Приверженность к аналитической работе Крючков сохранил и после своего назначения председателем КГБ СССР. Одним из его первых шагов по совершенствованию работы центрального аппарата Комитета было создание в 1989 году Службы оперативного анализа и информации КГБ, которая через год была преобразована в Аналитическое управление Комитета госбезопасности. Н. С. Леонов, возглавивший это управление в начале 1991 года, сравнивал его со скорой помощью, пытающейся реанимировать смертельно больного. Однако, на наш взгляд, этот шаг и ряд других крупных организационных мер, предпринятых Крючковым, свидетельствует о том, что Владимир Александрович до последнего дня своей работы в Комитете госбезопасности верил в его будущее и связывал завтрашний день с качественным улучшением всей деятельности КГБ.
(Между прочим, Леонов считает своей заслугой то, что, несмотря на короткое время, в течение которого он возглавлял Аналитическое управление, сумел всё же сделать несколько важных дел — подготовить записки об антигосударственной деятельности А. Н. Яковлева и Э. А. Шеварднадзе и принять участие в подготовке Обращения ГКЧП к советскому народу.)
Аналитическую работу Крючкову и его единомышленникам пришлось налаживать не на пустом месте. Более осмысленный, интеллектуальный характер деятельность Комитета госбезопасности стала приобретать с конца 1960-х годов, когда КГБ возглавил Андропов, с которым Крючков в одной связке работал до 1982 года.
Ещё в 1968 году 101-я разведшкола была преобразована в Краснознамённый институт КГБ. Благодаря усилиям Юрия Владимировича налаживались творческие связи КГБ с научными институтами Академии наук, занимавшимися проблемами международных отношений, мировой экономики и политики. Частыми гостями Андропова были академики и члены-корреспонденты АН Н. Н. Иноземцев, Г. А. Арбатов, О. Т. Богомолов и другие видные учёные.
Так, по инициативе Андропова возглавляемый Богомоловым Институт экономики мировой социалистической системы АН СССР[99] приступил к исследованию причин и характера кризисов в социалистических странах (изучением и анализом этих проблем в КГБ занимался информационно-аналитический отдел ПГУ).
Однако стремление к всестороннему осмыслению вызовов времени и путей реализации усложнявшихся задач Комитета государственной безопасности, в том числе разведки, отнюдь не означало принципиальной смены основополагающих векторов деятельности КГБ. Как человек мыслящий, Андропов прекрасно видел, что разработка академическими институтами тех или иных узловых проблем страдает явным хвостизмом, подчинена идеологическому обеспечению прагматических задач, исходящих из руководящих органов КПСС. А задачи эти, как известно, в большинстве случаев формулировались без должного теоретического анализа, часто — ради красного словца, при подготовке очередных докладов, выступлений и статей Генерального секретаря и других лидеров партии.
Когда в марте 1987 года Советский Союз посетила Маргарет Тэтчер, М. С. Горбачёв решил произвести на неё впечатление, организовав встречи с рядом крупных учёных-обществоведов. Позднее своё впечатление от общения с советскими академиками британский премьер выразила следующим образом: «сборище выдающихся лакеев»[100]. Даже с учётом ярого антикоммунизма Тэтчер и её репутации «слона в посудной лавке», эти слова не выглядят уж чересчур несправедливыми. По крайней мере, многим известным обществоведам, почивавшим в советское время на лаврах и менявшим свои взгляды при малейшем изменении политической конъюнктуры, обижаться не на что.
Мы хорошо знаем, что ни Хрущёв, ни Брежнев, ни Горбачёв не испытывали к теории марксизма особого пристрастия, что, безусловно, приводило к ряду серьёзных и даже — непоправимых ошибок в их деятельности. Интересную мысль высказал на одном из заседаний Коллегии КГБ Крючков: «Наш противник считает, что марксизм — слишком мощное оружие, чтобы отдавать его в руки коммунистам. А сами тем временем активно используют многое из учения Маркса — Ленина. Это — и положение о диалектической связи экономики и политики, и принципы системного анализа общественных явлений, и выявление главного, узловых вопросов, и законы идеологической работы»[101]. Очевидно, Владимир Александрович был знаком со словами Ф. Рузвельта, который, прочитав «Капитал», произнёс: «Мы эту умную книгу одним коммунистам не отдадим». (Кстати, интерес к «Капиталу» резко вырос в странах Западной Европы в начальный период последнего финансово-экономического кризиса — там его продажи в 2009–2010 годах увеличились многократно[102].)
…Андропов понимал, что телега (практика) шла впереди лошади (теории), а невостребованность свежих идей и мыслей учёных-обществоведов в руководстве партии и страны порождала неудовлетворённость и оппозиционные настроения. Показательной была ситуация, возникшая в Институте мировой экономики и международных отношений АН СССР, который с 1966 года до августа 1982-го возглавлял Н. Н. Иноземцев. В институте свила себе гнездо антисоветская подпольная организация «Молодые социалисты», инициаторами создания которой выступили Павел Кудюкин и Андрей Фадин. Кроме них в ядро кружка входили Борис Кагарлицкий, Михаил Ривкин, Юрий Хавкин, Владимир Чернецкий. Впрочем, ещё с конца 1970-х годов (Кудюкин и Фадин были тогда ещё студентами истфака МГУ) кружок находился под наблюдением органов госбезопасности. В апреле 1982 года руководители антисоветского подполья были арестованы, затем осуждены, но вскоре амнистированы.
