Секретарь провинциального комитета НДПА Сарфараз Мухаммед Момад, 1945 года рождения, выходец из зажиточной семьи племени моманд, образование высшее гуманитарное, член НДПА с 1964 года.
В период правления X. Амина находился в тюрьме, с 1981 по 1985 год занимал должность генерального консула ДРА в Пешаваре. Во время работы в Пакистане на доверительной основе выполнял задания т. Наджибуллы, затем был зачислен в кадры СГИ (разведки) и на него были возложены обязанности резидента. По рекомендации т. Наджибуллы с ним контактировали наши представители в Исламабаде. В 1985 году был объявлен пакистанскими властями персоной нон грата. До января 1988 года работал в аппарате МИДа, затем был направлен секретарём ПК НДПА провинции Нангархар. Для него характерен кабинетный стиль работы».
В справке содержатся необходимые сведения о других руководителях, в том числе командире 1-го армейского корпуса генерал-лейтенанте Мухаммеде Асефе сыне Делавар Хана, начальнике провинциального управления СГИ Мухаммеде Омаре сыне Мухаммеда Хошина. Последний, как отмечается, питает большие симпатии к Советскому Союзу и борется за единство НДПА…
В обязанности секретариата (и, в частности, Е. Г. Ни-конорова) входила подготовка багажа, который брал с собой Крючков, отправляясь в Афганистан. Перечень необходимых вещей он составлял собственноручно, и в него непременно входили подарки детям. Были среди них детские швейные машинки, конструкторские наборы, краски, карандаши и альбомы для рисования, всевозможные игрушки. «И не забудьте про мороженое!» — обязательно напоминал Владимир Александрович. Мороженое упаковывалось таким образом, что могло перенести любую жару.
Мало кто знает, что Крючков был одним из инициаторов возрождения традиции, корни которой уходят к временам деятельности ВЧК при Ф. Э. Дзержинском. Он стал главным зачинателем совместной работы Комитета госбезопасности СССР и Службы государственной информации ДРА по созданию в Советском Союзе школ-интернатов для афганских детей, потерявших в годы войны своих родителей. На учёбу в них только в 1983–1984 годах было направлено около двух тысяч таких ребят. Воспитанникам интернатов предоставлялась возможность продолжить образование в наших высших учебных заведениях, по окончании которых они могли вернуться на родину квалифицированными специалистами.
Кроме того, большое количество детей из Афганистана принимали «Артек» и другие лучшие пионерские лагеря страны.
…В центре внимания Крючкова находилась и работа разведывательных служб и оперативных подразделений КГБ, действовавших на территории Афганистана. Тепло отзываются о Владимире Александровиче, например, ветераны отряда особого назначения «Каскад», созданного специальным постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР в июле 1980 года. На «Каскад» изначально возлагались три основные задачи: оказание помощи афганцам в создании органов безопасности на местах; организация агентурно-оперативной работы против бандформирований; проведение специальных мероприятий против наиболее агрессивных противников афганского народного режима и СССР.
Как вспоминают ветераны этого подразделения, «начальник ПГУ КГБ Крючков не только ставил задачи «Каскаду», но и делал всё возможное для того, чтобы облегчить их решение, если это зависело от Центра. Постоянное внимание к отряду, забота о его нуждах, поддержка начинаний, моральное и материальное стимулирование, награды отличившимся, контрольные приезды в команды «Каскада» — всё это и многое другое было в числе повседневных дел начальника внешней разведки. На имя Крючкова В. А. направлялись развединформация «Каскада», отчёты о боевых действиях, оценки и прогнозы обстановки»[121].
Афганистан требует от человека выдержки и смелости. По воспоминаниям многих ветеранов госбезопасности, Крючков отсутствием этих качеств не страдал. Об этом, в частности, рассказывал автору и генерал-лейтенант А. Т. Голубев, которому довелось дважды сопровождать Крючкова в поездках по Афганистану, работать вместе с ним в сложной обстановке, в зонах высокой активности моджахедов. Ветераны Афганистана хорошо знают, что Герат и Джелалабад, где Крючков вёл тогда переговоры и с представителями власти, и со сторонниками непримиримой оппозиции, для прогулок не предназначены.
Л. В. Шебаршин, который несколько раз вылетал с Крючковым в Афганистан, в книге «Рука Москвы» описывает эпизод совместной поездки с Владимиром Александровичем в Джелалабад (административный центр провинции Нангархар, которую Крючков посещал несколько раз) в период, когда оттуда уже ушли советские воинские части:
«С мая по август (1988 года. — А. Ж.) на землю Джелалабада не ступала нога советского человека, ведь нельзя доверять свою безопасность афганцам! Не надо рисковать!
