1
Удельные князья, воеводы и подвоеводы — все те, кто с замершими сердцами наблюдал за поединком, — бросились к Мономаху, крича что-то восторженное, радостное. Кто-то пытался обнять его…
— После полной и окончательной победы! — крикнул Мономах. — Тогда радоваться будем, когда окончательно разгромим половцев!..
— А я сейчас порадуюсь, мой великий князь, — пророкотал кто-то за его спиной.
Мономах оглянулся.
Перед ним стоял наместник великого князя Киевского Ратибор. Мономах обнял боярина. Шепнул:
— Прими мою…
— Чего уж там.
— Все члены Военного совета — в Клянск, в залу совещаний. Найти начальника разведки Свирида и знахаря Меслима!.. — Кричать уже не следовало, все были рядом, но после смертельной схватки с ханом половецкой орды Мономах никак не мог успокоиться и говорить своим обычным голосом.
Наконец, собрались в Клянске, в зале совещаний. Тут уж было не до чинов, садились, где удобнее, и единый воевода сразу же взял слово.
— У нас от силы — час, может, полтора, не боле. Десять туменов половецкого войска отнюдь не разгромлены, они по-прежнему перед нами. Опомнятся, считайте, через час. Их поведут ханы Боняк и Тугоркан. Более сорока тысяч сабель. Четыреста тысяч стрел. Повелеваю князю Борису Тмутараканскому кусать их короткими выпадами при первой возможности, как только подставят свои тылы. Именно кусать и тут же отходить, князь Борис. Это будет держать их в напряжении, заставит оглядываться, а значит, на какое-то время упускать из рук управление. То же самое, по мере возможности, делать начальнику разведки Свириду. Только укусы, Свирид, только укусы…
Все напряженно молчали.
— Князю Борису — кубок славы, — сказал Меслим. — Он половцев к нам привязал, теперь не уйдут.
— Поклон тебе, князь, и наша благодарность, — хрипло, с трудом сказал Мономах.
Он вымотался в поединке. Пот до сей поры ручьями тек по телу под глухой византийской броней. Мономах кое-как снял с головы шлем, положил его на стол.
— Боняк очень неплохой полководец, — сказал Свирид. — Выдвигался на должность единого вождя, но по голосам уступил Китану.
— А Тугоркан? — спросил Железян. — Тоже выдвигался?
— Тоже неплох, но — староват, — усмехнулся Свирид. — Воюет, как привык, упрям и стоек в обороне. Неожиданностей не любит.
— Учтите это, князья, — заметил Мономах. — Постарайтесь голову ему закружить.
— Сделаем, — сказал кто-то из князей.
— Позволишь мне, мой князь? — спросил Меслим. — Хочу всем напомнить.
— Напомни, ведун.
— Кони половецкие давно пить хотят, — неспешно начал Меслим. — Половцы это понимают, а потому будут рваться к Клянке.
— Это — моя забота, — сказал Добрыня. — Ни к воде, ни к мосту не пущу.
— Они не будут атаковать в лоб, — вдруг негромко сказал Мономах.
— Почему так решил? — спросил Железян.
— Потому что их двое, — задумчиво продолжал Мономах. — А слава достается одному…
Все промолчали. А Железян заметил:
— Поменяли одного умного на двух дураков. Ну, а что изменилось?
— Они не дураки, — усмехнулся Меслим. — Они — соперники.
— Не будут, — задумчиво повторил Мономах. — Соперники…
— А если с отчаяния? — спросил Волынский князь Давид Игоревич. — Кони пить хотят, к воде рвутся. Непоенные кони у половцев.
— Кони пить хотят… — Мономах вздохнул. — Это сейчас основа для половцев. Будут рваться к Клянке — там главная схватка. Здесь оставить две дружины удельных князей под общей командой князя Волынского. Пленных не брать, князь!
— Не брать, — подтвердил князь Давид.
— Какие уж тут пленные, когда самим жрать нечего, — усмехнулся Железян.
