Владимир Крючков. Время рассудит — страница 62 из 77

— Я слышал другое — будто вы обсуждаете вопрос о назначении Бакатина на пост председателя КГБ.

Он удивлённо взглянул на меня и быстро заговорил:

— Ни Крючкова, ни Язова этим вождям я не отдам. Скорее вместе уйдём с постов…

Я понял, что Горбачёва очень волновало, знает ли о его разговоре с Ельциным и Назарбаевым Крючков. И если нет, то он, видимо, надеялся, что при случае я могу передать Крючкову слова Горбачёва о его решимости отвергнуть предложения Ельцина и Назарбаева. Но моя реплика о том, что Крючкову уже подготовлена замена, заставила Горбачёва страстно убеждать меня, что… эти домыслы подброшены, чтобы рассорить его со своими соратниками. Был дан и адрес, по которому председателю КГБ следовало обратить гнев.

Лишь спустя два или три года я узнал от Крючкова, что он ничего не знал о содержании разговора Горбачёва, Ельцина и Назарбаева[171], как и не знал вообще, что президент СССР плетёт против него интриги» (курсив мой. — А. Ж.).

Поскольку мы всё ближе подходим к августовским событиям 1991 года, ставшим переломными не только в судьбе Крючкова, но и в истории нашей страны, хотелось бы заострить внимание читателя на некоторых моментах, позволяющих, по мнению автора, лучше понять феномен ГКЧП.

На протяжении многих веков философам и историкам не даёт покоя вопрос о роли личности в истории. Сторонники тех или иных, часто — взаимоисключающих, взглядов в качестве аргументов своей точки зрения, как правило, приводят примеры из прошлого. Но на поверку большинство исторических иллюстраций оказываются столь противоречивыми, что этот философский вопрос до сих пор остаётся неразрешённым.

Однако это не лишает нас права утверждать, что в критические моменты истории роль субъективных факторов неизмеримо возрастает и отдельные личности могут существенно повлиять на течение исторического процесса. И не случайно революционные эпохи, войны и другие крупные катаклизмы наша память тесно связывает с именами людей, предрешивших исход тех или иных событий.

Конечно, на характер и итог недолгой деятельности Государственного комитета по чрезвычайному положению оказал воздействие целый ряд объективных факторов. Но многое в августе 1991 года предопределил именно Крючков, причём большую роль сыграли его чисто человеческие, личные качества.

Тема «Крючков и ГКЧП» постоянно поднималась во время многочисленных бесед автора с ветеранами КГБ, и всегда во главу угла ими ставился вопрос: обладал ли Владимир Александрович необходимой решительностью для того, чтобы действия ГКЧП увенчались успехом, или ему не хватило твёрдости и последовательности? При этом высказывались прямо противоположные мнения, и каждый обосновывал своё суждение достаточно вескими доводами. И всё же, на взгляд автора, более убедительными выглядят аргументы тех, кто считает, что решительности Владимиру Александровичу вполне хватало.

Поясню свою точку зрения такими примерами.

В конце 1988 года, вскоре после назначения Крючкова председателем КГБ СССР, страну потрясла драма, разыгравшаяся в городе Орджоникидзе (ныне Владикавказ): трое вооружённых бандитов захватили автобус с большой группой школьников вместе с их учительницей. Угрожая убийством детей, они потребовали предоставить самолёт для вылета за рубеж.

Крючкову пришлось тогда решать сложную дилемму. Можно было попытаться освободить заложников с помощью группы захвата, готовой уничтожить преступников. Однако исключить при этом гибель хотя бы одного школьника никто не мог. И тогда Владимир Александрович принял такое решение: удовлетворить все требования преступников — выдать им запрошенную огромную сумму валюты, продукты питания, доставить до аэропорта, предоставить самолёт, передать пистолеты, автоматы и бронежилеты.

Особенно большой риск заключался в том, что преступники в любую минуту могли воспользоваться предоставленным оружием. Всю ответственность Крючков взял на себя, поскольку далеко не все одобряли его решение. Но в конечном счёте, убедившись, что их требования полностью выполняются, бандиты уже перед самым вылетом самолёта в Тель-Авив освободили всех заложников. Последним самолёт покинул подполковник Шереметев — сотрудник УКГБ по Ставропольскому краю, который по требованию бандитов добровольно согласился быть у них заложником (за этот мужественный поступок он был удостоен ордена Красного Знамени).

Кстати, после этого случая в СССР была прекращена практика неоправданного, неприемлемого риска при освобождении заложников — в центр внимания ставилась задача их спасения.

Следует добавить, что в этой истории Крючков проявил и свои дипломатические способности. Поначалу преступники не собирались лететь в Израиль, рассматривали совсем другие маршруты. И лишь в самый последний момент, к огромному облегчению Владимира Александровича, назвали в качестве конечной точки Тель-Авив. По каким-то одному ему известным причинам, он был твёрдо убеждён, что выбор террористами Израиля, по сути, предопределял благоприятный для нас исход операции.

