1
Так закончился год, который по повелению великого князя Киевского запрещал Мономаху покидать Черниговское княжество без особого на то разрешения Святополка Изяславича. Мономах всегда чтил закон, а потому никуда и не рвался. Воспитывал детей, согласовывая свою систему воспитания с мнением королевы Гиты, обучал их грамоте, зачаткам воинского мастерства и всласть пировал с друзьями.
Его мечтой был Союз князей всей Руси, но он понял и принял совет Свирида не забывать, что на сегодняшний день главным остается опасность вторжения из Земли Половецкой разбойных полчищ. Половецкие орды избегали нападать на города, обнесенные крепостными стенами, но на Руси того времени хватало и городков, не имеющих крепостных стен, и деревенских селищ, где вообще не было никаких средств защиты от кочевников.
— Вот кто будет принесен в жертву за всех нас, — мрачно поведал он Гите.
— Вот кто будет страдать, мой князь, — сказал ему тогда начальник лучшей разведки. — Сначала нужно устранить эту опасность, а потом уж заниматься Союзом князей. Иначе слезы горькие оросят Русскую Землю.
За истекший год Мономах не только терпел мелкие вторжения половцев, но и стал посажёным отцом потомственного хана половецкой вольной орды Иляса, женившегося на дочери наместника великого князя Киевского боярина Ратибора. В этом союзе Мономах увидел путь, избавлявший Русь от поголовного истребления жителями Дикой Степи половцами. Появилась надежда породнить половцев с русскими, как то когда-то, еще в юные его годы, советовал ему отец, великий князь Киевский Всеволод.
Это требовало основательных размышлений, и Мономах собрал друзей совсем не для пира, а для разговора, дальновидно отправив хана Иляса в разведку: нет ли где поблизости какой опасности?
— Мой отец, великий князь Киевский Всеволод, наставлял меня не столько громить половцев, сколько выдавать замуж за наших воинов красных девок половецких и женить их молодцев на русских красавицах.
— Ну уж нет!.. — решительно отверг такую возможность воевода Железян. — Они будут грабить наши селища и угонять в полон наших девок, а мы — глядеть на это? Нет, так не будет!
— Это бесконечная и бессмысленная бойня, — спокойно возразил Мономах. — От нее страдают как русские, так и половецкие женщины и дети…
Неизвестно, как бы они тогда порешили, если бы не случай.
А случай, как известно, есть пересечение двух и более причинных рядов. И таковые ряды беззвучно пересеклись в зале совещаний Боярской думы.
Едва старейшина открыл заседание, как в залу без всякого уведомления вошел великий князь Киевский Святополк Изяславич.
— Полоцкий князь Улеб перекинулся на сторону поляков и сдал им Полоцк!
Думцы, возмущенно зашумев, повскакали с мест. Старейшина громко прикрикнул на нарушителей порядка, и все тотчас же сели.
— Продолжай, великий князь.
— Я прошу Боярскую думу поручить поход на Полоцк князю Мономаху.
— Я полагаю, что великому князю Киевскому ближе к Полоцку, чем князю Мономаху.
— Мои дружины на границе с Дикой Степью сдерживают натиск половцев.
— Что-то мы не слышали о таком натиске… — начал было кто-то из бояр.
— Заняты!.. — рявкнул Святополк. — Мои дружины заняты на границе, а князь Мономах бездельничает в Чернигове!..
После долгих препирательств великий князь все же настоял на своем. И в тот же день отправил в Чернигов повеление, подтвержденное Боярской думой, о взятии Полоцка.
Князь Мономах получил повеление поздним вечером, когда все друзья его уже отдыхали.
— Пошли за ханом Илясом, — посоветовал Меслим. — Без конницы не обойтись.
— Добрый совет, — согласился Мономах.
И немедленно послал за ханом Илясом. А до приезда хана решительно разбудил своих друзей.
— В чем пожар? — недовольно спросил Железян.
Мономах молча сунул ему повеление великого князя. Пока воевода читал, явился хан Иляс.
— Звал, мой князь?
— Выручай, сынок, — Мономах вздохнул. — Великий князь вместе с Боярской думой требуют взятия Полоцка и наказания князя Улеба.
— А ведь великому князю до Полоцка куда как ближе, — усмехнулся Ратибор.
— Это — повеление.
— Завтра с рассвета выступлю, — сказал хан Иляс. — Прямо на Полоцк.