— Все внимание — на левую и правую руки войска, — сказал Мономах. — Опасен удар слева — значит, туда самого опытного воеводу. Воеводу Железяна с его Отдельной дружиной.
— Упрусь, — буркнул Железян.
— И — пограничную стражу во главе с Ратибором. Старший — Железян.
— Добро.
— На правой руке — все удельные дружины под началом Червонорусского князя Володаря.
— Костьми ляжем за Святую Русь, — сказал князь Володарь.
За спинами сидевших раздался крик:
— Строятся!.. — Все оглянулись. В зал вбежал начальник разведки Свирид. — Половецкое войско строится для конной атаки. Двумя конными группами в обхват наших ратей.
— Вот и пришла пора ложиться костьми за Святую Русь, — вздохнул Мономах. — По местам, братья мои! По местам!..
Раздались крики князей и воевод: «За мной!.. За мной!.. За мной!..»
2
Вопреки обыкновению обе волны половцев мчались молча. Это было и непривычно, и странно, и Мономах крикнул:
— Сами пить хотят!.. Поэтому и рты не разевают!.. Не пускать их к реке!.. Не пускать!..
— Не пущу!.. — донесся до него голос Ратибора.
— Добрыня, бей по коням, спешенных они сами потопчут!..
— Стрелки, к бою!.. — крикнул Добрыня. — Бить по коням!..
Со смертным шорохом полетели стрелы. Вот рухнул конь, пронзенный стрелой Добрыни, но всадник был опытным: успел спрыгнуть с падающего коня и спрятаться в какой-то выбоине. А лучники Добрыни продолжали обстреливать атакующих, не всегда попадая, но сея среди них нешуточную сумятицу.
И тогда странным басом пропела длинная стрела из лука самого Мономаха. В отличие от стрелков Добрыни, Мономах целил во всадника. И скакавший впереди половец, за которым мчались другие к речке Клянке, поймав грудью стрелу, упал с коня. Но и после падения своего предводителя половцы не замедлили скачки к желанной воде, где держали оборону Железян со своей Отдельной дружиной и Ратибор со своей пограничной стражей.
— Стоять намертво, к реке не пускать!.. — что есть силы крикнул им Мономах.
Он стрелял только по всадникам, которые вели свои тумены, убивал их, но половцы, не обращая внимания на то, что падают их вожди, продолжали рваться вперед, пока у их коней еще были на этот рывок последние силы.
Лишь потом, заново провертев в уме весь бой, Мономах понял, что впереди у половцев скачут не вожди, а опытные воины. Но в конце концов и это вело тогда к победе.
Мономах продолжал вышибать всадников одного за другим, но вовремя сообразил, что руководство сражением сейчас куда важнее. Отложив лук, он повелел Павке собрать к нему в Клянск всех гонцов, заранее выделенных для связи.
Гонцы прибежали тотчас. Это была молодежь, еще не достигшая возраста воинов.
— Ты, — Мономах имени не спросил, времени не было, — на связь с Железяном. Он стоит на берегу речки, левее городка. Скажешь, чтоб зубами держал, чтоб не пускал к реке половцев.
— Понял, — сказал гонец и исчез.
Мономах очень боялся, что ордам удастся прорваться к речке, напоить коней и после этого задавить русские рати численным превосходством. И потому второго гонца он направил в центр обороны с повелением князю Володарскому немедля уводить свои силы в помощь Железяну.
— Передай князю Мономаху, что отвожу все свои силы к Железяну, — сказал гонцу князь Володарский. — Я не дам половцам напоить своих коней!..
Гонец умчался, а князь повел свои рати кружным путем, чтобы половцы не заметили передвижения.
Вернулся гонец, посланный к воеводе Железяну. Вернулся с печальным известием:
— Убит боярин Ратибор. Перед смертью велел передать тебе, великий князь, что он до конца исполнил данную тебе роту.
