о чаще всего своей политической предвзятости, которая носит, как правило, яркий либеральный окрас, критики Крючкова и не скрывают.
«Крючкова всегда считали бледной тенью своего начальника и покровителя Юрия Андропова. Серая мышь, исполнительный помощник, гений канцелярии…»[67] — такой лейтмотив присутствует в оценках деятельности Крючкова, которые бойко раздаёт ему Л. М. Млечин в публикациях, посвящённых истории внешней разведки и руководителям Комитета госбезопасности СССР. На чём основано такое отношение к человеку, а главное — кто так считал? На эти вопросы автор давать ответов не собирается. Для Млечина важно сказать похлеще, а заодно представить период, в течение которого Крючков возглавлял службу разведки, как унылую цепь предательств и провалов, без проблесков и позитивных результатов.
Да и откуда могут взяться результаты, если люди в разведке озабочены, как кажется Млечину, совсем другим. Например, тем, как доказать свою преданность недоверчивому начальству и неукоснительную исполнительность. «Рассказывают, — пишет Млечин о печальной судьбе афганского деятеля, — что Амину отрезали голову и в полиэтиленовом пакете доставили в Москву — отчитаться о проделанной работе»[68]. Вводные слова «говорят», «считают», «рассказывают» в русском языке обычно свидетельствуют о том, что произносящий их руководствуется слухами или сплетнями. Но именно эти слова почему-то полюбились Млечину и с успехом заменяют ему в книгах об органах госбезопасности ссылки на источники и доказательства.
Не утруждает себя аргументами и И. Е. Синицин, опубликовавший в 2015 году книгу «Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя». В этих воспоминаниях Крючков также не обделён вниманием, автор отводит ему несколько страниц. Воистину, свобода слова в современной России не знает границ! Но автор этой книги забывает, что есть и другие границы — нормы элементарного человеческого приличия. Публично и абсолютно бездоказательно унижая честь и достоинство человека, Синицин и деятельность внешней разведки выставляет в столь примитивном и искажённом виде, что невольно задаёшься вопросом: откуда у него берётся такое чувство безнаказанности за столь грубую и откровенную ложь?
Вершиной «творчества» Синицина в жанре «голословие» является утверждение, что Крючков — ни много ни мало — разрушил внешнюю разведку[69]. Именно при нём в советской разведке, «как всегда и везде на злачных местах» (?!), процветали интриги и доносы. Ведь подумать только: даже важнейшая информация, как делится с неосведомлённым читателем автор, к председателю КГБ поступала не из ПГУ, а снималась с лент мировых информационных агентств. Синицин делает вид, будто не знает о том (а судя по всему, действительно ведь не знает!), что открытые материалы СМИ являются одним из серьёзных каналов информации для всех ведущих разведок мира. В нашей разведке анализом этих материалов занималось (причём не только круглосуточно, но и весьма эффективно!) Информационно-аналитическое управление ПГУ под руководством генерала Н. С. Леонова[70] — служба, которая при Крючкове стала одним из самых мощных и авторитетных подразделений КГБ. А более чем прозрачный намёк на то, что Андропов подвергал результаты этой работы сомнению, сродни рассказу о голове Амина, отправленной в Москву в виде вещдока.
Синицин говорит о «пагубном влиянии на Андропова и деятельность советской разведки со стороны упёртого партийного чиновника Крючкова». Но, вменяя в вину Крючкову привычки «партократа» (надо думать, приобретённые им в отделе ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран), Синицин почему-то забывает о том, что сам в 1970-е годы в течение шести лет работал в аппарате ЦК КПСС. Однако в 1979 году был вынужден оставить должность помощника Андропова по работе в ЦК КПСС и вернуться на журналистскую службу в агентство печати «Новости», которое за его специфику пишущая братия окрестила в советское время «могилой неизвестного журналиста». Может быть, в этом и следует искать причины необъяснимой, едва ли не патологической неприязни Синицина к человеку, работавшему так же, как и он, под началом Андропова, но сумевшему достичь в своей карьере несравнимо большего?
У Синицина и подобных ему авторов даже исключительная организованность Крючкова и его приверженность твёрдому распорядку рабочего дня, систематическим занятиям физической культурой и спортом (гимнастикой он ежедневно занимался даже в тюремной камере) вызывают раздражение (ведь подумать только: человек, оказывается, чрезмерно заботился о своём здоровье![71]). И мы не стали бы продолжать с такими людьми бессмысленную полемику, если бы они в погоне за сенсацией или хлёсткой фразой не переиначивали на свой манер важнейшие, подчас болезненные моменты нашей истории. Расчёт циничен: «пипл всё схавает».
