— Цезарь, даже если он милостив, — проговорил Гордиан спокойно, — не может терпеть подобного. Возвращайтесь в казармы, граждане…
В этот момент с неба спустился филин и уселся ему на плечо. Суеверные солдаты сочли это знаком богов: появление птицы подействовало на них гораздо сильнее, чем слова Гордиана или смерть одноглазого. Они отступили. Лишь несколько заводил никак не желали подчиниться. Отделившись от толпы, они вплотную подошли к Цезарю.
Бальбин, решивший, что Гордиана сейчас непременно убьют, выкрикнул истошно: «Не надо!» — и накрыл тогой голову. Кому-то из гвардейцев это показалось забавным. Раздался смех.
— Ты принес мне добрую весть? — спросил Гордиан у птицы.
Филин кивнул в ответ.
— Максимин побежден?
Вновь согласный кивок.
— Он мертв?
И в третий раз птица кивнула.
— Тогда лети назад в Аквилею и передай ее жителям благодарность от Бальбина Августа и Гордиана Цезаря!
Филин в тот же момент взлетел с плеча Гордиана.
— Посланец богов, посланец богов… — забормотали солдаты.
Толпа, разом примолкшая, принялась отступать так поспешно, что это напоминало бегство. Гвардейцы не боялись ничего на свете, кроме дурных примет. Даже тучи, внезапно закрывшие луну, могли поколебать их решимость. Что же говорить о птице, которая понимает человеческую речь и приносит посреди ночи известие о гибели Максимина!
Гордиан спрыгнул с плеч германца и двинулся вслед за отступающей гвардией, все еще сжимая в руках окровавленный меч. Вид оставляемых гвардейцами улиц вызывал у него тошноту — тут и там на мостовой лежали изуродованные трупы. Во многих местах камни были залиты кровью. И в лужах крови валялись узлы с домашним скарбом, черепки посуды, раздавленные фрукты. Грабя дома, гвардейцы тащили все, что попадалось под руку. Но тут же, не обнаружив ничего ценного, бросали жалкий скарб и двигались дальше, чтобы ненужные узлы не сковывали им руки и не мешали резне. Преторианцы, призванные охранять Рим, грабили свой город. Некоторые дома горели. Ночная стража, перепуганная выступлениями преторианцев, не отваживалась высунуться из своих казарм. Гордиан послал нескольких германцев с приказом «неспящим» немедленно прибыть и спасать дома, пока пламя не охватило целые кварталы.
Переступая через осколки амфор, лужи крови, вина и масла, Гордиан шел вперед. Многоголовый зверь с окровавленной пастью послушно пятился. Вскоре он скроется в норе. Но как сделать, чтобы он больше не выползал наружу, этого Гордиан не знал. Больше всего на свете ему хотелось сейчас скрыться в своем роскошном доме, велеть никого не пускать и отгородиться стеной от этого страшного, залитого кровью и объятого огнем города. Но не было такой стены, которая могла бы его защитить. Юноша, почти мальчик, в одиночку сражался со своей собственной гвардией.
Глава 11ЛОВУШКА
Все были счастливы — на стенах Аквилеи и вне их. И хотя внутрь города солдат не пустили, опасаясь грабежей и насилия, в лагерь были отправлены повозки с хлебом, амфоры с чистой питьевой водой и дешевым вином. Гонец, загоняя лошадей до изнеможения, мчался в Рим с сообщением, что оба Максимина, отец и сын, мертвы. А вслед уже везли их отрубленные головы, которые выставят на Марсовом поле, чтобы чернь вдоволь над ними поиздевалась, а потом сбросила в Тибр.
Во всех храмах жрецы приносили благодарственные жертвы, но самый густой, самый сладкий дым поднимался над жертвенником храма Белена. Покровитель Аквилеи помог отстоять свой город.
— ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ у меня, и теперь можно собираться домой, — сказал Владигор Филимону.
Филин только что вернулся из Рима с невеселым рассказом о бесчинствах преторианцев, пожарах и грабежах.
— Большая дружина — не самая надежная, — глубокомысленно заметил он, беря из рук князя камень и разглядывая его грани. — Кстати, очень похоже на кусок прозрачного кварца. Неужели ради него стоит проливать кровь?
— Кусок кварца! — воскликнул, негодуя, Владигор. — В нем заключено все будущее Синегорья! И если им умело воспользоваться…
— Я бы не стал им пользоваться, — перебил его Филимон. — Какой интерес творить будущее, которое кем-то сотворено? Все равно что проживать уже прожитую чужую жизнь или писать сочиненную другим балладу… Разве не так? Я бы вернул этот камешек на место, и пусть бы он лежал в Пещере Посвященных подальше от нечестивых рук.
— Ты прав, — согласился Владигор. — Как только мы вернемся, я положу камень на место.
— Наконец-то ты хоть раз со мной согласился. И когда же мы возвращаемся?
— Как можно быстрее…
— Да? Насколько мне не изменяет память, ты собирался изучать на месте римское право. Но едва добрался сюда, как спешишь назад. Неужели пропала охота?
— Право я могу изучить и по книгам, а как все это действует в жизни, я уже насмотрелся. Достаточно хотя бы того, что мне рассказали о Калигуле и Элагабале, чтобы не испытывать к этому миру особого почтения.
