И тут же важнейшие для нас сведения, которые являются чуть ли не академическим комментарием к стихам Маяковского «Солдаты Дзержинского»: «В 1927 году в Харьков поэт приезжал четырежды. В те тревожные дни консервативное правительство Англии и английские спецслужбы проводили против молодой республики Советов провокацию за провокацией. Так, 12 мая 1927 года лондонская полиция внезапно оцепила офис «Аркоса» – торговой компании, выполнявшей функции коммерческой части Торгпредства советского государства в Великобритании – и провела обыск помещений. Эта акция послужила поводом для разрыва дипломатических и торговых отношений с Советским Союзом. На страницах «Комсомольской правды» и других центральных газет из номера в номер печатались боевые материалы. Нарастала угроза новой войны против СССР.
Однажды, беседуя с Маяковским, Горожанин подробно рассказал поэту о происках «твердолобых» в Великобритании и поддержке этих происков троцкистами внутри страны, о том, как были задержаны шпионы и диверсанты, направлявшиеся через границу, о работе чекистов-«секретчиков», то есть сотрудников секретно-политического отдела, и чекистах контрразведывательного отдела (КРО).
Маяковский понимал, какое значение имеет в этой трудной обстановке для страны его поэтическое слово. Он должен был дать ответ. За себя, за тех, кто борется с врагом с оружием в руках.
Из воспоминаний жены Горожанина Берты Яковлевны:
«Вечером мы собрались обедать. Но Маяковский попросил нас задержаться. В одной из комнат он что-то писал, ходил из угла в угол. Садился за стол и снова вскакивал. Я с сожалением подумала о том, что приготовленный мной украинский борщ окончательно остынет, как вдруг в комнату-столовую вошел с доброй улыбкой на лице Маяковский. В руках он держал клочок бумаги.
– Послушайте, Валерий Михайлович, это вам мой набросок посвящается, – и начал читать:
Есть твердолобые вокруг и внутри —
зорче и в оба, чекист, смотри!
Мы стоим с врагом о скулу скула,
и смерть стоит, ожидает жатвы.
ГПУ – это нашей диктатуры кулак
сжатый
Горожанин, смущенный и взволнованный, стоя слушал друга.
– Нет, – тихо возразил чекист. – Это, пожалуй, будет неточно. Не только мне, но всем солдатам Дзержинского».
Стихотворение «Солдаты Дзержинского», прочитанное в Харькове, было, что называется, первым черновым вариантом. В дальнейшем поэт тщательно его доработал и добавил ряд строф».
Теперь мы понимаем, что эти стихи «Солдаты Дзержинского», напрямую связанные с ситуацией матери Лили Брик и известные ОГПУ не хуже, чем MI5, можно счесть «актуальной политической лирикой».
Но увидеть это оказалось возможным только из архивов английской спецслужбы и статьи о видном чекисте.
Итак, мы видим, что практически весь основной лефовский круг так или иначе был втянут (пусть иногда и случайно притянут) в деятельность еврейских коммунистических организаций, связанных с Коминтерном, с одной стороны, и с советской политикой пропаганды еврейского землеустройства в Крыму, – с другой. Мы имеем в виду участие В.В. Маяковского, Л.Ю. Брик, В.Б. Шкловского в съемках пропагандистского фильма «Евреи на земле» уже после возвращения Маяковского из Америки.
И здесь стоит еще раз прерваться, чтобы напомнить о важной публикации Р. Янгирова, на сей раз касающейся уже работы в советском торгпредстве соавтора «Евреев на земле» В. Шкловского: Одним из самых интригующих и совершенно недокументированных эпизодов берлинской жизни Шкловского, оказавшим огромное влияние на всю его последующую биографию, представляется его служба в «Руссоторгфильме» – киноотделе при советском торгпредстве Германии. Это учреждение фактически принадлежало Управлению предприятий ГПУ, занимавшемуся коммерческой деятельностью, в том числе и кино»[233].
Такая деталь в мозаике гэпэушных связей круга ЛЕФа в очередной раз оказывается связанной и с кино, и с работой очередного лефовца в Торгпредствах РСФСР. Если добавить сюда аналогичную деятельность Р. Якобсона, связанного и с разведывательными кругами, и с советским представительством в Праге, то мозаика все более будет походить на реалистическую картину.
Теперь мы можем вернуться к нашему сюжету и вспомнить, что основной темой, обсуждавшейся обвинением на процессе по делу Еврейского антифашистского комитета, по которому проходил Леон Тальми, был как раз территориалистский проект освоения еврейскими земледельцами Крыма. Напомним, что территориализм – еврейское национальное движение, допускавшее создание еврейского национального очага, в отличие от сионизма, вне Палестины. И в этом смысле нас не удивит тот факт, что на процессе зашла речь и о приезде Маяковского в Нью-Йорк и роли в этом Леона Тальми.