А ведь у нас с Израилем были тогда весьма натянутые отношения. Однако Владимир Александрович через МИД СССР вступил в контакт с израильскими властями и спецслужбами, будучи уверенным, что они окажут нам поддержку, задержат бандитов и выдадут их Советскому Союзу. Никто тогда его уверенности не разделял, но произошло всё именно так. А помимо прочего, этот случай сыграл свою роль в потеплении отношений между СССР и Израилем.

В результате действий и твёрдости Крючкова операция КГБ по спасению детей закончилась благополучно. И разве можно его отказ от крайних мер по освобождению заложников назвать нерешительностью?

Вместе с тем в других критических ситуациях, при обстоятельствах, не оставляющих выбора, он всегда принимал жёсткие решения. Как, например, при проведении операции КГБ по обезвреживанию преступников в Саратове в мае 1989 года. Тогда, захватив оружие и автомашину, бандиты обосновались в квартире, в которой проживала семья — муж, жена и их двухлетняя дочь. Ими были выдвинуты требования — деньги и самолёт для вылета за рубеж, иначе заложники будут сброшены с четвёртого этажа. Судя по совершённым накануне этой же бандой преступлениям, рассчитывать на то, что переговоры могут дать какой-то результат, не приходилось.

Сотрудники группы захвата совершили, казалось, невероятное — с крыши дома на канатах спустились на два этажа ниже и вышибли окна квартиры. Первый ворвавшийся в неё чекист накрыл своим телом девочку. Выстрелы бандитов участники операции приняли на себя, но, к счастью, выручили бронежилеты.

В другой раз, в августе 1990 года, группа преступников из семи человек захватила следственный изолятор в Сухуми, в котором они содержались в ожидании суда за ранее совершённые преступления. Помимо арестованных, они взяли в заложники четырёх сотрудников изолятора и в последующие двое суток выдвинули ряд опять-таки «стандартных» условий — машина, деньги, самолёт. В противном случае грозили расправиться с заложниками. Переговоры шли день и ночь, но результатов не дали. Было принято решение направить в Сухуми группу сотрудников спецподразделения «А» 7-го управления КГБ (так называемую группу «Альфа»). Расчёт строился на внезапности и быстроте действий. Преступникам по их просьбе был предоставлен микроавтобус, на котором они рассчитывали выехать в аэропорт, чтобы оттуда покинуть страну. В момент выхода во внутренний двор изолятора и посадки в микроавтобус преступники были атакованы скрытно находившейся там группой «Альфа». Спустя несколько секунд все семеро преступников были нейтрализованы. Жизни заложников были спасены.

Конечно, приведённые примеры убедят не всех: оперативная сфера — это всё же одно, а способность принимать последовательные и жёсткие решения политического характера, от которого зависит судьба страны, — это совсем другое. Однако многие факты свидетельствуют о том, что Крючков и при возникновении реальной угрозы конституционному строю СССР был внутренне готов к самым серьёзным шагам. Как предупреждение явным и скрытым врагам советской власти прозвучали его слова на Четвёртом съезде народных депутатов, состоявшемся в декабре 1990 года:

«Звучат опасения, что если сегодня пойти на решительные действия по наведению порядка, то надо заведомо согласиться с тем, что прольётся кровь.

А разве кровь уже не льётся? Разве, включая телевизор и открывая газеты, мы не узнаём почти каждый день о новых человеческих жертвах, гибели невинных людей, в том числе женщин и детей? Никого не хочу запугивать, но Комитет госбезопасности убеждён, что, если развитие ситуации в нашей стране пойдёт и далее в таком же ключе, нам не избежать более серьёзных и тяжёлых по своим последствиям социально-политических потрясений. Речь идёт о том, чтобы уйти от жертв, предупредить новые»[172].

Острые и нелицеприятные оценки сложившегося в стране положения и перспектив выхода из него прозвучали в выступлении Владимира Александровича на закрытом заседании сессии Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года, за два месяца до создания ГКЧП. Поднятый перед депутатами ряд принципиальных проблем уже ни у кого не оставил сомнений в том, что Крючков не намерен созерцать дальнейший развал СССР в качестве стороннего наблюдателя — ведь страна стояла на грани жизни и смерти.

Сначала приведём несколько его высказываний по поводу текущего момента:

«…Наше Отечество находится на грани катастрофы…

Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым правам всех граждан СССР, самим основам Советского государства. Если в самое ближайшее время не удастся остановить крайне опасные разрушительные процессы, то самые худшие опасения наши станут реальностью…

Главная причина нынешней критической ситуации кроется в целенаправленных, последовательных действиях антигосударственных, сепаратистских и других экстремистских сил, развернувших непримиримую борьбу за власть в стране…