2017 год, год 100-летия Февральской и Октябрьской революций, принес нам еще один текст Шкловского – многократно цитировавшиеся здесь его устные беседы с В.Д. Дувакиным.
И в части смерти Маяковского они очень неожиданны и даже сенсационны. Поэтому, помня, хотя бы структуру статьи Якобсона «О поколении, растратившем своих поэтов», мы после ярких текстов Шкловского о Маяковском и Достоевском, приведем вполне политические тексты, связанные с нашей темой.
Мы не можем их обойти, так как они, как и в случае с «пулей из головы» Маяковского, будто бы показанной Аграновым, могут породить совсем ненужные кривотолки, в среде поклонников Воронцовых – Колосковых – «Смеляковых».
Шкловский говорит (В печатном варианте это с. 141–149):
Ш.: Да. Видите, у меня был такой случай, что я встретился перед… незадолго до Володиной смерти с Малкиным, Борисом Малкиным, который был нашим приятелем, тоже был у него роман с Лилей, ну, и он почему-то меня вызвал к себе. Он был в районном комитете, где-то на улице… недалеко от Смоленского рынка, около здания теперешнего министерства, дом выходил, одноэтажный особняк, первый на той стороне.
Д.: На той же стороне?
Ш.: Да.
Д.: Ах, райком?
Ш.: Райком.
Д.: Это был особняк Морозова. Он и сейчас стоит. Это Киевский районный комитет большевиков, начиная с 17-го года.
Ш.: Почему я это говорю? Чтобы дать вам какие-то признаки, что этот разговор был.
Д.: Понятно.
Ш.: И мне Малкин говорит: «Поэзия Маяковского – это оппозиция Зиновьева». Я говорю: «Кто это мог придумать?» Он мне сказал: «Это мнение партии». По-моему, тут ничего не могло быть, ничего не было. Он с Ленинградом не был связан. Но он говорил это очень определенно, и не знаю, для чего.
Д.: Самое странное, что оппозиция Зиновьева – это 25-й год. 27-й – уже объединенная троцкистско-зиновьевская, 28-й – бухаринско-рыковская, в 29-м— уже вообще… В 30-м – уже «Головокружение от успехов», уже Сталин, так что, так сказать, как будто это уже история. Но Малкин вам сказал такую вещь?
Ш.: Да. Я не помню, когда…
Д.: А вы давно ведь Малкина знали?
Ш.: Давно знал.
Д.: И вы были, вероятно, связаны, еще по дореволюционному прошлому?
Ш.: Нет.
Д.: Нет?
Ш.: Нет, я был знаком через…
Д.: Малкин ведь был… Малкин же вступил… был принят в РКП по рекомендации Ленина. Он эсер.
Разговор и впрямь странен. Комментатор публикации указывает нам, что такое «Зиновьевская оппозиция» в самых общих чертах, но главное, что это была оппозиция против сталинского плана построения социализма в одной отдельно взятой стране. Следовательно, против прекращения уже терпевшей критические и решающие поражения Мировой революции, что было трагично для Маяковского, ничего не говорится. Это и имеет в виду Малкин.
В.Д. Дувакин подходит к словам Маяковского с точки зрения истории партии. Малкин же просто обозначает причину кризиса в душе и мире Маяковского, а вовсе не «обвиняет» поэта в принадлежности к этой «оппозиции».
Но еще интереснее продолжение монолога Шкловского, похоже, озадачившее комментатора:
Ш.: Знаю. Но там история такая. Я эсером не был, особенно дореволюционным. Я с эсерами связался… на броневиках поехал. A видите какая штука: Малкин работал в «Межрабпомфильме», там, где… вот когда вы спросили: «Кто был? Почему для Лили был родной дом?» Там был Малкин. Что я думаю? Что Маяковскому позвонили из учреждения и ему сказали что-то такое, после чего он застрелился.
К этому отрывку комментария в книге и на сайте http://oralhistory.ru/talks/orh-67-68/text?hl=f10ad8f#guS2 oR нет. А дать его во избежание кривотолков необходимо.
Дело в том, что на студии «Межрабпомфильм» имела место история, напрямую касающаяся и Маяковского, и Л.Ю. Брик, и даже, как это ни странно, ОГПУ.
Двадцать лет тому назад в журнале «Искусство кино» 1998, № 10, этому была посвящена специальная публикация Валерия Босленко «Лиля Брик. Любовь и долг. Сценарий» http://kinoart.ru/archive/1998/10/n10-article25.
Приведем некоторые материалы оттуда. Они позволят снять налет таинственности со слов Шкловского, собеседником явно не понятых.
Автор пишет, что: «В 1928 году Лиля Брик вместе с Виталием Жемчужным по написанному им сценарию поставила на «Межрапомфильме» среднеметражную ленту «Стеклянный глаз», сохранившуюся лишь в первых трех (из пяти) частях и находящуюся ныне в коллекции Госфильмофонда России. В аннотации к ней справедливо отмечалось: «Фильм представляет собой монтаж интересных, богатых по материалу документальных кадров. В картину включен игровой эпизод, пародирующий авантюрно-психологическую кинодраму». Однако тут же было добавлено: «Фильм, в какой-то мере направленный против штампов игрового кино, основан на неправильном противопоставлении документальной и художественной кинематографии», и чуть ниже продолжает: «Когда в январе 1929 года «Стеклянный глаз» вышел на экраны, на студии «Межрабпомфильм» был принят новый сценарий Лили Брик и без долгих проволочек направлен на утверждение в Главрепертком.
