[41].
Одним из важнейших феноменов жизни любого общества, в том числе и социалистического, является религия. В советское время религия почти без оговорок характеризовалась как «опиум народа». Сейчас в России, правда, уже несоциалистической, мы перестали квалифицировать религию как «опиум народа», оцениваем ее как важнейшую составляющую культуры. Однако, как всегда, не можем избежать крайностей. Сегодня многие говорят о религии как по сути главном, решающем факторе возрождения духовности, нравственности нашего общества. Глава государства, премьер-министр, многие политические деятели внезапно стали религиозными людьми, участвуют в богослужениях; церковные иерархи, в свою очередь, участвуют в политических акциях, освещают светские учреждения, вплоть до милицейских участков.
История России свидетельствует, что союз Власти и Церкви никогда, в сущности, не приносил пользы Церкви и, тем более, религии. Поскольку дореволюционная власть в России, как правило, всегда была реакционной, постольку союз церкви с властью бросал тень на церковь как прислужницу реакционной власти и вызывал в народной среде, в среде интеллигенции особенно, чувство возмущения и протеста. В XIX веке это, в частности, нашло свое наиболее яркое выражение в письмах В.Г. Белинского Н.В. Гоголю: «Вы оскорбили, – писал Белинский Гоголю, – чувство истины, чувство человеческого достоинства». И потому «нельзя молчать, когда под покровом религии и защитою кнута проповедуют ложь и безнравственность… Вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и соре, – права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здоровым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение…»
Многие люди эти суждения сегодня отвергнут: Белинский – революционный демократ!
Но вот суждения Г.П. Федотова, уважающего религию и осуждающего большевиков-революционеров XX века. Большевики, считает Г.П. Федотов, по существу были правы, обвиняя духовенство в социальной реакционности. Действительно, «защита существующих форм жизни сделалась составной частью христианской проповеди… В странах монархических учат о божественном происхождении монархии, в республиканских – о библейских корнях народовластия. Почти всюду оправдывают социальное неравенство как порядок, установленный Богом, и проповедуют беднякам покорность судьбе».
Христианин, продолжает Г.П. Федотов, должен стремиться к такому общественному строю, где более всего воплощены справедливость и братские начала жизни, где легче всего борьба со злом и где личность поставлена в наиболее благоприятные условия для своего духовною развития. Критикуя догматы православной церкви, Г.П. Федотов противопоставляет им Евангелие, апеллирующее к братским началам жизни. евангелие, по его мнению, предостерегает от «спиритуалистического» понимания социальной этики. Во-первых, оно указывает, что сострадающая любовь должна быть направлена не только к душе человека, моего «ближнего», но и к его телу, даже прежде всего к его телу… Лишь по отношению к самому себе человек может и должен проявлять аскетическое отрешение… То же требование, обращенное к ближнему, например, требование поста от голодного, отличает жестокость и лицемерие. Противоречием это различие мер оценки кажется лишь с точки зрения аскезы. Но аскеза в христианстве подчинена любви, как основе духовной жизни. В мире любви эта разница мер – для себя и другого – так естественна, что даже не останавливает внимание. Во-вторых, евангелие указывает, что с идеалом братства несовместимо сосуществование резких социальных противоречий богатства и бедности, так как оно свидетельствует о небратском, черством отношении к ближнему.
Очевидно, как фактор самоутверждения, выражения собственной идентичности, как импульс к поиску смысла жизни, как устремленность к справедливости, солидарности и т. п., то есть как «принцип надежды», религия будет «жить», будет играть и личную, и социально объединяющую роль.
И все же, мы согласны с К. Марксом и В.И. Лениным: религия амбивалентна, она может быть конформистской и антиконформистской. Она может вести к смирению, аскетизму, пассивности, к признанию господствующих социальных условий, то есть быть выражением действительного убожества. Но она может быть и протестом против этого действительного убожества. Раннее христианство, Реформация определенно включали в себя борьбу за социальное освобождение. В наше время «теология освобождения» в Латинской Америке безоговорочно рассматривала социальную революцию в качестве задачи христиан. Мартин Лютер Кинг из любви к ближнему также встал на путь борьбы против расизма, других проявлений социальной несправедливости. Так что, бесспорно, религия может способствовать нравственному и духовному возрождению человека, может усилить потенциал протеста против социальной несправедливости. Но правда и то, что в трудные, неустойчивые, переходные, «смутные» времена религиозный «момент» может усиливаться, сопровождаясь ростом псевдорелигиозности, лицемерного, ханжеского обращения к религии, расширением «пространства иррационального» (вера в мессию, спасителя, во всякого рода «оккультные науки», мифы и т. д. – убедительное тому свидетельство). Во всяком случае, в нашей стране сегодня все это – налицо.
