Итак, двое братьев-Святославичей – Глеб и Роман – были убиты, а последний, Олег, внезапно пропал где-то в Тмутараканском княжестве. Прошел слух, что его захватили в плен хазары и продали в рабство.
VI
Великий князь Всеволод наградил своего сына Владимира Мономаха сразу тремя богатыми и обширными княжествами – Черниговским, Смоленским и Ростово-Суздальским. Мономах взялся за их обустройство. В первую очередь надо было обновить крепостные стены, башни, ворота, чтобы обезопасить себя от половецких набегов. Завершив эту работу, он приступил к строительству храма Спаса в Чернигове.
Мономах все чаще и чаще задумывался над осложняющимся положением как внутри, так и на границах Руси. Неумолимым валом накатывались одна за другой феодальные смуты. Пользуясь ими, половцы совершали разбойничьи набеги на русские земли. В этих условиях нужен был неприступный город-замок, где можно было бы отсидеться от врагов внутренних и внешних, откуда можно было грозить своим недругам. Такие города-замки он видел во время похода в Чехию, знал, как трудно было их брать приступом. И у него созрела мысль построить подобное сооружение в своих владениях.
Во время частых перемещений по Руси Мономах давно заприметил старинный город Любеч, расположенный на Днепре, на полпути между Смоленском и Киевом. На берегу днепровского затона была пристань, где собирались торговые суда разных стран, а недалеко от города раскинулась сосновая корабельная роща. Над городом круто поднималась Замковая гора со стареньким детинцем, который брал боем еще Вещий Олег. Тут-то и замыслил Мономах построить новый неприступный замок.
Крепость была возведена в точном соответствии с желаниями и намерениями князя. По тем временам она была по сути неприступной. Если бы враг попытался ее захватить, то ему сначала пришлось бы преодолеть сухой ров и мостовую башню; затем он оказывался в узком проезде между двумя стенами, где негде было развернуть свои силы. Зато их поражали бы оборонявшиеся воины, расположенные на уступах стен.
Далее на их пути вставала главная башня с окованными железными листами дубовыми воротами. Преодолев их, противник попадал на маленький дворик. Следующие ворота с двумя башнями, стоящими по бокам стены, пройти тоже было непросто. В глубине двора возвышалось самое высокое здание замка – башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение, могло служить последним прибежищем защитников.
За башней располагался большой княжеский дворец. Он был двухъярусным с тремя высокими теремами. Нижний ярус был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, хранились запасы, жила челядь. На втором ярусе имелось большое помещение – «сени» или «гридница» для пиров и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. В замке была также небольшая церковь.
Замок был снабжен множеством клетей-кладовых и складов для продуктов, бочек с вином и медом, были вырыты колодцы для хранения зерна и получения воды. В нем 200–300 защитникам можно было просидеть только на своих припасах более года. Судя по летописям, в ХI–XII веках осада никогда не велась долее шести недель. Следовательно, любечский замок Мономаха был обеспечен всем с избытком.
Князья вели себя смирно, поэтому и соседи не решались трогать рубежи Руси. Только в 1080 году восстали переяславские торки. Долгие годы они жили в мире и согласии с Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Но вновь назначенный на правление в Переяславское княжество Ростислав повел себя с ними грубо и надменно, перестал платить уложенную за охрану границы дань. И тогда они заратились. Пришли в движение все торкские станы и двинулись на Киев.
Великий князь тотчас послал гонца в Чернигов к Мономаху. Тот не стал медлить, не стал собирать большие силы, а кинул на торков свою дружину. Он воспользовался тем, что противник разбросал свои отряды от Переяславля до Киева, и начал бить их по частям. Скоро торки запросили милости и пощады и вновь вернулись к прежней пограничной службе.
Потом отец бросил его против вятичей. Славянское племя, проживавшее в междуречье Волги и Оки и верховьях Дона, когда-то имело свою государственность. Из поколения в поколение передавалось среди них предание о княжестве Вантит со столицей Корьдно на правом берегу Оки, и свободолюбивый народ не хотел подчиняться Киеву. Вятичи воевали с князем Святославом и Владимиром Святым, а теперь вновь отказались служить Всеволоду. Тогда великий князь бросил против них войско Мономаха.
Первые два похода закончились ничем. Дружина прошла сквозь леса, так и не встретив неприятеля. Лишь во время третьего похода князь настиг и разгромил вятичского племенного вождя Ходоту, но тот сумел скрыться.
Ко второй зиме князь готовился по-иному. Прежде всего он заслал своих лазутчиков в вятичские поселения, занял основные из них и завез туда всякого припаса. И когда ударили морозы, Ходота вынужден был пойти отогреваться по избам и землянкам. Мономах настиг его в одной из зимовок. Дружинники вырубили всех, кто попался в этом сражении.