Увы, потрясений, выпавших на долю ИМЭМО, не выдержало сердце фронтовика — в августе 1982 года Н. Н. Иноземцева не стало. Либеральные круги до сих пор пытаются взвалить вину за кончину учёного на чрезмерно жёсткие действия партийных органов. Здесь — как всегда: с больной головы на здоровую, как будто и не было тех, кто в своих авантюрных целях использовал доверие авторитетного руководителя, подло «подставил» его. Судя по всему, несостоявшиеся «социалисты» учитывали и прекрасное отношение к Иноземцеву со стороны Л. И. Брежнева, что также создавало некое подобие гарантии их безопасности. Кстати, не изменил своего благорасположения к Николаю Николаевичу и Андропов. Но вот кто у него не вызывал ни малейших позитивных чувств — так это новый директор ИМЭМО А. Н. Яковлев, возглавивший институт в сентябре 1983 года. Как считают многие исследователи, — вопреки позиции Андропова, здоровье которого к концу лета 1983 года резко ухудшилось (последнее заседание Политбюро ЦК КПСС он смог провести 1 сентября), и при прямой поддержке Горбачёва, который встречался с Яковлевым в Канаде весной того же года и настоял на его возвращении из командировки.
Знал Андропов и истинную цену Арбатову, к которому сложилось негативное отношение и у Крючкова. В связи с этим хотелось бы обратиться к воспоминаниям Владимира Александровича, который описывает первую свою встречу с Яковлевым, состоявшуюся в начале 1983 года:
«Когда мне доложили, что со мной хотел бы встретиться Яковлев, бывший тогда послом СССР в Канаде, я не удивился. Ничего необычного в этом не было — послы регулярно посещали нашу службу…
Прежде чем принять Яковлева, я поинтересовался у сотрудников, курировавших канадское направление, какие конкретные вопросы намерен затронуть гость, к чему нужно быть готовым. Оказалось, что, напрашиваясь на беседу, посол каких-либо специальных тем для обсуждения не обозначал, сказал, что разговор будет носить общий характер…
Наши товарищи с уверенностью предположили, что посол наверняка будет жаловаться на нашу службу, резко критиковать сотрудников резидентуры (в Канаде) и центрального аппарата, а может быть, даже намекнёт на желательность полного сворачивания оперативной работы в Канаде. Если разговор примет откровенный характер, подчеркнули в заключение товарищи, то Яковлев «ударит по КГБ в целом». Это, мол, его «любимый конёк».
Помню, что именно в этот момент мне по какому-то другому вопросу позвонил Андропов, бывший тогда уже Генеральным секретарём ЦК КПСС. Воспользовавшись этим звонком, я вскользь заметил, что мне предстоит встретиться с Яковлевым. Тотчас же стало ясно, что Юрий Владимирович также придерживается о Яковлеве довольно нелестного мнения. Он не только подчеркнул неоткровенность этого человека («что он думает на самом деле, ни черта не поймёшь!»), но и, более того, выразил большие сомнения в безупречности Яковлева по отношению к Советскому государству в целом.
Тут же Андропов сказал, что Яковлев десять лет уже работает в Канаде и что пора его отзывать в Москву. «Кстати, — заметил Юрий Владимирович, — есть люди, которые очень хлопочут о возвращении Яковлева в Москву, вот и пусть порадуются».
В числе хлопочущих людей был назван и Арбатов, который, по словам Андропова, ещё при Брежневе сам приложил руку к тому, чтобы отправить Яковлева подальше из Москвы на посольскую работу[103], «а теперь вдруг почему-то не может обойтись без этого проходимца».
Да, именно так, назвав Яковлева «проходимцем», и закончил наш телефонный разговор Юрий Владимирович…
Встреча с Яковлевым прошла в строгом соответствии с предсказанным мне сценарием. Нарекания на сотрудников разведслужбы лились сплошным потоком, а всему КГБ доставалось при этом ещё больше. Поначалу оценки облекались, правда, в мягкие, даже осторожные выражения, но подтекст прослеживался чётко: зачем, мол, и кому нужна наша разведка в Канаде?
«Пустая трата усилий и денег», — с жаром утверждал посол. Александр Николаевич был убеждён, что резидентура только и занимается тем, что вовсю следит за ним — подслушивает, ведёт наружное наблюдение, досматривает почту и вообще, как он выразился, «копается в грязном белье»…
Если бы наши сотрудники и впрямь занимались тем, что им приписывал Яковлев, думаю, мы гораздо раньше узнали бы некоторые «детали», которые до сих пор пытается тщательно скрыть этот «архитектор» перестройки…»