Надо рисковать! В. А. Крючков проявляет твёрдость (курсив мой. — А. Ж.), и вечером 9 августа наша группа и министр госбезопасности О. Якуби входят в Ан-26. Аэродром не освещён. В самолёте закрыты занавесками иллюминаторы. На каждого пассажира надевается парашют. Не очень удобно — парашют давит на живот. И не становится спокойнее. Ну, скажем, придётся воспользоваться этим парашютом. Во-первых, неизвестно, сможешь ли дёрнуть за кольцо. Положим, дёрнул и плавно полетел вниз, в ночную темноту, на безлюдные горы. А что там? Разумеется, сломаешь ногу или обе да, не приведи бог, попадёшь в лапы противника, поскольку руки друга в этих местах не найдёшь. И пистолет тебе не поможет, потому что он, скорее всего, вылетит из кобуры или в момент прыжка, или при посадке. Мысли дурацкие и недостойные мужчины, но они — увы! — приходили в голову и ради объективности должны быть запечатлены в записях.
Погас свет в чреве самолёта, пробежал с синим фонариком лётчик, посмотрел, всё ли в порядке, и полетели курсом на восток. Главное — набрать высоту. Окрестности Кабула чищены-перечищены, бесчисленные операции проведены, каждый квадратный метр пристрелян, а ракеты откуда-то бьют и по городу, и по аэродрому…
Высоту приходится набирать круто, лётчики закладывают плотные витки, чтобы не попасть в опасную зону. Многие, но не все самолёты оборудованы защитными устройствами — выстреливаются специальные термические ракеты, которые, по мысли конструкторов, должны отвлечь на себя снаряд, самонаводящийся на источник тепла. Трудно сказать, насколько эффективно это устройство на практике — ни одного живого свидетеля встретить не удалось, хотя этим делом я интересовался.
Натужно гудя, самолёт выходит на заданную безопасную высоту… Далеко-далеко внизу вспыхивают и исчезают полоски огня, будто чиркают спичкой. Это стреляет артиллерия — наша или дружественная афганская — по неведомым целям. Полёт недолог, идём на снижение.
Джелалабадский аэродром тоже не освещён. В конце взлётно-посадочной полосы стоит автомашина, и когда самолёт уже заходит на посадку, включаются фары. Выгружаемся быстро, Ан-26 разворачивается на месте и, ни минуты не мешкая, уходит в ночное небо. По курсу его полёта с земли устремляются несколько красных точек — стреляют трассирующими пулями. Издалека их полёт кажется неспешным и нестрашным. Звук выстрелов до нас не доносится».
Может быть, ветераны Афганистана, для которых подобные перелёты — дело обыденное[122], сочтут эти строчки излишне драматизированными. Но напомним, что свои переживания описывает человек, который только что перенёсся из мирной московской жизни в атмосферу войны. И опасения Шебаршина, в общем-то, ничуть не преувеличены. Кстати, во время одной из афганских командировок Крючкову пришлось пережить вынужденную жёсткую посадку вертолёта Ми-8, в котором он находился. К счастью, обошлось без жертв, но Владимир Александрович пострадал больше других: возникла сильная боль в позвоночнике, и до ночлега он смог добраться только с посторонней помощью. Однако к утру боль утихла, и ехать в госпиталь он категорически отказался. Полученная травма дала о себе знать только спустя несколько лет, когда стал серьёзно беспокоить позвоночник. Пришлось обращаться к врачам, которые обнаружили сильное повреждение межпозвоночного диска…
К глубокому сожалению, позитивные изменения в Афганистане, ставшие результатом политики национального примирения, не успели набрать необходимых оборотов. На ход дальнейших событий в Афганистане и вокруг него оказали негативное влияние политические процессы, происходившие в нашей стране. Как справедливо замечает Крючков, «поражение кабульского режима произошло отнюдь не потому, что он был объективно обречён изнутри, а в силу внешних причин, в первую очередь связанных с развитием ситуации в Советском Союзе. Достаточно сказать, что мы фактически признали другую воюющую сторону (курсив мой. — А. Ж.), и одно это, конечно же, в корне изменило всю ситуацию, связанную с афганской проблемой»[123].
То, что произошло, имеет только одно определение — вероломство. Но что ещё можно было ожидать от той части высшего руководства СССР во главе с Горбачёвым, которая встала на путь предательства и своих союзников, и собственного народа? А ведь не только для политика — для любого человека, причастного к афганским событиям, было ясно: как только прекратится наша поддержка правительству Наджибуллы, Афганистан превратится в кровавую баню не только для тех, кто поддерживает кабульский режим, но и для многих тысяч ни в чём не повинных афганцев.
Началом открытого и позорного отступничества от всех обязательств, которые советская сторона несла не только перед афганским руководством, но и перед сотнями тысяч советских людей, самоотверженно выполнявших в годы войны свой интернациональный долг, явились женевские соглашения по урегулированию положения вокруг Афганистана, подписанные в апреле 1988 года. Их гарантом стали СССР и…США. Не хочется ещё раз говорить о той неблаговидной роли, которую сыграли американцы в эскалации войны в Афганистане. Отметим только, что в угоду американцам наша диплома