Крючков неплохо знал Стэнсфилда Тернера, поскольку встречался с ним в Москве в 1990 году. Посещал Советский Союз и бывший директор Центрального разведывательного управления (вспомним, на всякий случай, поговорку: «Бывших разведчиков не бывает») Уильям Колби (возглавлял ЦРУ в 1973–1976 годах). По наблюдениям Крючкова, обоим в нашей стране понравилось, а культурная, особенно театральная жизнь Москвы и Ленинграда приводила их в настоящий восторг. Здесь, видимо, не обошлось без участия Владимира Александровича, который был завзятым театралом.
Ещё раньше, в 1987 году, в Вашингтоне состоялась встреча Крючкова с высокопоставленным представителем разведки США, будущим директором ЦРУ (в 1991–1993 годах) Робертом Гейтсом. Кстати, Владимир Александрович проявил на ней неплохое чувство юмора. На вопрос, что из спиртного подать к столу, он попросил виски. На что Гейтс заметил, что знает даже сорт виски, который тот предпочитает. «Это не такая уж большая тайна, — обронил Крючков, — однако вряд ли её раскрыли те, кто перешёл к вам из нашей разведки: я ни с кем из них никогда не выпивал».
Следующая, неофициальная, встреча с Гейтсом состоялась через три года в Москве, но проходила она уже не в такой непринуждённой обстановке. Ситуация в СССР накалялась, и для КГБ было ясно — события в нашей стране развиваются не без участия (если не сказать — по сценарию) ЦРУ. Гейтс прямо высказал предположение, что Советскому Союзу не удастся избежать распада. Правда, он предполагал, что произойдёт это лет через десять. То ли это была своеобразная попытка ввести в заблуждение руководителя КГБ, то ли американцы действительно не ожидали, что разрушительные процессы приведут нашу страну к трагедии значительно раньше.
Что характерно, на всех встречах Крючкова с именитыми американскими разведчиками его собеседников больше всего интересовало состояние национального вопроса в СССР и отношений между республиками Советского Союза. Пожалуй, не случайно. Идея расчленения Советского Союза по национально-территориальному признаку возникла задолго до распада СССР. На это, в частности, была направлена концепция создания Балтийско-Черноморского союза, ставящая своей целью выход из СССР и объединение прибалтийских республик, Украины и Белоруссии. Её автор, а «по совместительству» — создатель концепции «советского тоталитаризма» и глобальной стратегии антикоммунизма Збигнев Бжезинский считал, что такая конфедерация должна играть роль буферной зоны между Россией и Европой.
Гибель Советского Союза, последние события на Украине, кардинально поменявшей свои внешнеполитические приоритеты, откровенно недружественная позиция, которую занимают в отношении России Польша и страны Балтии, служат иллюстрацией того, как, казалось бы, утопии превращаются в реальность.
Распад СССР — лишь первый этап осуществления ан-тироссийских замыслов, которые всё время «обогащаются» новыми идеями. Например, свою лепту в «развитие» планов по удушению России внесли бывший президент Украины Виктор Ющенко и бывший президент Грузии Михаил Саакашвили, заявив в своё время о начале формирования Балтийско-Черноморско-Каспийского союза.
А в последние годы в политических кругах ряда стран Восточной Европы, прежде всего в Польше, Литве, Украине, пользуется популярностью проект создания так называемого «Междуморья» — конфедеративного государства, простирающегося от Адриатического и Чёрного морей до Балтийского. Подобный проект (и под таким же названием) ещё на рубеже 1920-х годов вынашивал Юзеф Пилсудский, мечтавший возродить Речь Посполитую в границах 1772 года, существовавших до первого раздела Польши. Пилсудский планировал объединить Польшу, Литву, Белоруссию и Украину. Современные конструкторы Междуморья расширили этот список, включив в него Латвию, Эстонию, Молдавию, Венгрию, Румынию, Югославию, Чехию и Словакию.
Дирижёры обновлённых проектов и доктрин — всё те же. А нынешние попытки с помощью санкций изолировать Россию от западного мира навевают невесёлые мысли: а так уж несбыточны планы крупных политических игроков США и доморощенных «геополитиков» из современной Восточной Европы по разделу и переделу европейского пространства? Тем более что у них и сегодня немало единомышленников и внутри России, которые лишь слегка поменяли внешность, прикрывшись квазипатриотической фразеологией, не имеющей ничего общего с подлинным патриотизмом.