— Вот и спину мою некому прикрывать, — горько усмехнулся Мономах. И украдкой смахнул слезу.
Он не знал, что князь Володарский, перед тем как увести свои рати, предупредил князя Тмутараканского, что уходит по повелению единого воеводы. И князь Борис Тмутараканский тут же занял его место, оставив коней в Клянске под присмотром коноводов.
И вовремя. Половцы, заметив, что войска из-под Клянска уходят, тут же ударили по городку мощным клином конников из своего резерва. Но второпях совершили грубую ошибку: помчались стремглав, чтобы успеть занять городок, напоить коней и напиться самим, не атакуя, даже не готовясь к схватке. Сабель из ножен не выхватили.
— Подпустить ближе, — спокойно повелел князь Борис. — И ждать команды.
Ждать команды, когда тебя атакуют, невыносимо трудно. Но воины верили в своего вождя.
— Бить по коням… Целиться спокойно, не торопясь. Стрелять по моей команде. Бей!..
Князь Тмутараканский долго и тщательно учил своих конников стрелять как на скаку, так и стоя в строю. И уж в коня попасть им было несложно. Кони атакующих половецких всадников стали падать один за другим. Большинство всадников не успевали выдернуть ноги из стремян и валились на землю вместе с лошадьми. А кто все же успевал сделать это, спрыгивал на землю в полной растерянности. Половцев с детских лет учили сражаться в седле, пехотному бою, равно как и пехотному строю их никто не обучал. И, очутившись на земле среди мечущихся лошадей, они и не думали о сопротивлении. Просто бежали с поля боя.
— Молодец, князь Борис! — крикнул Мономах. — Свирида ко мне!..
Свирид явился тут же.
— Слушаю тебя, мой князь.
— Где их вожди, разведчик? — строго спросил единый воевода. — Где ханы Боняк и Тугоркан? Их нужно найти и убить.
— Но…
— Я продержусь два, от силы три часа. За два часа они должны быть выявлены. Ступай и думай, как это можно сделать.
И тут появился Меслим.
— Сними броню, мой князь, — сказал он. — Ты перегрелся на солнце и скоро получишь удар.
— Идет бой, Меслим.
— Ты грохнешься от теплового удара, мой князь, и тогда уж наверняка проиграешь решающую битву. Я помогу тебе снять панцирь.
Мономах согласился лишь потому, что Меслим со своими приставаниями мешал ему руководить дружинами. С помощью знахаря он сбросил византийский панцирь, оставшись в легкой русской кольчуге.
Половцы, не считаясь с потерями, продолжали бешено рваться к реке. Им во что бы то ни стало надо было напоить коней, а тогда уж мощным конным ударом покончить с упрямыми русскими воинами. И они бросили еще один тумен против воеводы Железяна.
Мономах это заметил. Позволить половцам прорваться к речке было сейчас равносильно поражению. И он решил перебросить Железяну свой последний резерв: сводную малочисленную дружину князей Святославичей. Олега, Давида и Ярослава.
— На вас вся надежда, братья, — сказал он. — Если половцы прорвутся к речке, Святая Русь погибла во веки веков.
— Мы все ляжем как один, но мы не пропустим половцев к речке, — сказал князь Олег. — Клянусь от имени братьев моих Самим Господом Богом.
Торжественно перекрестился, а за ним молча перекрестились и братья. Низко поклонились Мономаху и пошли. А Олег чуть задержался.
— Я единственный из братьев, кто успел жениться, — сказал он. — Остальные умрут холостыми. У меня есть сын Гавриил, мать его умерла в родах…
— Я понял все, — сказал Мономах, обнял князя Олега и поцеловал на прощанье. — Спасай Святую Русь, князь.
Едва убежал к месту своей гибели князь Олег, как появился возбужденный Свирид:
— Я потерял восемь своих лучших разведчиков, мой князь, но они ранили хана Боняка!.. — выпалил он. — Правда, нукеры увезли его.