— Подумаешь, Элагабал… Скор ты, однако, на суд. Может быть, мы прибыли просто не в те времена. Я полагаю, что во времена республики это общество вело себя куда приличнее. Недаром Зевулус не стал забираться так глубоко, а выпрыгнул здесь, прямо в объятия Максимина.
— Что ты предлагаешь? Отправиться назад в потоке времени — во времена республики?
— А почему бы и нет? По-моему, стоит довести начатое до конца…
В это время дверь в комнату распахнулась и вошел Антоний. Белая тога старого жреца была забрызгана кровью и испачкана жертвенной мукой.
— Архмонт, я говорил с Беленом от твоего имени. И он, памятуя твои заслуги, дал мне ответ.
— Я слушаю тебя, доминус, — отвечал Владигор, поднимаясь навстречу старику.
— Я знаю, ты прибыл из другого мира, столь же далекого и недоступного, как царство Плутона. Не всегда найдется перевозчик, чтобы соединить миры. Ладья Харона ждет каждого, кто погребен с соблюдением обрядов. Но тебя, Архмонт, ладья больше не ждет…
— Что ты имеешь в виду, Антоний?
— То, что дорога между мирами закрыта.
Владигор похолодел.
— Ты хочешь сказать, что Перун, отправляя меня сюда, знал, что мне не вернуться назад?
— О нет, ты можешь вернуться! Но не сейчас.
— Когда же? — нетерпеливо воскликнул Владигор.
— На этот вопрос Белен не ответил. Надо полагать, твое возвращение не должно было быть столь скорым.
— Ну да, — поддакнул Филимон. — Он собирался поучиться в Риме. Но как нерадивый ученик решил сбежать, едва дошел до дверей школы.
— Вот видишь… — кивнул жрец. — Зачем тебе торопиться? В твой мир ты вернешься в тот самый миг, когда покинул его. Останься с нами, Риму грозят неисчислимые беды. Мой бог Белен сообщил мне, что ты являешься Хранителем времени и в твоих руках чудесный камень — ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. Два хранителя сойдутся вместе, чтобы спасти Рим, — вот пророчество Белена, услышанное мною сегодня во время благодарственного жертвоприношения. Ты должен спасти Рим, Ненареченный бог!
— Ты хитришь, старик! Ты не спросил Белена о моем пути. Ты толковал со своим патроном о Риме и его спасении. Какое мне дело до Рима? — в гневе воскликнул Владигор. — Я должен вернуться в свою страну. И…
— Ты многое сделал для нас, победив Максимина. Но мог бы сделать еще больше. Гораздо больше. Подумай об этом.
— Я думаю о Синегорье!
Старый жрец гневно сдвинул брови — так хозяин глядит на провинившегося раба.
— Ты упрям. Но неужели ты надеешься, что у тебя достанет сил перечить богам? Бойся гнева богов. Ибо тогда врата времени не откроются перед тобой и ты никогда не вернешься назад.
И жрец с видом победителя вышел из комнаты. Владигор не мог опомниться от подобной наглости.
— Я был им как друг! Что друг!.. Я сражался за них! — Владигор в ярости ударил кулаком по столу так, что инкрустированная слоновой костью столешница треснула надвое. — И что я слышу в ответ — продолжай в том же духе, парень! Будто я им раб!
— Рим признает только один вид отношений — беспрекословное подчинение, — заметил Филимон. — Одно я понял точно: путешествие в потоке времени назад, в республику, отменяется. Да уж, вляпались мы с тобой, князь. Как бы не пришлось нам закончить свой век в этом странном мире.
— Насколько я знаю, ты у нас долгожитель, Филимон. Живешь больше ста лет, и впереди тебя ожидает еще не одна сотня.
— Ха-ха… В этом мире никто не может поручиться за завтрашний день, князь. Здесь с такой же легкостью режут горло себе и соседу, как у нас в Синегорье рубят дрова.
— Одно ясно: они не хотят меня отпускать назад… — пробормотал Владигор. — Вот она, людская благодарность… Переплут их подери…
— Клянусь Геркулесом, мне эта история тоже не особенно нравится. Что мы будем делать?
Владигор на минуту задумался.
— Вернемся в Рим, а там что-нибудь придумаем. Должен же быть какой-то выход. Потолкуем еще раз с Юпитером, в конце концов. И пусть Антоний провалится в Тартар…
А ведь он относился к старому жрецу как к наставнику своему Белуну — с таким же почтением и доверием. Глупец! Что у них общего?! Лишь белая борода…
Глава 12СИВИЛЛА
Владигор, двигаясь по узкому проходу, вырубленному в скалах, старался держать светильник над головой. Шел он медленно — пол галереи, ведущей к центральной пещере, был залит чем-то скользким и жирным, как будто кто-то когда-то разбил здесь несколько амфор с маслом. Хотя, если судить по запаху, это была та черная жидкость, которую в Ливии иногда добывают прямо из земли. Жидкость эта вспыхивает, едва соприкоснувшись с огнем. Владигор подумал, что если с его светильника хоть одна искра упадет вниз, то он окажется посреди огненного озера. Предназначалась эта ловушка лично для Владигора или кого-то другого хотели здесь испепелить — неизвестно. В любом случае Владигор не собирался отступать. Наконец жирная черная лужа кончилась, и Владигор зашагал быстрее, хотя его солдатские, подбитые гвоздями башмаки, испачканные в масле, продолжали то и дело скользить.