Напрасно!
Все подымает грозная опасность.
И вместо этого панского расчета
Расчет иной увенчает войну.
Если вспомнить, что солдаты – это рабочие и крестьяне в серых шинелях, то, кажется, надежды на «массы» становились к 1920 г. все призрачнее. Война революционная все более превращалась в войну между Россией и Польшей за Украину, возрождая ушедшие, казалось, в далекое многосотлетнее прошлое проблемы межгосударственных отношений.
Тогда же, в июле 1920 г., Маяковский формулирует в стихах классовый подход к советско-польской войне, непосредственно зарифмовывая при этом статью «Правды». Комментатор полного собрания сочинений Маяковского приводит этот отрывок, в котором не так уж неожиданно оказывается цитата из пушкинских «Клеветников России», которые, как всем известно, были связаны с походом на Варшаву лет за 85 до событий года 1920-го. Вот этот текст: «…дело идет не о «споре славян между собой», не о борьбе русского и польского «народов» (кавычки «Правды». – Л.К.), а о борьбе между панскими поработителями рабочей и крестьянской вольности (обращаем внимание на характерный полонизм. – Л.К.) с одной стороны, и трудовыми польскими массами, поддерживаемыми рабоче-крестьянской Россией – с другой стороны».
Таким образом, хотя бы для автора передовицы «Правды» славянский контекст происходящих событий был очевиден. А «Окна» Маяковского вполне можно встроить в интересующий нас «славянский» русско-польский текст, итогом которого в 1927 г. стали и пражские очерки Маяковского.
Итак:
«Раньше была война национальная, стала теперь война классовой. Теперь каждый буржуй друг буржую. Каждый пролетарий пролетарию свой. Мы воюем с панским родом, а не с польским трудовым народом. И не с панами заключаем мир, пролетарию руку протянем мы. Чтобы этого достигнуть и не воевать больше, объединяйтесь, пролетарии России и Польши.»
Противоречия этого текста очевидны. Да и мир пришлось заключать с панами. А польская тема в контексте Мировой революции попала в очень значимые тексты Маяковского, а из них, похоже, и в тексты современников поэта.
Тексты «Окон РОСТА» только кажутся простыми и примитивными. Собственно говоря, это же относится и к интересующим нас славянским стихам и очеркам Маяковского. Их оценка, а порой и образный строй зависят от документов, которые стали известны лишь в последнее время. И это вовсе не газета «Правда» с передовицами типа тех, что мы здесь привели. Мы имеем в виду опубликованную впервые в 1993 г. речь В.И. Ленина на IX конференции РКП(б) 22 сентября 1920 г.
Этот документ важен для нас, ибо, как известно, Маяковский не занимался политикой самодеятельно, а работал в официальном агентстве РОСТА, которое, естественно, выполняло ленинские пропагандистские установки. Даже такие, к которым в интересующей нас речи имеются замечательные указами вождя: «Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать».
Приведем несколько положений этой речи, дающей ясно понять, что цинизм, свойственный некоторым «Окнам РОСТА», не столько характеризует Маяковского как поэта и человека, сколько является родовым признаком всего тогдашнего политического мышления.
Вот как Ленин характеризовал роль и место Польши в тогдашнем раскладе сил: «Польша была ставкой. И Польша думала, что она, как держана с империалистическими традициями, в состоянии изменить характер войны. Значит, оценка была такова: период оборонительной войны закончился».
Именно здесь Ленин попросил больше не записывать и продолжил: «С другой стороны, наступление показывало нам, что при бессилии Антанты военным путем задавить нас, при бессилии ее действовать своими солдатами, она может только толкать на нас отдельные маленькие государства, не представляющие военной ценности и держащие у себя помещичье-буржуазный порядок только ценой мер насилия и террора, которые им предоставляет Антанта. Нет сомнения <…> оборонительный период войны с всемирным империализмом закончился, можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали. Мы будем пробовать на них наступать, чтобы помочь советизации Литвы и Польши <…>. Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протокол ЦК и представляющей закон для партии до нового съезда. Но между собой мы говорили, что должны мы прощупать – не созрела ли социальная революция и в Польше? <…> мы имели силу, и значительную, против Антанты. И в то время мы Керзону ответили: «Вы ссылаетесь на «Лигу наций». Но что такое «Лига наций»? Она плевка не стоит. Еще вопрос, кто решит судьбу Польши. Вопрос может решиться не тем, что скажет «Лига наций», но тем, что скажет красноармеец». Вот что мы ответили Керзону, если перевести нашу ноту на простой язык».
Не узнаются ли здесь многие образы и даже тон «Окон» Маяковского?! Ленин продолжает: «Мы должны по отношению к политике западноевропейской от первой активной политики вернуться к последствиям. Последствия не так страшны. Последствия военные («Нас потрепали под Варшавой…», как сказал бы Маяковский. – Л.К.) не означают последствий для коммунистического интернационала. Под шумок войны Коминтерн выковал оружие и оточил его так, что господа империалисты его не сломают. <…> Основная наша политика осталась та же. Мы пользуемся всякой возможностью перейти от обороны к наступлению. Мы уже надорвали Версальский договор и дорвем его при первом же удобном случае. Сейчас же для избежания зимней кампании надо идти на уступки».