— Вот почему они не меняют способов, чтобы достичь победы, — задумчиво сказал Мономах. — Хан Тугоркан стар, а потому и долбит в одну точку, как дятел. Прими мою благодарность, побратим.
— Но у половцев в запасе не менее двух-трех туменов, — вздохнул Свирид.
— Сдюжим, — стиснув зубы, сказал Мономах. — Сдохнем, но сдюжим!..
— Придется сдохнуть, — Свирид еще раз вздохнул. — Жаль, что мои ребята упустили Боняка живым. Очень жаль.
— Он уже не воин, — отмахнулся Мономах. — Что там вздыхать…
— Тугоркан слушается его советов…
— Да?
— Знаю. Только не знаю, что он посоветует.
— Да уж, — Мономах тоже вздохнул. — Добрыню ко мне!.. Живо, побратим! Живо!..
— Сейчас пришлю.
Прибежал Добрыня.
— Звал, мой князь?
— Останься здесь, — сказал Мономах. — Если половцы появятся возле мостика через Клянку, немедленно сожги мост. Немедленно!..
— Понял.
Половцы явились тут же, будто Мономах накликал их. На сей раз они не рвались к реке, а двумя клиньями промчались перед Клянском справа налево и слева направо, осыпая тучами стрел лобовое укрепление. Опытный Добрыня успел упасть на землю, а Меслим не успел. У него была другая, куда более благородная цель: он прикрыл Мономаха своим телом, и в его спину вонзились сразу три стрелы.
— Я… твоя… броня… — едва прохрипел он, сползая на дно оборонительного рва.
— Друг мой… — прошептал Мономах горестно. — Друг мой дорогой…
А Добрыня уже стрелял из лука, и черные всадники падали с коней один за другим.
— Стреляйте!.. — кричал Добрыня своим лучникам. — Стреляйте!..
3
Скорбь от утраты друга и советчика была столь остра, что Мономах какое-то время не мог в своей голове держать картину боя.
А она изменилась. Половцы более не стремились к воде, будто только что напоили своих коней. Теперь их полководцы пытались разрезать силы русских на части, окружить их и расстрелять из луков. Так были уничтожены дружины князя Волынского, так прижали и заставили укрыться в Клянске воеводу Железяна, так полегли за Святую Русь князья Святославичи: Олег, Давид и Ярослав.
Какая-то лава половцев, видимо, считая, что победа рядом, помчалась на мост через Клянку, чтобы загнать остатки разрозненных русских дружин в Клянск, где осадить их и сжечь. Это-то Мономах и увидел вдруг ясно, поняв, что намереваются половцы сделать, и крикнул Добрыне:
— Мост!.. Поджигай мост!..
— Вижу, — сквозь зубы процедил Добрыня. Поджег две стрелы приготовленным заранее трутом, и, когда они разгорелись, одну за другой послал их по обе стороны заваленного хворостом моста. Мост вспыхнул, испуганно заржали лошади, стали, ломая перила, бросаться в реку…
Из леса вылетел свежий тумен половцев в черной одежде. «Господи, сколько же их… — подумал Мономах. — Всё. Это конец…» Не успел он ужаснуться, как следом за черными половцами появились половцы в белом. И с ходу, когда черные половцы еще только-только стали разворачиваться в лаву, эти белые ударили им в спину. И началась рубка, черные не только не успели развернуть свой строй для атаки, но и не понимали, что за противник их атакует, почему он оказался сзади и почему с таким ожесточением рубит своих…
Разломав лаву черных половцев, неизвестные половцы в белом лихо развернулись и боевым карьером помчались на конную массу орды хана Тугоркана. И Тугоркан, уже уничтоживший левые дружины русских, уже погубивший князей Святославичей и ранивший отступившего в ров Железяна, неожиданно получил мощный и расчетливый удар в спину.
— Князь Борис, в атаку!.. — крикнул Мономах. — В атаку на орду Боняка!.. Свирид, помоги князю Борису чем только можешь!..