— Великий Киевский князь опять тебя подставляет, — заметил Меслим.
— Это — повеление. Всё!.. Завтра выступаем вослед хану Илясу.
На следующее утро выступить не успели и выступили только на третий день. Шли быстро, без обозов, перекусывали в седлах. И через день утомительной скачки достигли Полоцка.
И остановились: Полоцк был никем не тронут, тих и спокоен.
— Может, Иляс не дошел?.. — ахнул Мономах.
— Дошел, мой князь, дошел, — успокоил Меслим.
— Да вон он, — громыхнул Ратибор.
К ним пешком подходил хан Иляс.
— Быстро вы…
— Почему Полоцк не окружен?
— В нем — князь Улеб, зачем же окружать? Ждет нас на пир свадебный.
— Так это же повеление!
— Какое повеление может быть, когда князь Улеб счастье свое нашел?
— Говори толком!
— Толк в том, что князь Улеб влюбился в полячку и готов был за нее отдать город Полоцк. Вено называется, да? Я его отговорил.
— То есть?.. — Мономах решительно ничего не понимал. Впрочем, остальные тоже.
— Я его убедил, что легче и проще украсть девицу, а город не трогать и никому не отдавать. Любовь!..
Мономах оторопело молчал.
— Любовь, мой князь… — шепнул Меслим.
— Какая любовь?
— Та, что сильнее всего в мире. Так, кажется, ты говорил?
— Ну?..
— Я украл невесту, она счастлива, он счастлив, их обвенчали, и город цел, — спокойно и терпеливо втолковывал хан Иляс. — И я…
— Дай я тебя расцелую!.. — взревел Ратибор и прямо с коня свалился на Иляса.
2
А великий князь Киевский Святополк Изяславич бегал по дворцу и орал, что князь Мономах не исполнил его повеления, не разгромил Полоцка и не привел в Киев князя Улеба в цепях. За неисполнение повеления Мономаху угрожало изгнание из пределов Руси. Это суровое решение подлежало утверждению в Боярской думе, куда великий князь и явился.
Там он сразу же начал кричать на думцев, но в ответ старейшина Думы заявил, что Дума категорически отказывается от разговоров в таком вот тоне. Пока старейшина и великий князь Киевский препирались, Свирид примчался одвуконь в Чернигов, где и рассказал побратиму о том, что происходит.
— Тебе грозит изгнание, мой князь. Святополк мелочен и злопамятен.
— Я поеду с тобой в Киев, Свирид, — сказал присутствовавший при разговоре Ратибор. — Я отвечаю за спину князя Мономаха, и я был в Полоцке.
— Добро, боярин, — улыбнулся начальник лучшей разведки. — И тоже одвуконь?
— Одвуконь, — вздохнул наместник Святополка. — Так скорее.
Отказавшись от обеда, они тотчас же выехали в стольный град. Обе лошади пали под Ратибором, но примчались они быстро, и тут же, натощак («Терпи, боярин, злее будем!..» — весело крикнул Свирид), заявились в Боярскую думу.
Громкие голоса отвердели за минувшее время. Думцы прямо с мест задавали великому князю Киевскому вопросы, жестко требуя от него подробных ответов.
— Кто тебе доложил о Полоцке? — настырно спрашивал юный боярин.
— Я не обязан отчитываться! — кричал великий Киевский князь.
— Обязан, — негромко, а потому и отчетливо сказал думец Добрыня.
— Я… — начал было великий князь и вдруг замолчал, увидев вошедших в Совещательную залу Свирида и Ратибора.
— Прошу слова для разъяснений, старейшина, — поднял руку Свирид.
— Пусть говорит начальник тайной разведки, — тотчас же сказал старейшина.
Все примолкли. Свирид в упор глянул на великого князя.
— Город Полоцк цел и невредим, — негромко начал он. — Князь Полоцка Улеб тоже цел и невредим. Он недавно женился на горячо любимой девушке, обвенчался с нею по православному обряду и принес жене и Господу Иисусу Христу клятву никогда не оставлять свою жену в болезнях, невзгодах и горестях. Мой побратим князь Владимир Мономах не разрушил Полоцка, когда разобрался, что дело касается самого святого — любви. Князь Мономах благословил их любовь, присутствовал на венчании и свадебном пиршестве, и я хочу спросить: за что великий князь требует его изгнания?
