Эта ответственная работа и писательские дела заставляли его вести замкнутую жизнь. “В последние три года, - пишет он в том же письме, - как это случается в служебных городах, переменилось в глазах наших почти все поколение здешнее; чтобы оставаться со старыми в коротких сношениях и вступать в таковые с новыми, необходимо навещать их всех с почтением, в воскресенье и по другим праздникам, чего я не терплю, ненавижу, никогда не делаю и потому, ограничившись знакомством трех, четырех домов, отбился вовсе от большого света”.
О крайней занятости говорится и в письме, датированном серединой января 1841: “Сию минуту жене кровь кинул и уложил ее - ребятишки вокруг меня шумят - между тем огромные кипы бумаг ждут на столе - и в то же время требуют меня в людскую, кучер заболел - а тут еще из канцелярии пришли за делом, да жена просит кинуть все и почитать ей что-нибудь” [274, с. 309]. Но все же Даль отправляет Погодину “несколько небольших статеек - что успел списать из готового”, и обещает прислать новые работы: “Вчерне есть три-четыре повести, но их необходимо отделать, а теперь невозможно” [Там же].
В следующем письме, тоже написанном в январе, он перечисляет посылаемые рукописи, среди них - “Записки Пекарского о Пугачеве”. Даль замечает: “Он, как правдивый современник, говорит просто и незамысловатую правду; кажется, стоит напечатать; они ходят здесь по рукам в рукописи, но довольно редки” [Там же, с. 310]. Рукопись была опубликована в “Москвитянине” в том же году [67] с примечанием Погодина: “Приносим усердную благодарность В.И. Далю за доставление этого нового драгоценного документа к истории Пугачевской, неизвестного Пушкину и заключающего любопытные подробности - писанного современником и действующим лицом”.
В числе статей, отправляемых в этот раз Погодину, Даль называет работу начальника Архангельского порта П.Ф. Кузьмищева “О сибирском и камчатском наречии, с приложением небольшого словаря” и просит ее напечатать: “Вещь отменно хорошая, благонамеренная, любопытная”. Кузьмищев тоже с увлечением собирал новые слова, В.И. Даль впоследствии не раз упоминал его как единомышленника по работе над составлением толкового словаря.
В письме от 4 марта 1841 г. содержится восторженный отклик Даля на первые книжки “Москвитянина”, которые он “прочитал вместе с женой”. Екатерину Львовну, видимо, тоже волновали литературные проблемы.
В этом же письме В.И. Даль сообщает об “ученых” четвергах, которые продолжаются всю зиму, а также обещает прислать через две недели повесть “Вакх Сидоров Чайкин” [85], которая, “если судить по неукротимому смеху жены”, получилась забавной, “Полтора слова о русском языке” [76] и “Осаду Герата” [73], но “скоро наш Перовский будет, - пишет Даль, - тогда, вероятно, опять немножко придется поработать и не знаю, много ли останется свободного времени” [274, с. 314]. Действительно, в следующем письме (4 июня 1841 г.) читаем: “Трудно мне обещать вам наверное, что еще пришлю; никак не могу располагать временем вперед, не от себя завишу”. Однако здесь же он обещает скоро прислать “повесть, которая уже переписана, киргизскую Майна” и добавляет: “Я читал ее на четвергах наших и, по общему мнению, она удалась лучше, чем другие повести мои” [Там же].
Даль сожалеет, что в Оренбурге многое считается секретным и замечает: “О, если бы можно было писать свободно, с истинно русским чувством и привязанностью ко всему хорошему о нашем крае и здешних обстоятельствах - но этого нельзя; тут наваришь, что век не расхлебаешь” [Там же, с. 316]. В связи с этим он подтверждает, что его художественные произведения написаны на основе личных наблюдений. “Все повести мои, - пишет он, - если угодно взглянуть на них, происходят в краях и странах, мне коротко известных, где я бывал, живал и сам все видел... Турция породила Кассандру и Болгарку; Польша - Подолянку; Оренбург - Мауляну и Майну; русские губернии - Вакха, Бедовика; Малороссия - Василия Граба; Южная или Новая Россия - Мичмана Поцелуева” [Там же, с. 317].
21 апреля 1841 г. родилась первая из трех дочерей В.И. Даля от второго брака - Мария. Увеличившаяся семья доставляла новые заботы, заставляла заботиться о материальном положении. Будущее Даля волновало и Перовского, который решил оставить свою должность. Архивное дело “О переводе коллежского советника Даля из Министерства внутренних дел в Департамент уделов и о награждении его чином статского советника”[112 ГАОО, ф. 6, оп. 18, № 154.] содержит бумаги, из которых видны трудности, с которыми пришлось столкнуться Далю. Поскольку занимаемая Далем должность, как выяснилось, не давала ему права на получение следующего чина, то Перовский выхлопотал ему перемещение в министерство внутренних дел, но 8 апреля Перовский писал министру Строганову: “Положение его от этого сделалось еще стеснительнее, потому что он по отчислении из моих чиновников особых поручений лишается присвоенного этому званию штатного жалования, а это при недостаточности его состояния крайне для него тягостно”[113 Там же, л. 1.]. Он же ходатайствовал о производстве Даля в чин статского советника, а в случае невозможности - о причислении его к чиновникам особых поручений по этому министерству “с назначением ему жалования от 2 до 3 тысяч рублей на ассигнации, которые по выше объясненным уважениям совершенно для него необходимы”[114 Там же, л. 1 об.], причем предполагалось, что Даль по-прежнему останется при Перовском.