Полтораста всадников князя Бориса Тмутараканского были еще одной неожиданностью для черных половцев, которые готовились к удару совсем в иную сторону, а потому и думать не думали об атаке с фланга. Князю Борису помог и начальник разведки Свирид, упустивший было самого яркого после хана Китана полководца половцев. Смяв левую руку орды хана Боняка, русские ворвались в тесную массу его всадников. Началась беспощадная рубка…
И тут неожиданно повеяло дымом…
Мономах ничего не мог понять. Почему белые половцы бьют черных? Кто их вождь и почему его посадка в седле так знакома? И конь вроде бы знаком?.. Кто поджег лес и зачем?..
От Клянки шел легкий ветерок, и дым прижимало к земле. Русские дружины не обращали на него внимания, но черные половцы забеспокоились и стали заметно оттягиваться к лесу.
А конники князя Бориса Тмутараканского и Свирида продолжали громить орду хана Боняка, воины которого, опомнившись от внезапного налета, яростно сопротивлялись, но стоило появиться дыму, как и их сопротивление стало заметно ослабевать.
Половцы все чаще оглядывались на дым, ползущий из леса, а потом вдруг опрометью бросились в ту сторону. И остановились, словно налетели на стену.
Из леса навстречу им вышел великий князь Киевский Святополк Изяславич с небольшой, но отлично вооруженной пешей дружиной, которая тут же вскинула луки.
— Оружие — на землю! — крикнул он половцам. — Вы окружены, я сжег ваши запасы сена и вылил все запасы вашей воды.
То ли от неожиданности, то ли поняв, что положить оружие на землю — самое верное средство спасения, половцы нехотя исполнили повеление великого князя. Дружинники молча поднимали с земли их сабли и колчаны со стрелами и также молча, ощетинившись копьями и луками со стрелами, провожали воинов орды хана Боняка, самой дружной и боеспособной после гибели хана Китана, в дымящийся лес.
Неизвестные половцы в белых одеждах, полностью разгромив орду хана Тугоркана, еще добивали ее остатки на равнине, а их предводитель подскакал к Мономаху, спрыгнул с коня и низко поклонился.
— Здравствуй, отец мой.
— Хан Иляс!.. — ахнул единый воевода. — Сынок!.. Да тебя же половцы лошадьми разорвут за измену!
— Так тех половцев нет больше, отец мой, — улыбнулся хан Иляс. — Рвать некому.
— А дети как же? Надежда… — Мономах замолк.
— Что?..
— Убили нашего Ратибора, сынок. Он воеводу Железяна собою прикрыл. А меня мой Меслим прикрыл. Три стрелы в свою спину за меня принял.
Иляс потемнел лицом:
— Да я за отца моей Надежды…
— За гибель в бою не мстят, сынок. Это гибель воина. Не мстят, а чтут.
Помолчали оба.
— Как там мои? — спросил единый воевода. — В бою не думал о них. Некогда было.
— Навещал, отец, — Иляс улыбнулся. — О тебе все время говорили, королева Бога молила. Да и половцы мимо твоей усадьбы прошли.
— Ну и слава Богу.
И опять помолчали.
— Пусть твои джигиты уберут с поля всех наших воинов, павших за Святую Русь, — Мономах вздохнул. — Вечная им память. А половцев повели не трогать. Пусть души их с этой кровавой земли прямо в ад переселятся.
— Все будет сделано, отец.
— Разыщи священника и привези его для отпевания наших погибших воинов.
— Сейчас же пошлю конника с твоим повелением, отец мой.
— Отстоим вместе службу, поклонимся павшим за Русь Святую. А потом я заеду к моей королеве, и мы все вместе поедем пировать к великому князю Святополку. И ты, как только все исполнишь, приедешь туда, сынок, со всеми твоими джигитами.
— Да, мой отец.
— И запомни сегодняшний день, сынок. И детям своим, и внукам закажи помнить этот великий день. День спасения Святой Руси!..