— За любовь, которая ему неизвестна! — крикнул с места Добрыня.
В зале расхохотались.
— Князь Мономах шел за своей любовью от Киева до Дании, — продолжал Добрыня. — Мне посчастливилось помогать ему, чем только мог, на этом тернистом пути. Я горд, что принес ему славянскую роту на верность вместе с моим побратимом Ратибором. И мы будем его защищать, ибо, защищая Мономаха, мы защищаем самое святое, что есть на земле — любовь!..
— Правильные слова, — гулким басом поддержал друга Ратибор. — Если ты, великий князь, вздумаешь изгнать Мономаха, мы с Добрыней уйдем вместе с ним. Ты, великий князь, пытаешься породить к себе любовь, но тебе не везет, и ты раз за разом порождаешь ненависть.
— Как смеешь…
— Изгони князя Мономаха в Смоленск, великий князь, — сказал кто-то из бояр, — и мы поймем тебя. Там сейчас нет князя, и место ждет достойного.
Вечером того же дня великий князь Киевский Святополк Изяславич подписал назначение князя Владимира Мономаха в город Смоленск.
3
Назначение исполняющим обязанности князя Смоленского, в чьи полномочия входило командовать дружиной и ополчением, надзирать за общим порядком, а также участвовать в заседаниях Городской думы с правом решающего голоса, было весьма лестным, но отнюдь не для князей, подобных Мономаху, сыну великого князя Киевского Всеволода и Византийской принцессы Анны. Родовитость князя Владимира была куда более знатной, нежели иных потомственных князей тогдашней Руси.
Мономах любил Смоленск, где во времена юности княжил, город этот был связан с его личной судьбой — с активной помощью Смоленска он завоевал любовь королевы Англии, но…
Шевельнулось в Мономахе одно предвидение, о чем он в конце концов и рассказал своей венценосной супруге.
— Понимаешь, моя королева, это всего лишь неуловимое чувство…
— Чувство?..
— Предчувствие.
Гита задумалась.
— Ты прав, мой супруг, — сказала она наконец. — Об этом же когда-то говорил и твой побратим Свирид. Вспомни: он сказал, что твое главное дело — борьба с половцами. Борьба с половцами — это твоя судьба.
— Значит, великий Киевский князь… — начал было Владимир.
— Злопамятен, но не умен, — тотчас подхватила Гита. — Никогда не играй в его игры, мой князь. Пусть он играет в твои.
— Я тотчас отправлю в Киев гонца с письмом о моем отказе от княжения в Смоленске, — решил Мономах. — Как же мой родственник пропустил в Боярской думе это решение?..
И наказал гонцу повидать думца Добрыню и передать ему, что срочно ждет его на совет.
А женатый на сестре Мономаха Добрыня ни о чем и не думал. Размечтался, вспомнил юность свою, поход в Данию во спасение Английской королевы, да как принял он славянскую роту на верность… Добрыня вообще был мечтателем в отличие от расчетливого и осторожного Ратибора.
Гонец Мономаха быстро домчался до стольного града, где отдал прямо в руки великому князю грамоту Мономаха. Святополк Изяславич послание прочитал, усмехнулся, подумав, сказал:
— Это, в конце концов, его право. Гонца хорошенько накормить, уложить спать, утром заменить лошадь и отпустить с честью.
А в сердце сделал еще одну зарубку. Злопамятен был великий князь. И как только гонец Мономаха вышел, тут же выслал к половецкому хану Китану гонца одвуконь — с грамотой, где обещал золото за немедленное нападение на князя Мономаха. А вдогонку прежнему отдал еще одно распоряжение — выдать утром гонцу князя Мономаха больного, слабенького коня.
Гонец Мономаха выполнил и главное — устное — повеление своего князя: передал думцу Добрыне, что Мономах ждет его на совет.
Добрыня поспешил к старейшине.
— Что у тебя?
— Князь Мономах к себе вызывает. Когда-то я дал ему роту на верность.
— Роту надо исполнять, — вздохнул старейшина. — Ты свободен, боярин.
На следующий день Добрыня одвуконь выехал в Чернигов. Как раз случилась гроза, и ему пришлось пережидать ее до ночи, зарывшись в скирду свежей соломы, ну а ночью какая скачка.
Гонец князя к Святополку Изяславичу из Киева тоже еще не прибыл.