Сама Лиля Юрьевна в своих воспоминаниях о Маяковском подробно рассказывает об этом замысле: «…Я написала сценарий под пародийным названием «Любовь и долг, или Кармен». Первая часть фильма, который я собиралась снять по этому сценарию, вмещала в себя весь сюжет. Остальные части (каждая) посредством монтажа (кино тогда было еще немое) по смыслу противоречили друг другу, несмотря на то, что ни одна из этих частей-картин не нуждалась для этого ни в одном доснятом метре. […]
Маяковский был доволен такой затеей. Он всячески хвалил меня за сценарий, и ему захотелось сыграть в нем главную роль. В первой части это прокурор, переодевающийся апашем, чтобы поймать контрабандистов на месте преступления. Во второй – человек, живущий двойной жизнью. В советской – старый революционер, гримирующийся апашем для конспирации. В американской комедии – прокурор, меняющийся одеждой с апашем для любовных похождений.
Когда Маяковский так горячо отнесся и к сценарию, и к своей роли в нем, мы решили снимать всей нашей компанией – Осип Максимович, Кирсановы, Асеев, Крученых, я… Оформлять тоже должен был кто-то из друзей-художников, не помню кто. Поставить помогут Игорь Терентьев и Кулешов. Денег за работу брать не будем. Попросим у Совкино на месяц павильон, и если фильм получится интересный и выйдет на экраны, тогда нам и деньги заплатят. И Володя, и я толкались во все двери. Предложение было непривычное – неизвестно, в какую графу его занести. Павильона нам не дали. Как я жалею об этом! Как было бы сейчас интересно увидеть Маяковского и его товарищей – молодых, всех вместе!»
Это Протокол № 710 Главного репертуарного комитета от 24 января 1929 года о сценарии Л.Ю.Брик «Любовь и долг».
В п. 13 читаем: ««Если бы сценарий был представлен случайно, то его можно было бы просто запретить как пустяк, имеющий такое же примерно значение (идеологическое и формальное), как клоунский анекдот по поводу радостного события крушения поезда, т. к., видите ли, его теща тоже там была. В самом деле, прокурор, апаш, карменистая девица, благородный папаша и ангельски чистая невеста показаны, раскрыты в 4-х вариантах. Не теща, а просто-таки колхозная революция!
Однако тот факт, что этот второй сценарий является продолжением «Стеклянного глаза», написан тем же автором и представлен той же фирмой, то сюда должно быть обращено внимание ГРК сугубо. Я лично считаю, что как и «Стеклянный глаз», как (и) всякие межрабпомовские куклы, а в особенности этот последний, являются звеньями одной и той же цепи упорного сопротивления советской тематике и советскому кинопроизводству! Общественность оценила «Стеклянный глаз» […] (см. «Вечерняя Москва» от 19.01.1929 г.). Осмеяние «заграничных фирм» есть ширма для ГРК. Ибо никакого осмеяния нет, да и по существу установка неверная. Культурфильма не является и не будет являться конкурентом ни заграничной, ни советской художественной фильме, как не является конкуренцией химия – балету и скульптура – гинекологии. Однако этот номер не прошел. Наступление продолжается. Сбросив фиговый листочек защиты хотя бы какой-то фиговой идеологии, «Межрабпомфильм» предлагает ГРК разрешить ему на протяжении 1800 метров одевать и раздевать, целовать и душить, арестовывать и освобождать, закалывать Кармен – и не в одном виде, а в целых 4-х! Я напоминаю ГРК историю с плакатами и с фоторекламой на «Стеклянный глаз». Обманув ГРК до получения разрешения на постановку и прокат, дельцы распоясались и потребителю решили показать свою подлинную физиономию: страстные поцелуи, также голых негритянок, нежные объятия и […] плеяду махровых черносотенцев (Куприн, Арцыбашев). Предлагаю представить себе на минутку, что ГРК разрешило бы этот «Любовь и долг», какая рекламочка была бы запущена на потребу советскому обывателю, на которого и только на которого работает художественный отдел «Межрабпомфильма».
Выводы: 1) сценарий запретить категорически без права всяких каких-либо переделок;
2) по инициативе ГРК создать комиссию из председателя ГРК, АПО ЦК ВКП(б) и ОГПУ для всестороннего и тщательнейшего обследования деятельности художественного отдела «Межрабпомфильма».
Полит(руководитель) И.Гарцман».
В. Босленко, не знавший в 1998 году устные мемуары В. Шкловского, в его же логике завершает: «…До трагической гибели Владимира Маяковского, так и не снявшегося в фильме по этому сценарию, оставался год с небольшим».
Но была у этого фильма и еще одна особенность, на которую обращает внимание публикатор: «Роль героини в «Стеклянном глазе» исполняла приглашенная Лилей Брик молодая актриса МХАТа Вероника Витольдовна Полонская, которая в завещании Маяковского наравне с Лилей Брик названа членом семьи поэта».
Похоже, что вновь «любовная лодка разбилась» о кинематографический советский «быт», а страшное слово ОГПУ вновь не сработало в истории гибели поэта.
Между тем, в беседе В.Б. Шкловского с В. Д. Дувакиным мелькнуло и еще одно очень интересное место, на сей раз точно прокомментированное В. Радзишевским.