Мы отнюдь не против тех, кто на небе, в религии черпает силу и воображение для справедливого переустройства земли, для самосовершенствования. Ф.М. Достоевский считал, что без веры в бога нет морали, без веры в бога – «все позволено». Разумеется, если кто– то не может праведно жить без такого морального «запрета», как бог, то бог должен быть.
Но такой человек все-таки несвободен. Его поступки предопределены. Свободно, нравственно действует только тот, кто действует, руководствуясь своими внутренними побуждениями. Важно, чтобы в каждом из нас был внутренний нравственный императив, «внутренний закон» (как говорил И. Кант), в соответствии с которым мы действуем добровольно, свободно, нравственно. Таким императивом должны быть совесть, справедливость, устремленность к добру, ответственность за все и за всех. Эти чувства, конечно, изначально не присущи человеку: они формируются в процессе воспитания и самовоспитания.
В любом случае в социалистическом обществе религиозность должна быть личным делом человека. Государство должно быть светским, уважать все религиозные верования, но в то же время оно должно уважать и свободомыслие. Государство, общество должны уважать и ценить хорошего труженика, порядочного человека, гражданина, независимо от его религиозных либо атеистических убеждений.
И, конечно же, духовность социалистическою общества в огромной степени определяется личным нравственным поведением каждого его гражданина. В советское время мы очень много говорили о воспитании трудовой морали, но, в сущности, недооценивали такие нравственные качества человека, как свобода, свободолюбие, свободомыслие, чувство человеческого достоинства, чести и т. п.
Вообще мы слишком много говорили о воспитании человека, но мало о самовоспитании. А ведь нравственная сила покоится, прежде всего, в самом человеке, в осознании им себя (разумеется, и других людей) как личности. Мы много говорили о том, что социализм, общественная собственность обуславливают общность важнейших, основных интересов всех членов общества, утверждают коллективизм. Но все дело в том, что в результате деформаций, отступления от ценностей социализма в нашем обществе возникли явления псевдоколлективизма, отчуждения личности. Людей побуждали (а многие сами охотно к этому приспосабливались) быть «винтиками», послушными исполнителями воли начальства. Между тем подлинный коллектив – это объединение личностей. (Конечно, и личность только в коллективе может по-настоящему раскрыть свой духовный потенциал, развить свои способности и таланты). Социалистическому обществу нужны личности. Личности нравственные, свободолюбивые, обладающие чувством собственного достоинства, совести и чести. И, разумеется, мужественные, способные идти «на рожон» ради защиты своей чести, чувства собственного достоинства. А ведь это нелегко; терять, зачастую приходится многое: положение в обществе, материальное благополучие, душевную уравновешенность.
И еще одно важнейшее моральное качество, без которого человек не может быть личностью. Ответственность. Сегодня мы особенно ощущаем, что нам не хватает ответственности. Мы освободились от многих запретов внешних, но не сформировали необходимых запретов внутренних, то есть того, что и называется ответственностью. Мы утратили требовательность к себе и очень часто забываем, что означают слова «совесть», «стыд» и т. п. Мы безответственно судим о прошлом, оцениваем настоящее, рассуждаем о будущем. Мы легко меняем взгляды: сегодня охаиваем то, чему вчера поклонялись. Мы люди крайностей: то мы – революционеры, то – реформисты, то мы – догматики, то – критики, то попустительствуем пьянству, то боремся с ним административными методами, то мы – противники рынка, то – безудержные его приверженцы и т. д. и т. п. Ответственность – вот что освободит нас от крайностей, приведет на путь истины, на путь реальной действительности. Ответственность за слово, за конкретное дело.
Более того: сегодня человек должен в своих самых конкретных делах подниматься на самую большую нравственную высоту, он должен понимать, что каждый его поступок касается не только его личности, но, может быть, – судьбы всего человечества. Поэтому ему должна быть присуща ответственность за страну, ответственность за все, происходящее в мире. Чувство «онтологической вины» перед миром, как говорили русские философы, «метафизической вины» перед человечеством, как сказал выдающийся немецкий философ К. Ясперс. Это чувство, подчеркивает Ясперс, обусловлено тем, что «в наши дни существует реальное единство человечества, которое заключается в том, что нигде не может произойти ничего существенного без того, чтобы это не затронуло всех… Теперь речь идет не о чем-то взаимосвязанном по своему внутреннему значению, а фактически разделенном, но о целостности, внутри которой происходит постоянное общение»