Обнаружение следов выстрела в боковой упор (дульный срез прижат к поверхности не всей окружностью, а лишь частью ее), отсутствие следов борьбы и самообороны характерны для выстрела, произведенного собственной рукой. Можно ли было так тщательно сымитировать самоубийство? В экспертной практике встречаются такие случаи. Да, можно инсценировать один, два, ну, пять признаков. Но весь комплекс признаков фальсифицировать невозможно. Здесь слишком много совпадающих устойчивых признаков: распределение крови, сурьма. На первый взгляд кажется, что капли крови на рубашке могли возникнуть как следы кровотечения из раны. Но они не связаны с основным участком пропитывания – пятном на рубашке поэта, имеют округлую форму, они также не имеют вокруг себя брызг. Следовательно, капли крови падали с небольшой высоты с какого- то окровавленного предмета – руки, оружия. Эксперты тщательно изучили расположение капель крови – по дуге, то есть после выстрела рука, державшая оружие, опускалась книзу, а не отдергивалась от тела, как бывает при выстреле из оружия, произведенного посторонней рукой. Но «некто», расшифруем его – чекист Агранов – действительно умел работать и свое дело знал хорошо. Допустим, капли крови были нанесены после выстрела, ну, например, из пипетки, хотя у убийцы не было для этого времени. Но мы должны все-таки сделать и такой допуск. В этом случае необходимо было достичь полного совпадения локализации капель крови и расположения следов сурьмы» (с. 193–196).
И вот самое главное место: «Но реакция на сурьму была открыта лишь в 1987 году, а в тридцатые годы криминалистам она была неизвестна. Именно сопоставление расположения сурьмы и капель крови и стало вершиной этого исследования, позволило ответить на самые сложные вопросы. Таким образом, ни давность выстрела, ни обработка рубашки специальным составом не должны служить препятствием при проведении комплексных медико-баллистических экспертиз. Следовательно, проведенное исследование имеет не только исторический, но и научный интерес.
Результаты исследования были доложены на расширенном заседании Совета музея <Маяковского>с участием литераторов, сотрудников Института мировой литературы, журналистов. Сообщения с демонстрацией фототаблиц, схем, контактограмм были встречены буквально градом вопросов и аплодисментами» (с. 196).
Кажется, все, можно ставить точку. Но… Но преподаватель русской литературы И. Бошко сомневается («Независимая газета», 1992, № 71): «Мне не давал покоя вопрос о том, куда, стреляя в то роковое утро, метил Маяковский конкретно: в висок, в рот, в сердце? Ибо по какой-то странности никто из близких родственников и друзей поэта не проронил об этом ни единого слова. И я стала расспрашивать людей, которые знали Маяковского.
Первым был поэт Сергей Кирсанов. Он, не задумываясь, ответил: «Куда стрелял? В висок, конечно!» И далее: «Я сидела за столом рядом с Вероникой Полонской. Мы разговаривали и в конце концов затронули тему смерти Маяковского. Полонская вполне охотно изложила мне официальную версию: она вернулась в комнату Маяковского, как только услышала выстрел. А куда именно попала пуля, сказать не могла». Я не думаю, чтобы для Вероники Витольдовны был приятен этот разговор, тем более что до нее, безусловно, доходили слухи о ее причастности к гибели Маяковского. Да и при чем здесь «изложение официальной версии», если Полонская была единственным в мире человеком, последним видевшим поэта живым, и он, умирая, смотрел на нее» (с. 197).
Интересно, что не так давно в книге магнитофонных записей «Беседы с Виктором Шкловским. Воспоминания о Маяковском» М.,2017, мы получили рассказ Виктора Шкловского, который показывает то, как наслаивается миф на реальность и наоборот.
Здесь Шкловский дважды уверенно говорит:
Ш<кловский> Он, значит… он никогда не склонялся в сторону Троцкого, как и Брик не склонялся. У них там постоянно чекисты торчали, и после ухода… Там Агранов постоянно бывал.
Д<увакин> Что это за фигура? Какую роль он в смерти играл?
Ш: Когда Володя умер и пришел туда, на похороны, мне Агранов говорит: «И быть в любви жестоким очень легко – надо только не любить» (это цитата из «Zoo») и показал мне пулю, вынутую из Маяковского. Маяковский стрелялся стоя. Пуля вошла в сердце, но оказалась в голове… Ну вот» (с. 64).
И второй раз, почти через год:
Ш: И, значит, подходит этот… как его… Агранов и показывает мне пулю. «Это, – говорит, – вынутая из мозга Маяковского».
Д: Как из мозга?!
Ш: Из мозга Маяковского…
Д: … Очень привлекло мое внимание сообщение о вашем споре с Аграновым. Что-то тут… что-то тут очень неясное.
Ш: Не знаю» (с. 133–135).
Таким образом, в рассказе Шкловского соединились две версии сразу. Понятно, что на сохранившемся мозге Маяковского никаких повреждений нет. Но для мифа это не важно.
