Седон обнял мальчик за плечи, и они начали неторопливо прогуливаться вдоль берега озера. Дару хотелось попросить Седона, чтобы он вылечил Пятнышко, но он чувствовал, что подходящий момент еще не наступил. Молодой повелитель, помолчав, произнес:
— То, что Микеша чародей, еще не значит, что он желает тебе добра.
Дар удивился, ему захотелось защитить Микешу:
— Но он накормил меня, подарил мне баклажку, в которой не иссякает вода. Без нее мне плохо пришлось бы в пустыне.
— Я не говорю, что он враг тебе, — сказал Седон чуть мягче. — Я думал о другом. О том, что чародеи слишком заняты своими делами, чтобы заботиться о людях. Я представить себе не могу, что есть на свете маг, чародей, волшебник, чье сердце мучилось бы от сострадания к человеку, его бедам и горестям.
— Но разве чародеи не люди? — спросил Дар. — Разве сам ты не человек?
— Человек, — согласился Седон.
— И у тебя черствое сердце? Ты улыбаешься, у тебя приветливый голос. Может быть, ты не Седон, а кто-то другой?
— Я Седон, мой мальчик. И это не очень меня радует.
— Почему?
— Потому что в том, что происходит с миром, есть моя вина. Я был слишком горд и самолюбив, чтобы заниматься земными делами, как это подобает правителю Цветущего Сада. Моя сестра отняла у меня власть, а я заметил это только спустя столетие, когда мою землю стали называть Великой Пустошью. Мои собратья, от общения с которыми я также всячески уклонялся, были ею умерщвлены. Морошь потому лишь не убила меня самого, что считает своего старшего брата никчемным мечтателем. В чем-то она права…
— А зачем она эта делает?
— Что? — не понял Седон.
— Ну, превращает сад в пустыню, воду в вино.
— Вино забвения не позволяет вспоминать о прошлом, когда жизнь была спокойной и безмятежной. Если людям хорошо живется, они начинают заниматься искусствами и науками, приучают себя думать, размышлять о мироустройстве, о власти и обществе, в котором живут. Рано или поздно появляются те, кто ставит под сомнение основы существующего порядка. Становятся опасными путешественники и купцы. Их рассказы о других странах рождают в народе неосуществимые мечты и пустые надежды. Еще жив был мой отец, когда чародеи решили оградить наши владения от иных земель Огненным валом.
— Оградить?..
— Этим мы хотели предупредить смуту и не позволить сбежавшим мятежникам вернуться назад с армией наемников. Была еще одна причина этого, как я теперь понимаю, опрометчивого решения. Чародеям захотелось испробовать, насколько сильна магия, которой они владеют. Несколько десятков самых искусных из них, создавая Огненный вал, собирались пустить его в сопредельные земли, уничтожить чужие города и расширить собственную территорию. Кое-кто возражал против этого, единство помыслов было нарушено, и необузданная сила магии оказалась непредсказуемой. Огненный вал смел много наших городов, иссушил полноводные реки, что и привело через несколько десятилетий к опустошающей засухе. Этот злосчастный вал до сих пор иссушает нашу землю. Иногда он исчезает, но затем поднимается вновь, и горе забредшему в наши края путнику, застигнутому им врасплох. Признаться, когда я потерял тебя из виду, я решил, что ты сгинул в огненном чреве. Как ты спасся?
Дар пожал плечами:
— Я ничего такого не видел. Я встал на плиту со стрелой и оказался среди песков. Так мне Микеша подсказал, он добрый человек.
— Добрый человек не станет отправлять ребенка на верную смерть, — недовольно пробормотал Седон.
— Нет, он отговаривал меня. И Евдоха поначалу не хотела меня отпускать.
— Это та женщина, которая тебя приютила? — догадался Седон. — Сестра отчего-то боится ее и за это ненавидит. Странно, они так далеко друг от друга.
— Евдоха сказала, что, когда мне будет трудно, она услышит и поможет, — произнес Дар и спросил: — А что это за плита со стрелой?
— Это Временной колодец. Он связывает два отдаленных места. Теперь мне понятно, почему ты внезапно исчез. Твой конь ступил на плиту в пустыне.
— Плита, когда я опять вернулся, ушла в песок, — вспомнил Дар.
— Вот как? — вскинул Седон тонкие брови. — Это интересно. Временной колодец переместился в пространстве! Значит, Морошь не сможет теперь попасть туда, где она оставила мохнатое чудовище.
— Чудовище?
— Мерзкую тварь, нечто вроде гигантского паука.
— Паук мертв, — сказал Дар. — Лесной волк вспорол ему живот, я сам это видел.
Седон резко остановился и уставился на мальчика:
— Ты в этом уверен?
— Да. Иначе он убил бы меня.
— Прекрасно! — воскликнул Седон радостно и не без некоторого злорадства. — Ты понимаешь, что это значит? Животворящая энергия, которую сосал мохнатый паук, больше не питает Морошь, сила ее магии начнет слабеть. Ай-ай-ай, вот так новость! — Он захлопал в ладоши и даже, казалось, готов был пуститься в пляс. Видя, как несолидно он себя ведет, Дар опять засомневался, действительно ли перед ним искусный маг Седон.
— Ты так обрадовался потому, что сможешь опять стать царем? — спросил он. Седон, казалось, смутился, тень пробежала по его красивому лицу.