Однако на это прошение последовал отказ и пришлось искать иной выход, тем более, что отставка Перовского становилась вполне реальной. Беспокойство В.И. Даля отразилось в его письме от 13 июля 1841 г. к А. Леману в Бухару, куда тот отправился с геологической экспедицией К.Ф. Бутенева. Даль писал по-немецки: “Сейчас нас всех, чиновников, занимает мысль, куда мы должны деться и где окажемся с женами и детьми, когда Перовский уедет, что произойдет наверняка скоро. Бог знает, куда судьба забросит каждого и где ему уготован кусок хлеба”[115 ПФА РАН, ф. 56, on. 1, № 31, л. 3.].
Выход нашелся с приездом в Оренбург брата военного губернатора - Л.В. Перовского, занимавшего пост товарища министра уделов. Он предложил В.И. Далю место чиновника особых поручений. Затем последовало письмо В.А. Перовского министру внутренних дел от 22 июля: “Г. товарищ министра уделов при свидании со мной лично изъявил желание на перемещение в ведение Департамента уделов служащего при мне коллежского советника Даля согласно с его о том просьбою. Так как коллежский советник Даль причислен по вверенному Вам министерству, то я счел нужным довести об этом до сведения Вашего сиятельства и покорнейше просить Вашего, милостивый государь, уведомления, не изволите ли находить каких-либо препятствий к перемещению чиновника Даля в ведомство Департамента уделов”[116 ГАОО, ф. 6, оп. 18, № 154, л. 4.].
Препятствий не оказалось, и В.И. Даль с семьей стал спешно готовиться к отъезду в столицу. Он выехал из Оренбурга в августе, получив от В.А. Перовского поручение, связанное с оренбургским училищем земледелия и лесоводства. Из предписания, датированного 4 августа, видно, что это поручение было дано лишь формально, так как возвращение Даля в Оренбург уже не ожидалось. Перовский писал: “Так как я не полагаю ограничить этим Ваше занятие в Петербурге, то сверх данных вам моих поручений имею в виду еще некоторые другие, потребующие долговременного там пребывания Вашего, то я прошу Вас, если бы Вы могли исполнить это до получения от меня последующих предложений, не выезжайте из Петербурга сюда обратно без особого моего на это разрешения”[117 Там же, л. 6.]. Л.А. Перовский в свою очередь сообщил, что Даль зачислен на новое место службы с 1 сентября 1841 г.[118 Там же, л. 8-8 об.]
2. В.И. Даль - натуралист
Литературоведы, исследовавшие творчество Даля, показали, что в его художественных произведениях и очерках отражена природа Оренбургского края, легенды, верования и обычаи населявших его народов. В поездках по краю Даль наблюдал жизнь людей, собирал пословицы и поговорки, значительно пополняя материалы для своего будущего монументального труда - “Толкового словаря живого великорусского языка”, замысел которого тоже созрел в Оренбурге. Эти материалы послужили основой для серьезных этнографических исследований, которые он продолжил позднее в Петербурге в Русском Географическом обществе. По существу этим, как правило, и ограничиваются сведения о научных исследованиях В.И. Даля в Оренбурге.
Между тем имеются многочисленные документы, свидетельствующие, что диапазон научных интересов В.И. Даля - человека одаренного многообразными талантами и наделенного неистощимой любознательностью - был необычайно широк, что именно в оренбургский период он сумел реализовать свои способности. Мы располагаем сейчас многочисленными материалами, чтобы утверждать, что в Оренбурге Даль проявил себя как зоолог и натуралист широкого профиля, как востоковед-тюрколог, знаток географии, истории, литературы Средней Азии, как теоретик медицины, много размышлявший над вопросами врачебного искусства, а также как инженер-практик, не раз демонстрировавший немалые познания в области точных наук, полученные во время обучения в Морском кадетском корпусе.
Эти материалы обнаружены, во-первых, в ГАОО, где хранится множество автографов В.И. Даля и различных документов, касающихся его службы в должности чиновника особых поручений при военном губернаторе.
Важнейшие документы, касающиеся научной деятельности В.И. Даля, находятся в ПФА РАН. К ним относятся рукописные протоколы Конференции Петербургской академии наук, а также письма В.И. Даля к ученым - директору Зоологического музея Академии наук, академику Ф.Ф. Брандту, к знаменитому востоковеду, академику Х.Д. Френу (1782-1851) и известному дерптскому натуралисту А.И. Леману (1814-1842).
Ценнейший научно-биографический материал содержится в рукописных фондах ИРЛ И. Это рукописи неопубликованных статей В.И. Даля, письма к сестре (П.И. Шлейден) и к нему от В.А. Перовского, Я.В. и Н.В. Ханыковых, И.В. Витке