Уже с полудня Мономах с трудом и напряжением всех сил отбивал нападение половецкой орды хана Китана. К несчастью, за день до нападения Железян — с его же, князя Мономаха, разрешения — увел свою дружину в Чехию, решив еще раз основательно пограбить ее, пока чехи не опомнились, а хан Иляс отпросился накануне навестить свои дальние коши, так как опасался набега молодежи из соседних орд, не раз уже заявлявшейся за его барантой. Чутье не обмануло, и Иляс помчался со своими джигитами отбивать баранту. Вот и остался Мономах совсем один, с немногочисленной охраной да челядью.
— Гита, уводи детей в подвал — и к обрыву!.. — крикнул Мономах жене в самом начале битвы. — Прошу, не теряй времени!..
— С ними все в порядке, их увел наш старый повар, любовь моя! А мы с тобой, коли такова судьба, погибнем рядом друг с другом!..
— Гита, уходи, умоляю тебя!.. — Мономах и на мгновение не мог представить себе гибель супруги.
Но Гита вышла к нему в боевом панцире, золоченом шлеме, с мечом в руке.
— Вперед, мой витязь!..
— Что ж, повинуюсь, моя королева!..
4
Все складывалось скверно, но сработала система обороны, созданная Гитой еще в то время, когда Мономах вместе с ханом Илясом и воеводой Железяном ходил в Богемию по повелению великого Киевского князя. Тогда это их спасло, но лишь потому, что налет был не боевым, а устрашающим. Сейчас все складывалось куда опаснее.
— Туго нам придется, — сказал Меслим.
Впрочем, пока отбивались удачно. Половцы из орды Китана не имели особого опыта борьбы с укрепленными усадьбами, тем более такими, как усадьба Мономаха, из оружия у них были только сабли да стрелы, и атаковали они не очень-то усердно и охотно.
Но все равно сил явно не хватало, и долго так продолжаться не могло. Мономах это понял сразу. Утешало лишь, что дети надежно спрятаны. Все же князь послал верного Павку за наместником великого князя Киевского боярином Ратибором. С опаской следил, удастся ли Павке выскользнуть из усадьбы незамеченным, но половцы были так увлечены атакой, что верный слуга сумел проползти ужом и скрыться из глаз.
У преданных друзей существует предчувствие. И хан Иляс, отбив баранту у дерзкой молодежи, почувствовал вдруг тревожное беспокойство. Остановив преследование, он решительно повернул назад, к оставленному им войску. А войско отдыхало, расседлав коней, отпустив их пастись.
Чтобы собрать воинов, отловить коней да изготовиться к бою, требовалось время. А потому первым к осажденному ордой Китана дому Мономаха прибыл выспавшийся в теплой скирде Добрыня.
Опытным ухом определив, что близко идет сражение, он спрятал коня в глухом кустарнике, осторожно приблизился к полю боя, выглянул и сразу же настороженным глазом определил, что половцы атакуют дом князя в лоб. А это означает, что они и ведать не ведают, что за домом расположен сад, вплотную к нему примыкающий.
Следовало прокрасться за спинами атакующих, перебежать к стене сада над речкой, перемахнуть через изгородь и через тайный ход войти в дом. Правда, на все это уйдет уйма времени. А в напряженном бою время весомее золота.
И Добрыня за спинами атакующих решительно вернулся в кустарник… Эх, если бы у него был лук!.. Он бы перебил всех командиров, а там… Но лука у него не было. Лук, старый боевой лук висел на стене в Оружейной палате в доме князя Мономаха. Что ж, тем более стоило рисковать. Авось пронесет!..
Добрыня легко нашел черный ход, но подойти к его двери без оглядки не решился. И вовремя: в кустах напротив кто-то шевельнулся: ветки дрогнули. Добрыня осторожно, ощущая ногой каждый камешек и не спуская глаз с куста, обошел невидимого противника, оказавшись за его спиной. Нашел в ветках просвет и приметил фигуру человека, который в его сторону и не глядел, наблюдая за задней дверью Мономахова особняка. Все его внимание было нацелено на эту дверь.
«Выжидает…» — понял Добрыня.
Бросаться на неизвестного наблюдателя было опасно: тот наверняка был вооружен. Но, опытный воин, Добрыня не только без промаха стрелял из лука, он с таким же успехом метал и тяжелые боевые ножи. С таким ножом думец никогда не расставался, умело скрывая его от посторонних глаз под одеждой. Добрыня осторожно, стараясь не выдать себя ни звуком, ни дыханием, достал боевой нож и с силой метнул его в спину наблюдавшего.