— Нет, я больше не хочу этого. Но Морошь не должна достичь своей цели. Ей мало того, что она убила отца, изгнала меня, завладела землей, связалась с самым грозным носителем зла и даже понесла от него… — Глаза Седона сверкали, голос почти гремел. Вспышка его гнева была такой сильной, что гладкая поверхность озера подернулась рябью. — Она захотела подчинить себе весь мир!
Дар оглянулся и увидел старца. Тарг торопливо спешил к ним, указывая рукой на противоположный берег озера. Туман рассеялся. На берегу стоял маленький уродливый человечек и смотрел в их сторону.
10. Снежный Колпак
Четыре всадника поднимались по горному хребту. Кони то и дело спотыкались о корни деревьев, копыта скользили по мелким острым камням. Иногда и крупный булыжник срывался вниз и, увлекая за собой лавину камней, наводнял ущелье долгим грохотом. Луна опять скрылась за облаками, тропы было не разглядеть, да ее и не было. На этот раз не Лиходей ехал впереди, а пугливый савраматский конь, которым правил подземельщик Чуча. Только на его зрение и можно было рассчитывать этой ночью.
Филимон ехал сзади, часто оглядываясь и прислушиваясь. Они отъехали не настолько далеко, чтобы не опасаться погони. Однако чуткий слух Филимона не улавливал топота савраматских лошадей. Путников никто не преследовал.
Владигора и странствующего певца вез на себе Лиходей. Чуча никак не предполагал, что к их компании присоединится четвертый, поэтому украл только двух коней. Когда они покидали негостеприимный савраматский стан, там царила всеобщая неразбериха, и можно было воспользоваться ею, но Владигор ни минуты не хотел оставаться здесь, к тому же во тьме рыскала громадная змея и, судя по отчаянным воплям, находила себе все новые жертвы. И все же коротышка подземельщик, проявляя несвойственную ему раньше запасливость, раздобыл где-то уже освежеванную тушу ягненка, предназначавшуюся, возможно, для трапезы самого вождя. Теперь она тяжело покачивалась в мешке, привязанном к седлу, и Чуча, уставший и голодный, мечтал поскорее найти укромную пещеру, где можно развести огонь и отпраздновать освобождение князя.
Маленький подземельщик испытывал ликование и гордость. Его план полностью осуществился. Мнимая скала, за которой должны были временно укрыться от стражников Филимон с князем, не растаяла в воздухе. Черный порошок, прихваченный на всякий случай про запас из Ладорской крепости, не отсырел и взорвался в нужный момент. Было даже немного жаль разрушать плотину, над сооружением которой он провозился весь день, натер кровавые мозоли на обеих ладонях, подкапывая огромный валун, чтобы тот наглухо перегородил текущий в долину ручей. Чуча вспомнил счастливое лицо Владигора, вспомнил, как крепко тот обнял его, приподняв над землей и долго не отпуская. Князь оценил все, что он сумел сделать. А какая еще благодарность нужна маленькому подземельщику?..
Конечно, и Филька не подкачал. И этот айгур тоже оказался не из трусливых. Какой-то он все же странный. Отшатнулся, увидев подземельщика, и чуть было не побежал обратно. Ну да ладно, потом разберемся, что к чему.
Недавние воспоминания отвлекли Чучу, и он едва успел остановить коня, выбранив себя вслух за невнимательность. В двух шагах от него зияла черная пропасть.
— Что там? — окликнул его Владигор.
— Дальше пути нет. — Чуча соскочил на землю. — Попробую найти спуск. Стойте на месте.
— Далеко не уходи, — предупредил князь.
Чуча высмотрел просвет между деревьями и повел коня за собой. Нужно было убедиться, что лошади смогут пройти там, где сумеет протиснуться коротышка. Через двести шагов пологий спуск стал круче, каменные ручейки струились из-под ног и с шумом убегали вниз. Внезапно их шорох перекрыл рык невидимого зверя. Чуча остановился, вглядываясь в темноту. Какое-то движение почудилось ему среди стволов. Рык повторился совсем близко, конь отпрянул назад, и Чуча, с трудом удерживая его, увидел наконец обитателя горного леса. Это был медведь. Он неторопливо приближался, привлеченный, видимо, запахом сырого мяса из мешка. Встав на задние лапы, медведь оказался таким огромным, что Чуча растерялся и обмер. Между ними было не более десяти шагов. Зверь вновь зарычал, и подземельщик, вовремя сообразив, что к чему, быстро отвязал от седла мешок с тушей ягненка и швырнул медведю. Тот набросился на добычу и принялся рвать мешок когтями и зубами. Чуча не стал дожидаться, пока тот насытится, и поспешил назад.
— Медведяка рядом! — предупреждающе крикнул он, подбегая к своим. — Громадный, как два беренда! Я ему наш ужин отдал.
— Огонь разводите! — приказал Владигор. — К огню медведь не подойдет.
— Какой там ужин, — бормотал Филимон, высекая кремнем искры над пучком сухой травы, — утро скоро. Без ужина я уж как-нибудь обошелся бы, а вот без завтрака…
Скоро запылал большой костер, куда поминутно подкладывали смолистые еловые лапы. Кони жались друг к другу, прядая ушами и похрапывая. Но медведь больше не подавал голоса. Возможно, он действительно испугался огня и дыма, а может быть, просто насытился дармовым угощением и ушел восвояси. Других зверей тоже не было слышно. Но Владигор не захотел двигаться дальше в темноте, велел расседлать коней и дожидаться утра.