросил Белун, и она еще раз молча склонила голову.
Оба вытянули перед собой руки и закрыли глаза.
С минуту ничего не происходило. Затем тяжелая пуговица шевельнулась, перекатилась с одного бока на другой и, поднявшись невысоко над столом, зависла в воздухе. Зарема почувствовала болезненную тяжесть в затылке, голова стала горячей, будто внутри ее тлел уголек, но волшебница была готова к этому и постаралась не думать о боли. Ее глаза по-прежнему были закрыты, однако тьма начала расступаться. Она увидела клок шерстяных нитей на вороте пыльного терлика, где раньше была пуговица, а затем и лицо Гвидора, глядящего куда-то сквозь нее со счастливой улыбкой. Внезапно он перестал улыбаться, выражение его лица стало обиженным и капризным, как у ребенка, которого лишили любимой игрушки.
«Кто здесь?» — раздался требовательный голос. Тлеющий уголек в мозгу вспыхнул и запылал, сделавшись невыносимым. Зарема едва не закричала от боли. Вновь, как и в тот раз, когда она оказалась одна в пустыне, этот голос подавлял ее волю, влек за собой, лишал возможности сопротивляться. Ее запястья сжали крепкие пальцы, она с облегчением вспомнила, что не одна, и открыла глаза.
Белун держал ее за руки и смотрел на нее с тревогой. Голова медленно успокаивалась, уголек в мозгу погас. Верховный чародей тоже выглядел уставшим, его седые длинные волосы растрепались, борода загнулась куда-то вбок. Зарема почувствовала, как подрагивают его пальцы, все еще сжимающие ее запястья. Наконец Белун отпустил ее и произнес недовольно:
— В последний раз я поддался на твои уговоры. Надеюсь, участь Гвидора тебя образумит.
Зарема откинулась в кресле, массируя виски обоими мизинцами. Запястья слегка ныли от цепкой хватки верховного чародея.
— Гвидор… — промолвила она. — Кто бы мог подумать! Куда девалась его гордая заносчивость? Он выглядит как умалишенный.
— Так оно скорей всего и есть, — кивнул Белун. — Еще немного, и ты бы составила ему компанию.
— Не надо, — поморщилась она. — Я приняла твои упреки, и хватит об этом.
— Не сердись. — Голос Белуна стал мягче. — Просто я испугался за тебя. Что сделано, то сделано. Во всяком случае, мы знаем, в чьи лапы попал Гвидор и для кого стащил книгу.