«Пятая колонна», расшатывавшая СССР изнутри во второй половине 1980-х — начале 1990-х годов и объявившая патриотизм «последним прибежищем негодяев»[112], своих намерений не скрывала. Представляя механизм использования национальных проблем в «цветных революциях», нетрудно заметить, что для резкого обострения межэтнических конфликтов в Советском Союзе, усиления центробежных тенденций на фоне роста антирусских, антироссийских настроений в целом ряде республик, развернувшегося «парада суверенитетов» не было серьёзных объективных предпосылок. Большинство этих явлений было спровоцировано местными «элитами» при активной поддержке из-за рубежа и потакании со стороны Горбачёва и его ближайшего окружения. Советский Союз разваливали вполне осознанно и целенаправленно. И напрасно те, кто превратил великую трагедию в свой праздник, упорно, до сегодняшнего дня, твердят нам о том, что в основе распада СССР лежали исключительно внутренние, неразрешимые системные проблемы и противоречия. Но эту тему мы более детально затронем в следующих главах, а сейчас вернёмся к проблемам, которые решала внешняя разведка под руководством Крючкова в 1970—1980-е годы.
…Успех внешней разведки зависит от многих составляющих, в организации её деятельности нет мелких, второстепенных деталей. Особенно большую роль здесь играет человеческий фактор. Именно поэтому Крючков уделял особое внимание проблемам психологического характера. Став начальником разведки, Владимир Александрович сосредоточил усилия на создании в коллективе здорового морального климата, атмосферы дружелюбия и взаимопонимания между разведчиками и их коллегами из других управлений и служб. Дело в том, что сотрудники аппарата КГБ иногда высказывали в адрес ПГУ нарекания (чаще — беспочвенные), упрекали офицеров Первого главного управления в том, что те считают себя «белой костью», проявляют высокомерие, стремятся выделиться и оторваться от общего чекистского коллектива.
Существовал такой психологический барьер и между двумя наиболее близкими по характеру деятельности службами Комитета — ПГУ и Вторым главным управлением (внутренняя контрразведка), что было особенно недопустимо — ведь сотрудникам этих управлений часто приходилось совместными усилиями решать слишком серьёзные задачи.
Практика показывает, что живучесть подобных проблем, мешающих нормальной работе, связана, как правило, с тем, что они имеют отнюдь не надуманные причины, а более глубокие корни. В 1970-е годы и в Первом, и во Втором главных управлениях КГБ наблюдалась довольно тягостная картина, вызванная необъяснимыми провалами в разведке и контрразведке, частыми накладками, возникавшими в ходе операций.
«Косвенных данных о наличии предателей накопилось множество, — отмечал Крючков, — но ниточки, ведущие к источникам, размотать до конца никак не удавалось. Безуспешные попытки разоблачить агентуру, разумеется, доставляли нам немало беспокойства. Появилась нервозность, от сознания собственного бессилия у некоторых буквально опускались руки. В таких условиях важно было прежде всего сохранить моральный климат в коллективе, не дать разгуляться волне шпиономании, избежать необоснованных подозрений в отношении честных сотрудников, а главное, не ослаблять усилия и продолжать целенаправленную работу по выявлению агентуры в наших рядах.
Я, как руководитель разведки, пытался успокоить товарищей, призывал проявлять выдержку, стремился вселить в них веру в успех, хотя и сам находился под гнётом тяжёлых раздумий».
Во внутренней контрразведке, которая, как и ПГУ, переживала не лучшие времена, возникла даже сомнительная «теория», согласно которой контрразведывательным подразделениям якобы удаётся пресекать попытки агентурного проникновения в нашу страну в самом начале и тем, дескать, не допускать более глубокого внедрения агентуры в государственные структуры. На самом деле подобная точка зрения была всего лишь попыткой хоть чем-то объяснить отсутствие ощутимых результатов в борьбе с действующей агентурой.
В целях налаживания более тесной координации действий двух служб, укрепления взаимного доверия и уважения Крючков при поддержке Андропова добился осуществления ряда конкретных мер.
Во-первых, стали регулярно проводиться рабочие встречи между руководителями разведки и контрразведки. Во-вторых, в практику работы вошли систематические совместные операции и акции за рубежом. В-третьих, в разведку был направлен целый ряд сотрудников контрразведывательных подразделений, а в контрразведку — откомандирована группа сотрудников ПГУ.
Такой «обмен» проводился и в дальнейшем, причём и на уровне руководителей высшего звена. Так, в 1979 году первым заместителем начальника ПГУ стал заместитель начальника Второго главного управления И. А. Маркелов. А в 1983 году он вернулся в Главное управление контрразведки в качестве руководителя, был назначен заместителем председателя КГБ, получил звание генерал-полковника. Подобная практика оказалась исключительно плодотворной и давала хорошие результаты.
Стремление связать воедино два «родственных» направления оперативной деятельности отличало Крючкова и после того, когда он стал председателем КГБ. В. М. При-луков вспоминает, как Крючков в одной из бесед с ним подчёркивал:
«Наша разведка и контрразведка должны быть едины, в органической связке, они должны дополнять друг друга. Более того, я уверен, что со временем грани между разведкой и контрразведкой будут постепенно стираться».
Как мы уже знаем, подобные мысли Владимир Александрович не только «озвучивал» в беседах с коллегами и на совещаниях, но и проводил их в жизнь.