с другой — за ними стояли цели, прямо связанные с подрывом авторитета Комитета и его исключительно важной роли в государстве. Известно, что к перестройке примкнуло немало лиц отнюдь не с прозрачными биографиями, людей, не отличавшихся особой безупречностью и не брезговавших сомнительными связями, которые прекрасно понимали: Комитет государственной безопасности слишком много знал. Была среди них любопытная категория: прозревшие вдруг агенты контрразведки КГБ, которые как огня боялись разоблачения своего негласного сотрудничества с органами госбезопасности в кругах своих новых единомышленников, поскольку годами верой и правдой служили органам госбезопасности. И, конечно же, стремление создать в КГБ атмосферу безудержной гласности было на руку западным спецслужбам, опутывавшим своими сетями государственные и политические организации страны.
Отнюдь не случайно о КГБ создавалось представление как о монстре, запустившем свои щупальца во все сферы деятельности государства. О необычных возможностях органов безопасности ходило немало слухов и легенд. А насколько они соответствовали действительности, дают представление реальный бюджет Комитета и численность его кадров, включая все его структуры и территориальные организации.
Лидеры «демократов» часто называли мифические цифры, перед которыми тускнели даже размеры расходов спецслужб западных стран и США. Посмотрим, что в своих воспоминаниях обнародовал Крючков. Оказывается, в 1990 году все расходы органов госбезопасности в Центре и на местах, включая погранслужбу, все виды связи, содержание медицинских учреждений, учебных заведений, строительство объектов и жилья, составляли 4,9 миллиарда рублей. А ещё за несколько лет до этого, при стабильной экономике и отсутствии инфляции, весь бюджет КГБ не превышал трёх миллиардов рублей.
Приводит Владимир Александрович цифры и для сравнения: ассигнования на разведывательные цели в США в то время приближались к 30 миллиардам долларов.
Численность сотрудников органов госбезопасности в 1989 году составляла около 490 тысяч человек, включая 220 тысяч пограничников и 60 тысяч служащих войск правительственной связи. Именно вокруг численности чаще всего разворачивали свои спекуляции либеральные СМИ, любившие ошарашить людей всякого рода сенсациями и цифрами, взятыми с потолка. Так, число сотрудников КГБ в стране, по их данным, достигало одного миллиона человек, причём подавляющее большинство сотрудников занималось агентурной работой.
Излюбленная тема перестроечных СМИ — «тотальный контроль» за жизнью советских граждан, в том числе пресловутая «прослушка», которая находилась в ведении 12-го отдела. Наверное, люди бы сильно удивились, если бы узнали тогда, что все мощности этого отдела позволяли прослушивать две тысячи абонентов. Много это или мало? Скажем, служба безопасности небольшой (7,5 миллиона жителей) и очень демократичной Швейцарии имела возможность контролировать до десяти тысяч абонентов.
Заметим, что слуховой контроль использовали (разумеется, и сейчас используют) все спецслужбы мира, прежде всего в сферах, касающихся важнейших сторон жизни государства и затрагивающих интересы его безопасности. (Что происходит сейчас, при наличии мобильной связи и Интернета, под каким глобальным и тотальным контролем находятся граждане большинства стран, включая руководителей государств, говорить не будем.) В СССР эта форма работы КГБ способствовала выявлению особо опасных преступных действий, помогала выйти на интересующие органы госбезопасности связи и контакты, позволяла получать разведывательную информацию, которую иным путём добыть было невозможно.
При том, что гласность в органах госбезопасности имела свою специфику, свои пределы, обусловленные характером разведывательной и контрразведывательной работы КГБ, требованиями конспирации, её развитие было, конечно же, необходимо и диктовалось значительным ростом интереса населения к деятельности КГБ, изменением информационной ситуации в стране. В то же время гласность была и действенным средством разоблачения среди людей инспирированных из-за рубежа попыток дискредитации органов госбезопасности, постоянных идеологических диверсий западных спецслужб.
В декабре 1987 года вопрос о расширении гласности в деятельности КГБ был рассмотрен на заседании Политбюро ЦК КПСС. В записке по этому вопросу отмечалось, что процесс демократизации КГБ прежде всего должен способствовать пониманию широкими кругами советской общественности целей и задач Комитета, подчёркивалось, что «гласность — одна из основных форм активной связи органов госбезопасности с трудящимися, соблюдения социалистической законности, конституционных обязанностей».
По инициативе Крючкова 21 апреля 1989 года было принято решение Коллегии КГБ СССР «О развитии гласности в деятельности органов и войск КГБ». Одним из важных шагов по его реализации стало создание на базе существовавшей с 1978 года пресс-службы Центра общественных связей Комитета госбезопасности, в деятельности которого отразились новые подходы к взаимодействию со СМИ и широкой общественностью. В практику работы ЦОС вошли проведение пресс-конференций и регулярных встреч с советскими и иностранными журналистами, обсуждение злободневных проблем за «круглыми столами», организация специальных программ на радио и телевидении. Аналогичную работу проводили и территориальные управления госбезопасности.