Эксперт продолжает: «…О судебно-медицинском исследовании тела поэта ходило много пересудов. В.И. Скорятин утверждал, что вскрытие тела Маяковского намеренно оттягивалось и было произведено лишь по настоятельной просьбе литератора Сутырина непосредственно накануне кремации. Это не совсем так. В первый же день в прозектуре клиники медицинского факультета Московского государственного университета вскрытие тела поэта произвел известный профессор-патологоанатом Талалаев. По воспоминаниям В. Сутырина, в ночь на 17 апреля состоялось перевскрытие тела в связи с тем, что поползли слухи о якобы имевшемся у Маяковского венерическом заболевании. Очевидно, об этом, повторном, вскрытии говорится, как о вскрытии «накануне кремации». «Результаты вскрытия показали, – свидетельствует Сутырин, – что злонамеренные сплетни не имели под собой никаких оснований. Все это было записано в Акте, а на следующий день сообщили об этом родным…» Первичное вскрытие, проведенное профессором Талалаевым, также не нашло никаких следов венерических заболеваний.
«Он был без пиджака. Пиджак висел на стуле, и лежало письмо, его последнее письмо, которое он написал», – вспоминал Н.Ф. Денисовский. Из этой комнаты-«лодочки», как любил называть ее поэт, дотянулись до наших дней слухи, что это письмо написано не Маяковским. Даже такие эмоционально чуткие люди, как Эйзенштейн, сомневались в подлиннике предсмертного письма поэта. Более того, называлось имя «автора» письма. Сколько дискуссий прозвучало, сколько копий скрестилось вокруг предсмертного письма, выполненного карандашом, почти без знаков препинания: «Всем. В том, что умираю, не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил»… Это главная предсмертная просьба поэта, которую и в голову никому не пришло принять во внимание. «Мама, сестры и товарищи, простите это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля – люби меня.
Моя семья это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская…»
Это письмо, после исследования рубашки, было передано для проведения экспертизы специалистам в лабораторию судебно-почерковедческих экспертиз Федерального центра судебных экспертиз. В их заключении сказано: «Представленное письмо от имени Маяковского выполнено самим Маяковским в необычных условиях, наиболее вероятной причиной которых является психофизиологическое состояние, вызванное волнением». Но написано письмо не в день самоубийства, а раньше: «Непосредственно перед самоубийством признаки необычности были бы выражены более ярко». Письмо, по мнению экспертов, действительно было написано 12 апреля, как и датировал его поэт. В этот вечер была вечеринка у друзей Маяковского. Поэт пил вино, был «не в духе», и никто не знал, что в его кармане лежит письмо, в котором он называет себя покойником и говорит о себе уже в прошедшем времени: «покойник этого ужасно не любил»…
Можно переживать непоправимость его ошибок. Можно не понимать их. Можно подозревать поэта в обмане самого себя. Можно даже отречься от мучительного, перевернутого, слишком сложного для однозначных оценок творческого наследия. Вспоминаются слова чеховского Гаевского: «Всей правды мы не узнаем никогда». Но слова, разбросанные по бумаге в самый честный скорбный час, – они продиктованы страданием.
Может быть, следует исходить из принципа, известного как «бритва Оккама» – не следует умножать сущности без крайней необходимости: если действие можно объяснить как прямое, преследующее те цели, которые открыто провозглашены, то этому объяснению надо верить, и не стоит искать тайный, противоположный смысл. Как правило, сильные, страстные, творчески одаренные люди открыто, не таясь, показывают свои подлинные намерения.
Любовная лодка \ разбилась о быт.\ Я с жизнью в расчете\ И не к чему перечень\ Взаимных\ бед\ И обид. Счастливо оставаться.
Владимир
Маяковский.
12. IV.30 г.»
С «любовной лодкой» разбились надежды, преданность дому, иллюзии человеческого рода. Историки должны по минутам просчитать день 12 апреля, когда была написана записка, ставшая предсмертной.
Тайна кроется не в 14-м дне апреля, а в 12-м.
Исследователи творчества В.В. Маяковского, журналисты пытались отыскать уголовное дело по «факту смерти Маяковского». Однако его нигде не было… Для того, чтобы поставить точку в исследованиях, проверить полученные нами результаты, необходимо «Дело». Не скрою, меня беспокоили вопросы о Маяковском, заданные чекистом М.М. Зощенко. Но дела не было» (с. 198–201).
А за этим следовало описание материалов дела в сравнении с судебно-медицинской экспертизой. Причем, тогда эксперты не имели доступа к материалам сталинского архива.
«Материалы о смерти В. Маяковского хранились в Президентском архиве, но совсем в иной папке и были, наконец, переданы в спецхран Государственного музея В.В. Маяковского. Директор музея С.Е. Стрижнева любезно согласилась ознакомить меня с документами. Я сижу в небольшом уютном кабинете Светланы Евгеньевны. Передо мной – картонная серая папка, в глаза сразу же бросается надпись крупным черным шрифтом: «Ежов Николай Иванович». Ниже – «Начата 12 апреля 1930 г. Окончена 24 января 1958 г.». В папке – вторая папка: «Уголовное дело № 02–29. 1930 г. О самоубийстве Владимира Владимировича Маяковского. Начато 14 апреля 1930 г.». Следовательно, дело «О самоубийстве Владимира Владимировича Маяковского» находилось на контроле всемогущего и зловещего секретаря ЦК ВКП(б), курировавшего административные органы, в том числе и органы госбезопасности. В папке – всего несколько листков уже чуть пожелтевшей бумаги. Приводим полностью протокол осмотра места происшествия: