1
— Дело сделано!.. — радостно воскликнул воевода Железян. — Воспоем же славу на торжественном пиру в честь великого полководца князя Мономаха!
— Нет, — негромко сказал Меслим.
— Почему нет?..
— Нет!.. — мощным голосом гаркнул князь Мономах. — Русские на трупах павших товарищей не пируют!.. Пировать будем только тогда, когда поможем раненым, с честью и молитвой отпоем христиан и предадим святому огню павших в бою язычников!..
По залу прокатился рокот.
— Ты прав, мой князь, — негромко сказал Меслим. — Ты прав, как всегда.
— Да!.. — крикнул князь Владимир. — Исполним христианский долг и предадим очистительному огню язычников!.. Вот тогда всласть и попируем, и твоя младшая дочь Надежда, Ратибор, лично поднесет кубок славы юному герою хану Илясу!.. Удар его конников в тыл Итляра решил судьбу сражения. Таково мое княжеское повеление, друзья мои!
Женщины и челядь во главе с Меслимом тотчас занялись ранеными, не разбирая, кто из них христианин, а кто — язычник. Все раненые были равны перед болью, и помощь всем требовалась одинаково.
Когда раненые были вынесены с поля сражения, за печальное дело взялись воеводы. Воины, обнажив головы, в первую очередь хоронили христиан: сначала относили в церковь, где священник отпевал их, а затем предавали тела земле в одной братской могиле.
Предание земле требовало времени. Каждый воин бросил в братскую могилу свою горсть земли, будь он христианин или язычник. Пред гибелью в сражении все воины равны.
Затем соорудили огромный костер, на который бережно уложили тела язычников. Хан Иляс и воеводы во главе с князем Мономахом одновременно подожгли костер с разных сторон и, обнажив головы, стояли вокруг пламени, пока не догорел он. Потом по повелению Мономаха пепел старательно собрали в бронзовую вазу, которую Ратибор скрепил своей печатью. Вазу с прахом отнесли в братскую могилу, где и зарыли вместе с павшими христианами.
— Прошу князя Мономаха, хана Иляса и всех воевод на пир во славу победителя, — возгласил наместник великого князя Киевского Ратибор. — На нем моя младшая дочь Надежда поднесет хану Илясу кубок славы.
Пир состоялся в дворцовой палате наместника. А под открытым небом накрыли столы для всех уцелевших воинов, как христиан, так и половцев хана Иляса. Их потчевали теми же блюдами, что и князя, наместника, хана и воевод. Но в палате чествовали хана Иляса, а здесь просто отмечали победу.
Пир открыл князь Владимир Мономах. Обождал, пока утихнет шум и говор, и сказал:
— Мы, собравшиеся на этом пиру, а также наши дети и жены, наши правнуки и правнучки будем вечно вспоминать отважного хана Иляса, спасшего Киевскую Русь и все ее народы от позора поражения и поругания отечества нашего, земли отич и дедич, и нас, живущих на ней. На наше счастье нашелся юноша, добровольно взваливший на себя ответственность перед народами Руси.
— Слава хану Илясу! — с воодушевлением крикнул воевода Железян.
— Слава, слава, слава!.. — подхватили за столами остальные воеводы.
Мономах поднял руку, и все примолкли.
— Весь сегодняшний торжественный пир мы посвящаем славе хана Иляса, — продолжил князь. — И в конце этого пира дочь наместника, боярина Ратибора поднесет хану кубок славы.
Пили весело и бодро. Громко славили половецкого хана Иляса, его воинов и его воинскую отвагу. Встав, помянули и павших.
А в конце звонкого пира явилась дочь наместника боярина Ратибора Надежда с серебряным подносом в руках. На подносе стоял золотой кубок, до краев наполненный густым фряжским вином. Девочке — а ей по виду никак нельзя было дать более двенадцати-четырнадцати лет — нести тяжелый поднос с еще более тяжелым, наполненным вином кубком, из которого нельзя пролить ни капли, было невероятно трудно. Лицо Надежды закрывала прозрачная ткань, девочка впервые исполняла священную обязанность — подносила герою кубок славы, — а потому очень волновалась. Но все свои невольные промахи она тут же и устраняла, гибко балансируя складным, верховой ездой тренированным телом.
— Ох, хороша, — прошептал Железян. — Чудо как хороша…
И за столом все примолкли, опасаясь вспугнуть эту хрупкую красоту. Хан Иляс, видя, как девочка старается, не выдержал, поднялся из-за стола, и девочка замерла, не успев поднести к нему кубок. А он шагнул к ней, осторожно взял кубок с подноса, выпил до дна, не пролив ни капли, поставил кубок на поднос, бережно откинул покрывало и замер. Никогда в жизни своей не видал он такого чистого и прекрасного лица. Неожиданно для себя самого и для всех пирующих хан Иляс схватил девочку, как свою добычу, поднял ее над головой и понес торжественно к центру стола, где сидели Ратибор, Владимир Мономах, Меслим и Железян. Остановился перед Ратибором, прижал к груди девочку, так и не выпустившую из рук подноса. Вдруг резко поднял ее на вытянутых вверх руках и упал на колени:
— Великий боярин, отдай мне свою дочь в жены единственные, ибо поразила она мое сердце раз и навсегда! Любой выкуп проси с меня, я все отдам. Все!.. Десять тысяч коней, сто тысяч коней!..
Ратибор в растерянности оглянулся на князя Мономаха.
Мономах усмехнулся:
— Надежда — христианка, хан Иляс.
— Я приму христианство, князья и бояре. Приму, как только день крещения мне назначите!
— Тогда, это… — Ратибор беспомощно вздохнул. — Жених завидный, конечно…
Меслим шепнул что-то Мономаху.
— Я за тебя доскажу, боярин Ратибор, — улыбнулся Мономах. — Только твоя девочка должна нас покинуть.
Не дожидаясь отцовского повеления, Надежда тотчас вышла, унеся с собою и серебряный поднос с кубком.
— По нашим обычаям, высокий хан Иляс, ты платишь за желанную выкуп, — неторопливо начал князь Мономах. — Ну, скажем, пять десятков коней. По-русски это называется вено. Если девушка согласна стать твоей женой, она вяжет венок из ромашек, и лишь после того начинается сговор между родителями.
— А я — круглый сирота… — по-мальчишески потупился хан Иляс, племенной вождь половецкой орды.
Сказано это было столь простодушно, что все громко рассмеялись.
— Если ты не против, хан Иляс, твоих родителей буду представлять я, — сказал Мономах. — Ты не возражаешь, боярин?
— За честь почту, — поклонился Ратибор.
Хан Иляс вдруг сорвался с места и заторопился к выходу.
— Ты куда, хан Иляс?
— Так это… Вено! Вено за мою желанную!..
На рассвете следующего дня молодежь, возглавляемая ханом, пригнала табун лошадей в пятьдесят голов.
А вскоре дочь наместника великого князя Киевского боярина Ратибора сплела и надела на голову ромашковый венок.
А потом было крещение хана Иляса, где ему дали имя Илья. А потом, естественно, состоялась и свадьба…
2
Свадьба была не только веселой, но и широкой, как когда-то говорили на Руси. Гуляли аж восьмой день, когда из стольного града примчался гонец с повелением великого князя Святополка Изяславича немедленно прибыть для доклада («Одвуконь!» — как сообщил гонец) наместнику боярину Ратибору. Ратибор не любил быстро скакать на лошадях, так как они после такой скачки чаще всего сдыхали. А потому поехал на двух парных колясках, по пути пересаживаясь с одной на другую.
По прибытии в Киев он был принят великим князем незамедлительно и без доклада.
Войдя в покои, Ратибор приветствовал великого князя по-дружинному, то есть попросту резко склонив голову на грудь. Великому князю это не понравилось.
— Как ты смел, мой наместник, без моего разрешения выдать свою дочь за поганого половца?
— На любовь разрешения не требуется, — спокойно ответствовал Ратибор. — Мой великий князь Владимир Мономах за своей любовью в дальнюю Данию ездил, и мне посчастливилось быть рядом с ним. Спасая королеву Гиту, он доказал, что любовь сильнее всего. А мою дочь взял за себя хан Илья, и я горжусь, что выдал дочь за отважного воина.
— Я повелю убить хана!..
— Это вряд ли.
— Почему же?! Или я не великий князь?
— Да потому, что сто тысяч половцев после этого сметут с лица земли сам стольный Киев.
Святополк прищурился:
— Он разгромил хана Итляра?
— В лоскуты.
— Я… Я снимаю тебя с наместничества!
— Попробуй, — равнодушно пожал могучими плечами Ратибор. Повернулся и вышел. И сел в коляску, как успел увидеть оторопевший великий Киевский князь.
Глава пятая
1
Великий Киевский князь Святополк Изяславич чувствовал себя настолько оскорбленным приспешником князя Мономаха Ратибором, что решил во что бы то ни стало снять собственного наместника с его высокого поста. Однако для этого требовалось согласие Боярской думы. И князь повелел немедленно собрать ее для чрезвычайного решения.
Думу собрали на следующий день. И все думцы знали, с какой целью их собирают.
Великий князь Киевский вошел в залу думских совещаний через полчаса после того, как думцы расселись по своим местам. Сразу прошел на место старейшины и прочно в нем угнездился, положив локти на подлокотники кресла. Он не приветствовал Думу, как это было принято, лишь нервно дернул головой.
Дума ответила молчанием.
— Я пришел с категорическим повелением…
— В Боярскую думу с повелением не ходят! — крикнул кто-то из думцев.
Молодой еще голос звонко прозвучал в огромном зале совещаний и бесследно растаял, поскольку Дума на него никак не отозвалась. Но в Боярской думе и впрямь никогда не звучало повелений, и Святополк Изяславич несколько сбавил тон.
— Мой наместник боярин Ратибор нарушил наши законы. Нарушитель закона не должен более входить в состав Боярской думы, а потому… — Он вдруг замолчал, хотя было тихо — Дума внимательно его слушала. — Наместник Великого Киевского княжения боярин Ратибор выдал собственную дочь за поганого половца, соблазнившись огромным выкупом…
Дальше говорить не дали. В зале возник ропот, нараставший с каждым мгновением, сквозь который прорвался звонкий и довольно нахальный голос:
— Это тот поганый половец, который наголову разгромил твоего любимца хана Итляра?
— Молчать!..
На мгновение все примолкли. Но только на мгновение, потому что вновь раздался глухой ропот, и тут же снова кто-то спросил:
— Крещенного в нашу веру хана Илью ты, великий князь, называешь поганым?
— Молчать!.. Молчать всем!..
Великий князь надрывался напрасно. Ропот перерос в шум. Князю не давали говорить. Но шум этот мгновенно стих, как только в зале появился седовласый боярин. Он подошел к великому князю, и в мертвой тишине прозвучал его старческий голос.
2
— Прошу великого князя уступить место мне, старейшине Боярской думы.
Вся Боярская дума встала. И великому князю Святополку ничего не оставалось, как пройти на места для почетных гостей.
— Наши женщины, матери и дети не плачут тогда, когда из Половецкой Степи не доносится топот тысяч копыт и гиканье всадников. Когда не идут в набег владыки Дикой Степи, а с владыками лучше дружить, чем сотнями терять в битвах с ними своих лучших воинов. Я потерял троих сынов, пока не понял, что со Степью дружить надо.
Старейшину слушали стоя. А в конце речи встал и сам великий Киевский князь.
— Об этом сказал еще Владимир Мономах, — тихо продолжил старик. — Да разве его слушали? Недосуг нам было, мы к власти рвались…
Зал взорвался злым, презрительным хохотом. Великий князь сел. Снова встал. Опять сел.
— Господь создал все пары зверей подобными друг другу. У быка есть корова, подобная ему, у жеребца — кобыла, тоже ему подобная. У козла — коза, у осла — ослица, и только у человека нет подобия, ибо женщина не подобна мужчине. Ни внешне, ни, тем паче, внутренне. Она способна плакать и смеяться, и нет силы более могучей, чем ее улыбка. Господь не просто вложил в нас душу, но и создал опору и радость для наших детей.
— Верно говоришь! Верно!.. — крикнули в зале.
Старейшина поднял руку, и все примолкли.
— Господь заложил основу нашей семьи. И не только ее основу, но и ее счастье, ее веселье, ее опору. Возложив на мужчину заботу о пропитании и безопасности семьи, о поисках хлеба насущного, на женщину он возложил обязанность хранить семейный очаг, оберегать детей и веселить их своими песенками, сказками, танцами. Женщина — украшение и радость семьи.
Молчали.
— Поднять на женщину руку — великий грех перед Господом и безвинными детьми. Заклинаю вас именем Господа никогда не поднимать на женщину руку, даже если она жена вашего смертельного врага.
И тут с места вскочил Святополк Изяславич.
— Но это уж слишком… Слишком! Ты, старик, замахиваешься на древние законы святой кровной мести!..
— Воистину древние, — спокойно сказал старик. — Пора бы уж позабыть о них.
— Нельзя забывать о святой мести!.. — выкрикнул Святополк.
— И, прикрываясь ею, ты, великий князь, натравил на Мономаха хана Итляра?
— И при этом было убито девять женщин!.. — крикнул кто-то из боярских рядов.
— Хан Итляр пошел сам!.. — И опять великий князь не смягчил голоса. — У него свои счеты с ордой хана Иляса…
В думских рядах встал пожилой боярин.
— Дозволь слово молвить, старшина?
Шум сразу прекратился.
— Говори, хранитель казны, — старик вежливо склонил голову.
— Я, хранитель казны, хочу спросить великого князя, если он мне дозволит.
— Говори, — кивнул Святополк.
— Если у хана Итляра были свои счеты с ордой хана Иляса, то зачем же ты повелел мне оплатить золотом поход хана Итляра?
— Я?.. — в голосе Святополка Изяславича впервые прозвучала растерянность. — Я не давал никакого повеления…
— Я, великий князь, все твои повеления исполняю точно и заношу в книгу расходов, — спокойно продолжал казначей. — И я выдал хану Итляру золото согласно твоему повелению…
Неожиданно вскочил с места молодой боярин.
— Золото из казны было выдано при мне! — громко заявил он. — Я свидетельствую…
3
Поднялся шум. Боярская дума давно уж позабыла, с какой именно целью ее собрали. Все сместилось и спуталось в сознании бояр, теперь Дума шумела совсем по иному поводу.
Старейшина не спешил, давая думцам выкричаться и прийти в себя. А когда они вдосталь пошумели, поднял руку. Настала тишина.
— Тогда вопрос к тебе, великий князь: где сейчас находится хан Итляр?
— В своей орде, — буркнул Святополк, не вставая с места.
— Тогда следует послать за ним достойных людей с нашей общей просьбой предстать перед Боярской думой для некоторых уточнений.
— А как этого хана искать? — недовольно спросил юный боярин, вероятно впервые присутствовавший на столь высоком собрании. — Разве в степи найдешь?
— В степи-то как раз и найдешь, — сказал весьма пожилой боярин. — Шаг сделай — и гонцы тут же помчатся ко всем кошам и становищам.
— Степь никогда не скрывает тайн, — подтвердил его слова старейшина. — Без справедливости в Дикой Степи не проживешь. Несправедливость можно спрятать только в наших крепостях и замках.
— За высокими стенами, — добавил кто-то из боярских рядов.
— За высокими стенами, — многозначительно повторил старейшина.
После этих слов старика стало так тихо, как будто и дышать все перестали.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал великий Киевский князь. — Приду по первому вашему…
— Нет, великий князь, — вдруг негромко и очень спокойно сказал старик. — Тебя не выпустит охрана Дворца совещаний.
— Вы не имеете права… — начал было Святополк.
— Имеем, — жестко перебил старик. — С твоей помощью мы выясним, какие несправедливости прячутся за высокими стенами крепостей.
— Я все же пойду, — с нажимом сказал великий Киевский князь. — Я…
Четверо крепких мужчин, сразу видать — бывалых воинов, молча, не сговариваясь, встали и прошли к входной двери. Остановились там, подперев ее могучими плечами. И замерли.
Великий князь Святополк, в прошлом отличный воин, заметно заволновался. И даже сел, чтобы спрятать свое волнение.
Это не миновало цепкого взора старейшины.
— Прошу двоих бояр помоложе доставить на высокое собрание начальника личной стражи великого Киевского князя.
— Это незаконно! — крикнул Святополк Изяславич. — Вы не имеете права! Это моя личная охрана…
— Боярское собрание не только утверждает твои повеления, князь, но и принимает законы, общие для всей Руси.
— Но я…
— Мы можем принять сейчас закон, который обяжет начальника княжеской стражи присутствовать на высоких собраниях Боярской думы.
Вскочивший было князь Святополк не сел на скамью — он рухнул на нее.
— Пригласите на высокое собрание начальника личной охраны великого князя.
Двое молодых бояр проворно устремились к выходу.
И воцарилось напряженное молчание.
4
— Прибыл по вашей просьбе, уважаемые бояре, — начальник личной стражи великого князя, мужчина зрелого возраста, с плечами воина, подтянутый и весьма довольный как собой, так и своей высокой должностью и самой жизнью, коротко склонил в приветствии голову.
Старейшина внимательно вгляделся в него. Оценил и его самодовольство, и упоение собственной значимостью, и его твердую уверенность в завтрашнем дне. И только после этого сказал:
— Завтрашний день непредсказуем, а должности дарует и отбирает власть.
Начальник княжеской стражи прижал руку к сердцу:
— Я — слуга власти.
— Стало быть, ты знаешь, что в зале Боярской думы никогда не лгут.
— Я свободен от этого порока.
— Прекрасно.
Начальник личной стражи великого князя Святополка Изяславича самодовольно усмехнулся. Старейшина приметил и эту его ухмылку. Но вида не подал. Продолжал буднично:
— Мы разбираемся с тратами княжеской казны. Прежде того как мы попросим тебя уточнить некоторые вопросы, дай клятву Боярскому собранию.
— Какую еще клятву? — удивленно улыбнулся начальник личной охраны.
Опытное ухо старейшины уловило не только фальшивость этой улыбки, но и страх, какой она прикрывалась.
— Повторяй за мной. Я, имярек, клянусь Священным писанием говорить правду и только правду. Если я солгу, а Боярская дума уличит меня в этом, я понесу то наказание, которое она мне определит.
Начальник личной стражи великого Киевского князя Святополка Изяславича старательно повторил вослед за старейшиной клятву и, облегченно вздохнув, вытер со лба проступивший пот.
— Приступаем к вопросам, — возвестил старейшина. — Вопрос первый: ты встречал половецкого хана Итляра, когда он приехал в Киев?
— Как положено.
— А как положено?
— На пятидесятой сажени, считая от городской черты. Там стоит столб…
— И первый, и второй раз?
— И первый, и второй… — Начальник стражи вдруг запнулся, вмиг растеряв свое прежнее самодовольство и самоуверенность.
— Почему замолчал?
— Мне ничего не сказали о втором приезде хана Итляра, а потому я его и не встречал.
— А кто должен был сказать? — наседал старейшина.
— Ну… кто-нибудь из челяди.
По залу Боярской думы пролетел легкий, отчетливо насмешливый говорок. Старейшина поднял руку, и говорок умолк.
— Значит ли твой ответ, что по первой подсказке какого-нибудь челядина ты, начальник личной стражи великого Киевского князя, поспешил бы на встречу неизвестного тебе посетителя?
— Почему неизвестного?.. — Начальник личной стражи вдруг замолчал, платком торопливо отер со лба пот.
— Так неизвестного посетителя или все же известного тебе?
— Я… Я подумал, что этим посетителем мог быть хан Итляр.
Великий князь Святополк Изяславич неожиданно встал со своего места.
— Посетитель направлялся ко мне, — резко и твердо сказал он. — Это мог быть как гонец от хана Итляра, так и сам хан Итляр.
— Благодарю, великий князь, — старейшина вежливо склонил голову. — Каких известий ты ожидал от хана или его гонца?
— Это допрос?
— Это уточнение.
Молчание.
— Так каких же все-таки известий ты, великий князь, ожидал от хана Итляра?
— Победных!.. — вдруг взревел Святополк. — Победных!..
— А хан Итляр привез с собою весть о полном разгроме своего войска.
Боярская дума разразилась оглушительным хохотом. Великий князь Киевский рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
— Спешить надо с победными вестями, — усмехнулся старейшина. — Весть о полном разгроме орды хана Итляра могла и подождать. Не по этой ли причине ты, начальник великокняжеской стражи, и решил никого не принимать? Ни гонца с печальным известием, ни тем паче самого хана Итляра?
Начальник личной стражи пожал плечами:
— Зачем он мне после поражения?
— Хотя бы для того, чтобы выплатить ему обещанную награду из великокняжеской казны.
— Я ничего не знаю, — забормотал начальник личной стражи. — Это меня не касается…
Но тут решительно встал казначей.
— Дозволь слово, старейшина, — сказал он. — Я выплатил золотом награду для хана Итляра, которую он должен был получить после набега на земли князя Владимира Мономаха. Это занесено в книгу расходов.
— Я свидетельствую!.. — крикнул, встав с места, молодой боярин. — Это было при мне.
— Сколько же сегодня мы выслушали лжи, — вздохнул старейшина. — А ложь всегда прикрывает преступление. Какое же преступление она прикрывает? Подумайте над этим вопросом. — Он сокрушенно покачал седой головой, вздохнул. Помолчал. — Уморился я. И вы уморились. Ступайте отдыхать, пока не призовут.
— Я распускаю Боярскую думу до осени! — вскочив, крикнул великий князь Киевский Святополк Изяславич. — Это — мое право!.. — И вышел из зала совещаний.