Но самое главное заключалось в другом: чекисты пошли в народ. Впервые в истории органов сотрудники КГБ стали выступать в открытых аудиториях, встречаться с трудовыми коллективами, общественностью, публиковаться в печати.
Оказалось, что можно разрешить, казалось бы, неразрешимое противоречие, существующее между двумя категориями — секретностью и гласностью. И сразу же выяснилось, как мало люди знают о работе чекистов, а верные суждения об органах госбезопасности относятся скорее к исключениям.
Сам председатель КГБ за период с октября 1988 года по август 1991 года насчитал более трёхсот выступлений в печати и по телевидению, встреч с различными делегациями и рабочими предприятий. «Лёд отчуждения между органами госбезопасности и обществом начал таять», — отмечал Крючков, оценивая результаты работы, в которую были широко вовлечены руководящие сотрудники всех звеньев Комитета. Но думается, такое утверждение, хотя оно и соответствовало действительности, всё же требует некоторых весьма существенных уточнений.
Действительно, большинство людей, в первую очередь рабочие промышленных предприятий, в целом с пониманием и уважением относились к нелёгкой службе сотрудников госбезопасности, высказывали на встречах слова поддержки в их адрес. И дело не в том, как полагают в некоторых кругах, что простых людей легче ввести в заблуждение — простоту и открытость не следует путать с наивностью. Рабочего человека трудно обвести вокруг пальца, он воспринимает только тех, кто способен вести разговоры начистоту, и всегда отделит суть проблемы от пустой болтовни вокруг неё. Как правило, с такими людьми чекисты находили общий язык без особого труда.
Встречи усложнялись тем, что к началу 1990-х годов надежда на объективные публикации в распоясавшихся перестроечных изданиях иссякла. И всё же, хотя сотрудники КГБ иллюзий по этому поводу уже не испытывали, предпринятая по инициативе Крючкова попытка перейти в пропагандистское контрнаступление приносила определённые плоды. Основной упор во время встреч в трудовых коллективах делался на самый злободневный вопрос, вокруг которого развернулось наибольшее количество спекуляций, — репрессии 1930-х годов. Люди убеждались, что большинство чекистов не только не имели никакого отношения к перегибам прошлого, но и сами становились жертвами произвола.
Иногда встречи получали самые неожиданные повороты. Начальник разведки Шебаршин в воспоминаниях описывает своё посещение московского авиационного завода «Знамя труда». Как всегда, после выступления последовал град вопросов. Был среди них и такой, весьма распространённый тогда: «Сколько вы зарабатываете в месяц?» Шебаршин ответил: «Тысячу триста рублей».
Аудитория загудела. Леонид Владимирович не мог понять, в чём дело, пока из зала не раздался громкий голос: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, в чём дело! А он-то подумал, что величина названной суммы поразила людей и вызвала у них неодобрение. Ведь сказки СМИ о невиданных зарплатах и льготах «партократов» и чиновников к тому времени уже сделали своё дело.
(Кстати, у нас с читателем есть возможность заглянуть в партбилет Крючкова, позволяющий по отметкам об уплате членских взносов составить точное представление о его ежемесячных доходах. Так вот, в 1990–1991 годах, когда он был руководителем государственного масштаба — председателем Комитета государственной безопасности СССР, его заработная плата, вместе с доплатой за звание «генерал армии» и без вычета подоходных налогов, составляла 1920–2100 рублей в месяц. Естественно, тогда члену КПСС утаивать какие-то суммы, например гонорары за публикации, и в голову не приходило — это было равнозначно политическому самоубийству. О зарплате высококвалифицированных рабочих в советское время только что упоминалось, а сравнить доходы Крючкова с доходами нынешних государственных мужей, особенно руководителей ведущих государственных корпораций, читатель сможет и без нашей помощи.)
Конечно, далеко не всегда удавалось чекистам достигнуть взаимопонимания с аудиториями, собиравшимися на встречи с ними, — нередко приходилось сталкиваться с людьми, которые своё негативное или даже враждебное отношение к КГБ определили раз и навсегда. Так, на одной из встреч Крючкова с группой депутатов, состоявшейся в марте 1990 года, возникла острая полемика по поводу выступления на Первом съезде народных депутатов Юрия Власова, охарактеризовавшего КГБ как «подпольную империю», уничтожившую цвет нации и установившую «неохватный контроль над обществом, над каждым в отдельности». Понятно, что единомышленникам Власова ничего доказать или объяснить не удалось. Как правило, бесполезно было обращаться к разуму тех, кто возлагал вину за репрессии 1930-х годов на поколение чекистов 1980-х, требовал от них «очищения» и «покаяния».