Особой «новизной» отличается подход Синицина к афганским событиям, в первую очередь к поиску виновных в развязывании боевых действий. «…Практически Крючков, — пишет он, — втянул страну в афганскую авантюру. Если в марте 1979 года Андропов решительно выступал против ввода советских войск в Афганистан и призывал решать споры между халькистами и парчамистами — двумя крыльями Народно-демократической партии — миром, то уже к концу того же года, под влиянием разведывательной информации, окраску которой придавал Крючков, он склонился в сторону «ястребов» на политбюро».
Вот тебе и «бледная тень» Андропова! Оказывается, Крючков не только своим шефом крутит-вертит как хочет, но через него и на деятельность Политбюро влияет!
Афганистан и разведка — отдельная, серьёзная и сложная тема, вокруг которой, очевидно, будет ещё немало споров. Но вести их должны в первую очередь профессионалы, люди сведущие, а не журналисты-дилетанты, которые из кожи лезут вон, лишь бы лишний раз очернить наше прошлое. Например, признанный аналитик КГБ, о котором мы уже упоминали, генерал-лейтенант Н. С. Леонов, участвовавший в подготовке аналитических документов для ЦК КПСС накануне вторжения в Афганистан, считает, что, принимая решение о вводе войск, Политбюро недооценило информацию разведывательных органов, в том числе материалы, представленные Первым главным управлением. А были они далеко не так однозначны, как нам пытаются представить, содержались в них и серьёзные предупреждения относительно возможных неблагоприятных последствий.
И, конечно же, только люди, имеющие смутное и поверхностное представление о том, что на самом деле происходило в Афганистане, могут считать, что все проблемы можно было урегулировать, уладив отношения между двумя фракциями Народно-демократической партии Афганистана — «Хальком» и «Парчамом». Между ними никогда не было принципиальных идеологических расхождений. Суть противоречий уходила вглубь родо-племенных отношений, которые и определяли непримиримость двух группировок среди руководящего и рядового состава НДПА (ядро одной — таджикское и узбекское население севера, другой — пуштуны юга страны[72]).
Однако не противоречия между различными афганскими группировками повлияли на решение Политбюро ЦК КПСС. Почему-то те, кто представляет историю в виде нагромождения склок, интриг и борьбы за власть всевозможных кланов, упорно не хотят замечать главной проблемы: в Афганистане пересеклись стратегические интересы двух ведущих мировых держав — США и СССР. Этот конфликт, приобретавший к концу 1970-х годов зримые очертания, создававший угрозу нашей стране, делавший уязвимым «подбрюшье» СССР в Средней Азии, и лежал в основе принятия решения о военном вторжении в сопредельное государство. Но эту важнейшую тему, которая обросла за 30 лет множеством либеральных мифов, мы ещё затронем в специальной главе, поскольку с Афганистаном судьба Крючкова оказалась связана не меньше, чем с Венгрией.
В книге Синицина нетрудно найти ответ на то, откуда берётся в некоторых бывших советских людях такое отвращение к советскому строю, который для многих и ассоциируется с личностью Крючкова. Так, в предисловии автор пишет: «…Я нахожу иногда подтверждение фактам, известным в те времена только крайне ограниченному кругу лиц, в открытой публицистике, научных и мемуарных трудах, особенно начала 1990-х годов…»[73]
При упоминании «ограниченного круга лиц» почему-то вспоминаются рассказы бессмертного героя гоголевского «Ревизора». Хлестаков: «Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я ещё не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж…ж… Иной раз и министр…»
Ну а относительно ссылки Синицина на «труды» печальной памяти авторов начала 1990-х годов можно сказать одно: либерально-демократические опусы тех времён, отличавшиеся безудержной травлей людей, не пожелавших подстраиваться под чуждые им реалии «новой» России, пронизанные ненавистью «к тупым красно-коричневым негодяям»[74] и раболепием перед Западом, видно, многим ещё не дают покоя. Вспомнишь о их гнусном содержании, и сразу многое становится на свои места…
Пытаясь воссоздать объективную картину жизни и деятельности Крючкова, при подготовке настоящей книги автор встречался с самым широким кругом лиц — от политических деятелей, бывших руководителей КГБ СССР и советской разведки до «обычных», не занимавших высоких должностей разведчиков и оперативных сотрудников. Среди них были и люди, не разделяющие взгляды Владимира Александровича, находившиеся с ним в бурную политическую эпоху «по разные стороны баррикад», были и сотрудники госбезопасности, чем-то обиженные Крючковым, критически относящиеся к каким-то его решениям (например, связанным с кадровыми и социальными вопросами). Но никто из них не ставил под сомнение его политическую и про