Тот даже не вскрикнул, сразу обмякнув после удара. Добрыня подошел к поверженному, вынул из его спины нож, спрятал под одеждой и только затем перевернул того на спину.
Ожидал увидеть половца, а увидел явного славянина. Это Добрыню так поразило, что он даже отпрянул от неожиданности. Но быстро совладал с собой. Перетащил тело к задней двери особняка, стукнул условным стуком, ему открыли, он втащил труп в дом и тут же кинулся искать князя Мономаха.
Столкнулись в проходе.
— Ты-то как тут оказался? — удивился князь.
— Я не один. Идем.
Добрыня привел Мономаха к телу убитого. Пояснил:
— Он наблюдал за домом. И был вооружен. Это славянин.
— Славянин?..
— Вглядись внимательно. Ты нигде не встречался с ним, князь?
Мономах пригляделся. Потом в задумчивости произнес:
— Где-то встречался. Но где?.. Надо вспомнить…
— Пока никому не говори. Даже королеве. Подождем Свирида.
— Я должен вспомнить… — Мономах потер виски. — Я знаю его, знаю. Но забыл, где я видел его… Вспомнил!.. — вдруг выкрикнул Мономах. — Я его встречал на военных советах. Железян говорил: это — его правая рука.
— Вот оно что… — Добрыня перекрестился. — Да… без Свирида, князь Мономах, мы тут не разберемся.
— Подождем Ратибора, — сказал Мономах. — Я за ним Павку послал.
— Подождем.
Половцы хана Китана не слишком рвались в бой. Им всем была обещана большая награда, потому никто из них не спешил умереть раньше времени. Постреливали издали стрелами, ломились в ворота, но на решительный штурм не отваживались.
Наконец издалека послышался шум приближающегося войска, и вскоре за спинами половцев появилась пограничная стража во главе с Ратибором. От этой неожиданности в половецких рядах возникло смятение, и Ратибор подняв над головой булаву, подтверждающую его высокую должность, пошел прямо на нападавших.
— Хана ко мне!.. — крикнул он повелительно.
Хан Китан протолкался среди своих вперед.
— Я — хан.
— А я — наместник великого князя Киевского боярин Ратибор. Именем князя повелеваю тебе, хан, немедля увести свою орду в Дикую Степь. Немедля, ты понял меня?
— Но… — начал было хан.
— Немедля!..
— Но… мне обещано золото…
— Я тебе обещал? — стал наступать на Китана Ратибор. — Я?!
— Нет. Великий князь Киевский…
— Вот с него и спрашивай!
— Но золото…
— Я — наместник великого Киевского князя Святополка и его именем повелеваю тебе: уводи своих, хан, в Дикую Степь! Немедля!..
Хан Китан помолчал, вздохнул, сел на коня и что-то громко крикнул, и все его воины, торопливо развернув коней, вскоре исчезли в Дикой Степи.
Ратибор неспешно подошел к дубовым воротам, которые ему тут же отворили, поднялся на крыльцо, почтительно поцеловал в левое плечо вышедшего ему навстречу князя Мономаха, крепко обнял и Добрыню.
Позже, внимательно оглядев убитого Добрыней славянина, он спросил:
— А Железян где?
— В Чехию напросился, — ответил Мономах. — Дружину он на свои средства содержит, ему добыча нужна.
— Очень странно, мой великий князь… — Ратибор задумчиво покачал головой.
— Никогда он мне не нравился, Железян этот, — хмыкнул Добрыня. — И опять же — покойничек…
— Обыщи-ка его, — велел Ратибор.
— Мертвого обшаривать?
— Я сказал, Добрыня.
— А я послушался, побратим. — Добрыня брезгливо зашарил в карманах убитого. — Записка!
— Читай.
— «Князь Мономах, дружина моя ропщет. Я весь в долгах, заплати за меня, пока вояки мои не разбежались кто куда. Железян».
— Вот тебе и… — Мономах невесело вздохнул.
— Без твоего побратима, мой великий князь, мы ни в чем не разберемся, — решительно сказал Ратибор. — И я его привезу.
И тут же с личным коноводом выехал одвуконь в стольный Киев.