Не так часто приходилось видеться с Гитой. Она родила ему еще двух сыновей – Святослава и Романа. Встречи их больше напоминали свидания двух друзей. Мономах оценил ум и выдержку супруги. Ни жалоб, ни упреков. Только душевность и стремление помочь советами или добрым участием. Он никогда не задавал себе вопроса, любит ли ее. Он свыкся с ней, она стала необходимостью в его неспокойной и наполненной постоянными опасностями жизни.
Как-то, будучи в гостях у своего отца, на улице встретил Белославу. Будто кто-то бросил ему в лицо горсть жара, так запылали щеки, перехватило дыхание. У Белославы тоже неестественно заблестели глаза. Они долго смотрели друг другу в глаза, пытясь справиться с волнением. Наконец она спросила:
– Надолго прибыл в стольный град?
Он проглотил комок в горле, ответил хриплым голосом:
– Нет. Дел много. Снова в поход иду.
– Как ты живешь? Все ли ладно в семье?
– Да. Трое сыновей народилось. А ты как?
– Замуж вышла за боярина Могуту. Только…
– Что – только?
Она пожала плечами, ответила уклончиво:
– Нашла я для себя увлекательное дело. Ходят ко мне в терем девочки из окружающих домов. Обучаю я их писанию, ремеслам, пению и иным полезным им занятиям. Наведывается монах Василий из Печерского монастыря, обучает девочек ритории и врачебной хитрости. Ни с чем не сравнима любовь и привязанность детей, тем и живу…
Не мог Мономах, вернувшись в Чернигов, в тот день появиться перед Гитой, а сразу с дороги отправился в леса, где и пропадал неделю. Любил он охоту и риск, связанный с поединками с дикими зверями. С гордостью писал впоследствии в своих воспоминаниях: «А вот что я в Чернигове делал: своими руками вязал я в пущах десять и двадцать живых коней, а кроме того разъезжал по равнине, ловил своими руками тех же диких коней. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня с бедра меч сорвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мной поверг, и Бог соблюл меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей».
VII
После поражения у села Нежатина Нива Олег с телохранителями и остатками войск бежал на юг. По пути встречались отдельные половецкие кочевья, потом отряды каких-то кавказских народов, то ли ясов, то ли касогов, но он не останавливался, мчал и мчал вдоль берега Азовского моря. Возле реки Кубань повернул на запад, и привольные, с высокими травами степи сменились песчаниками с иссушенной солнцем травой; то слева, то справа появлялись порой небольшие заливчики с соленой водой: местность низменная, унылая, с солончаками, и так до самой Тмутаракани.
Мысли его часто возвращались к Мономаху. Он понимал, что своими поступками он разорвал отношения с ним. Но это было неизбежно, рано или поздно должно было произойти, успокаивал он себя. Слишком они разные люди. Он, Олег, открыт людям, всегда прям и откровенен, а Мономах старается остаться в тени, таится и приспосабливается. Он сумел влезть в доверие к его отцу, и тот поставил его во главе войска во время похода в Чехию. А как Мономах поступил, когда Всеволод стал великим князем? Они вместе подмяли под себя пол-Руси, а его, Олега, засунули куда-то в леса к полудикому племени мурома!
В душе Олег сознавал, что скорее всего Всеволод даже не советовался с Мономахом, распределяя между князьями столы. Он все решал единолично. Но ему тешило душу винить Мономаха во всех грехах. Это оправдывало его в собственных поступках, поднимало надо всеми, а особенно над Мономахом, и он все более и более бередил себя такими мыслями.
Возле княжеского дворца Олег спрыгнул с коня, кинулся к крыльцу. Навстречу ему уже спешил его брат, Роман, в широко раскрытых глазах немой вопрос.
– Вчистую проиграли, – произнес Олег, и сами собой скривились сочные губы, он был готов вот-вот разрыдаться от обиды и отчаяния.
– Ну ладно, ладно, – обняв за плечи, успокаивал его Роман. – Дай время, мы еще покажем. Начисто истребим семя Всеволодово!
– Много они нагнали войска… Как я уговаривал Бориса не драться! Так нет, первым ринулся в бой!
– И где он? Отстал?
– Погиб Борис! До конца бился, не хотел позорного бегства!
Роман остановился от неожиданности, переспросил:
– Неужто погиб?
– Его смерть зачтется Всеволодову роду! – с ненавистью проговорил Олег и, обгоняя брата, стремительно зашагал внутрь дворца.
После бани братья встретились за обеденным столом. Роман, с кудрявой черной шевелюрой и узкими злыми глазами, бесшабашный и не отличавшийся умом, тотчас стал говорить горячо и напористо:
– Война только начинается! У меня припасено серебро, есть кое-что из ценностей, приобретенных в свое время у византийских и арабских купцов. Не пожалею, брат! Все кину на покупку наемников! Половецкие ханы жадно смотрят на Киевские земли, им только дай предлог, они охотно нас поддержат!