Таково специфическое мышление в категориях Мировой революции или под их прикрытием мышление в категориях пусть и коммунистической, но империи. Если же с теоретических марксистско-ленинских высот спуститься на землю, то военная опасность со стороны РСФСР, всегда готовой напасть на Польшу, сохранялась постоянно. Тем более что Версальский договор, как мы видим, далеко не только Маяковский рассматривал как бумажку, которую надо лишь дорвать.
Поэтому и указание Якобсона в его письме Маяковскому на возмущение чешской газеты тем, что Маяковский в Праге ругал Версальский договор, было указанием другу, вполне разбиравшемуся в политическом смысле своих (казавшихся просто пропагандистскими) выпадов. Другое дело, что задачу, поставленную Лениным, решил на время уже Сталин в 1939–1940 гг. И характерно, что одним из символов этого стал выход во Львове сборника переводов Маяковского. Впрочем, произошло это после не только смерти поэта, но и после его «второй смерти» (слова Сталина о Маяковском, 1935), в которой он, по словам Пастернака, был уже неповинен.
Важно отметить, что польская тема вошла далеко не только в откровенно пропагандистские тексты Маяковского, но и в «V Интернационал», где в главе «ТЕПЕРЬ САМА ПОЭМА» читаем:
Вот
она
Россия,
моя любимая страна.
Красная,
только что из революции горнила.
Рабочей
чудовищной силой
ворочало ее и гранило.
Только еле
остатки нэпа ржавчиной чернели.
Эти строки достаточно близки к рассуждениям Эренбурга о том, на что пошли народы России в революцию и чем стала (затхлость) Польша, которая осталась сама по себе вне России. А вот Польша в той же поэме:
А это Польша,
Из лоскуточков ссучена.
Склей такую!
Потратила пилсудчина
слюны одной тысячу литров.
Чувствуешь —
зацепить бы за лоскуточек вам,
и это
все
разлезется по швам.
Куски о России и Польше находятся рядом. Это позволяет считать, что подобное противопоставление характеризует отношение Маяковского к Польше с советской стороны. Даже после формального окончания Гражданской войны и интервенции поэт продолжает «пересматривать» итоги Версальского договора, следуя ленинской линии.
Тем более что именно Польша оказывается главным препятствием для переноса Мировой революции в Германию:
Пол-Европы горит сегодня.
Прорывает огонь границы географии
России.
А с Запада на приветствия огненных рук
огнем плещет германский пожар.
От красного тела России,
от красного тела Германии
огненными руками
отделились колонны пролетариата.
И у Данцига пальцами армий, пальцами танков,
пальцами фоккеров одна другой руку жала.
И под пальцами было чуть-чуть мокро
там, где пилсудчина коридорами лежала.
И вот новый поворот темы:
НЕВЕСЕЛАЯ СТРАНИЦА ПРО ВОЕННЫХ ЗА ГРАНИЦЕЙ
За границей – мерзкая
Порода офицерская.
Лапа панская груба —
Бьет рабочих по зубам.
Фашист не любит дерзких
Обрядов пионерских.
«Мальчишки и девчонки,
Вверх ручонки!»
За границею попы
Всем в глаза пускают пыль.
Сам господь велел вам, братцы,
За буржуев крепко драться.
Ноги вытянув широко,
Занялися маршировкой.
Пыль ногой до неба дуй,
Маршируй, да не бунтуй.
Публикатор этого текста В. Дядичев резонно отметил, что «исходным материалом» для поэта в известной степени явились впечатления от поездки в Польшу и Чехословакию (апрель-май 1927)», и верно пишет, что это стихотворение представляет собой образный конгломерат польских и чешских впечатлений Маяковского, отразившихся в его стихах и очерках: «По материалам этой поездки Маяковским были написаны стихи «Славянский вопрос-то решается просто», «Польша», «Чугунные штаны», очерки «Новое о чехе», «Чешский пионер», «Наружность Варшавы» и др. В стихах и очерках о Польше одно из главных, особо подчеркиваемых впечатлений Маяковского – «несметное количество военных. Откроешь глаза – слышишь звон шпор…».
В «чешских» произведениях несколько раз упоминается Крамарж, руководитель чехословацкой народной партии (фашистов), весьма влиятельной в те годы», дословно повторяет В. Дядичев эпиграф стихотворения, к которому вскоре мы обратимся. Подмечает исследователь и след пионера из прозаического текста поэта: «Один из эпизодов «Чешского пионера» (опубликован в «Пионерской правде» 15 июня 1927) – изъятие полицейскими на улице в Праге у пионеров форменных атрибутов – красного галстука, синей блузы… Ср.: в новонайденном стихотворении –