После того как Тальми разъяснил председательствующему, что ему пришлось задержаться в Берлине из-за того, что он долго ждал визу и выполнял поручение по безопасному перевозу агентов Коминтерна до Германии, пошла речь об американском периоде его деятельности: «Когда я приехал в Нью-Йорк в августе 1921 года, я связался с Эпштейном, который прибыл туда раньше меня. Он был послан также по линии Коминтерна с заданием объединить в одно целое ряд нелегальных коммунистических групп, которые очень часто боролись между собой»[234].
Без большой боязни ошибиться можно заметить, что в Нью-Йорке и Ш. Эпштейн, и Моше Кац, и Леон Тальми проделали абсолютно то же самое, что и в Киеве в 1917 году, когда объединяли левых сионистов и социалистов-территориалистов. Это тем более так, что в Нью- Йорк в 1920-е годы приехали те же самые люди, что были членами соответствующих партий в бывшей Российской империи.
Именно в момент рассказа о коминтерновской деятельности Тальми в первый раз начинает разговор о Маяковском: «В то же время я, по согласованию с Эпштейном и с подпольной коммунистической группой, связался с журналом «Нейшин» – это либеральный интеллигентский журнал, но в то время он был самым прогрессивным из журналов американской интеллигенции, выступал в защиту Советского Союза и требовал его признания, правда, потом он изменил свою линию.
Я работал в этом журнале, печатал свои статьи о советской литературе. Я был первым, кто познакомил американскую публику с Маяковским». И чуть ниже: «Должен напомнить, что в 1925 году в Нью- Йорк приезжал Маяковский, с которым я провел очень много времени, познакомил его со многими писателями-коммунистами и ввел в круг пролетарской интеллигенции США. Кроме того, я перевел несколько его стихотворений на английский язык, а стихотворение «Атлантический океан» на еврейский язык»[235].
При этом характерно, что уже следующая фраза показаний Леона Тальми на суде, не касавшаяся вроде Маяковского, имеет к нему не менее непосредственное отношение, чем рассказ о переводах Маяковского на английский язык.
Безо всякого перехода и специального вопроса председательствующего Тальми начал обсуждать создание общества «ИКОР» (Идише колвирт организацие – Еврейская колхозная организация): «В 1924 году организовался «ИКОР» (для содействия организации «ОЗЕТ» [Общество для землеустройства евреев-трудящихся – Л.К.] в Советском Союзе)[236]
«Общество землеустройства евреев-трудящихся» нашло свое прямое отражение в творчестве Маяковского в 1926 году в специальном сочинении «Еврей (товарищам из ОЗЕТа)»:
Бывало,
Начни о вопросе еврейском,
Тебе собеседник
ответит резко:
– Еврей?
На Ильинке!
Все в одной линийке!
Еврей – караты,
еврей – валюта…
Люто богаты
и жадны люто.
А тут им
Крым!
И дальше подробное объяснение порочности антисемитской пропаганды, утверждавшей, что евреям дают южное побережье Крыма с дворцами и курортами, а не трудные для обработки территории горного Крыма. Правда, как показывают записи современников, все это не возымело никакого действия. Низовой антисемитизм думал именно так, как тот «антисемит», который «Антанте мил». Более того, знаменитое крымское землетрясение 1927 года породило множество анекдотов о том, что оно имело место только для того чтобы «стряхнуть» евреев из Крыма. Сведения об этом регулярно поступали даже на стол Сталину, представляя важную проблему национального строительства 1920– 1930-х годов. Подобные документы нетрудно найти в многотомном издании «Совершенно секретно. Лубянка Сталину о положении в стране» за соответствующие годы.
Так что стихотворение Маяковского, если и не помогло в борьбе с антисемитизмом, то ситуацию отразило верно. Да и напечатано оно было в СССР, а не за границей, как это произошло с прокатом знаменитого фильма «Евреи на земле», созданного деятелями ЛЕФа в 1926 году и предназначенного для демонстрации за рубежом.
Интересно отметить, что впервые т. н. «Надписи к культурфильму «Евреи на земле» были опубликованы только в 1940 году. Комментаторы Полного собрания сочинений Маяковского указывают, что сценарий был создан В. Шкловским, а надписи были сделаны Маяковским в июле-августе 1926 года во время пребывания в Крыму.
В этом сообщении немало странного. И, прежде всего, странно выглядит сама необходимость участия Маяковского в изготовлении надписей по сценарию одного из виднейших кинодеятелей той поры – В.Б. Шкловского. Да и Маяковский вполне умел сам делать тогдашнее кино. Дело, как нам представляется, в ином. В отличие от В. Шкловского Л.Ю. Брик и В.В. Маяковский были сотрудниками ОЗЕТа, а Маяковский даже членом его московского правления.
В рамках данной главы мы не будем специально разбирать собственно текст фильма «Евреи на земле». Это было сделано ранее и в другом месте. Скажем лишь, что большинство надписей имеет явственный еврейский подтекст, связанный как с сионистской топикой, так и с обыгрыванием библейских цитат. Игра этими цитатами