Ларина и лишь во вторую очередь в связи с «Доктором Живаго»[177].
20/33 (406/256){314}. New Believers — «Нововеры» (хотя, конечно, возможен литературный перевод, вроде «новообращенные верующие») — ср. имя Starover Blue, упоминавшееся в первой части и разбиравшееся у Локрантц. Слово «староверы», таким образом, в одном романе передано фонетически и переосмыслено, в другом — семантически (но с противоположным смыслом).
35/10 (406/256) и 282/6 (417/267){315}. «Полурусская деревня Гамлет» и «русская деревушка Гамлет» — это не только каламбур на совпадении имени Гамлета и нарицательного hamlet «деревушка»[178], но и каламбур на названии повести Тургенева «Гамлет Щигровского уезда», где имя Гамлета поставлено в синтаксическую конструкцию, обозначающую географическую и административную принадлежность деревни: «деревня Гамлетовка Щигровского уезда».
61/11 (407/257). Lyovin, рядом с Old Leo (старый Лев) появляется в разговорах Ады. Прокомментировав то, что относится к внутреннему монологу, Проффер ограничивается констатацией «Lyovin is „Levin“ — the hero of Anna Karenina» (Левин — это Левин, герой «Анны Карениной»). Конечно английский читатель не обязан знать, что по-русски могут не различаться е и ё, но важнее объяснить, что фамилия Левин образована от собственного имени Толстого, которое он произносил как Лёв и так же транскрибирует его Набоков: Count Lyov Nikolaevich (Speak, Memory, p. 254, см. также Index) — это могло бы быть еще одним объяснением того, что тетя Китти (my aunt Kitty — говорит Демон Вин) была замужем не за Левиным, а за самим Lyovka Tolstoy, the writer (писателем Лёвкой Толстым), наряду с автобиографическими реминисценциями Толстого в эпизоде Китти и Левина, на которые ссылается Проффер [240/18–19 (414/264)].
82/17 (408/258) и 401/19 (422/272). Когда Ван учится ходить на руках, учитель предупреждает его, что юконский профессионал Векчело (Vekchelo) потерял эту способность к 22 годам, позже в романе это утверждение повторяется в виде «Векчело превратился в обыкновенного человека (Chelovek)». Однако Векчело и Человек — не просто анаграмма, как комментирует Проффер, а перестановка начала и конца слова (и даже как бы значимых его частей — как в каламбуре Андрея Белого «человек — чело века»), точно соответствующее игре акробата ходящего на руках. «Юконский» в системе географии «Ады» может означать «русский» или «советский». Так что в «Векчело» кажется правдоподобным увидеть намек на Маяковского. Возраст «двадцатидвухлетний» фигурирует в поэме «Облако в штанах» (1915) и цитируется в стихотворении Пастернака на смерть Маяковского («Смерть поэта», 1930). «Человек» — название другой поэмы Маяковского. Его превращение из акробата в обыкновенного человека может объясняться знаменитой статьей Ходасевича, где эволюция Маяковского трактовалась как предательство футуризма (переход от «подмены» к «измене»). Тема Маяковского явно не чужда Набокову, ср. пародию на него в рассказе «Низвержение тиранов»[179], а может быть, и фигуру поэта-футуриста Алексиса Пана, живущего в ситуации семейного треугольника в «Истинной жизни Себастиана Найта».
149/12 (409/259){316}. «Русский учитель Андрей Андреевич Аксаков (AAA)» — среди многочисленных литераторов Аксаковых нет, кажется, ни одного Андрея Андреевича и вообще человека с инициалами А. А. Однако среди великих имен русской литературы эти инициалы носила, кажется, только Анна Андреевна Ахматова. Заметим, что фамилия Ахматова так же относится к татарскому имени Ахмат, как Аксаков к Оксан, а Набоков к Набок (см. комм. к 3/6).
225/27 (413/263){317}. Гершижевский — это, конечно, не просто Чижевский, но соединение двух пушкинистов Д. Чижевского и М. Гершензона.
227/10–12 (413/263){318}. Ада права, «this pretty word does not exist in Russian» («этого симпатичного слова [Kremlin] по-русски нет»). Название Юконской тюрьмы Kremli образовано по модели Кресты, а «крем» появляется в другом месте: Демон не разрешает парикмахеру намазать на его лысину cremlin (240/17). Интересно, и наверняка не случайно, что перебираемые Люсеттой анаграммы «кремля» оказываются семантически связанными: REMNILK содержит русское слово ремни, а LINKREM — англ, link «связь, соединительное звено».
232/34 (414/264){319}. Напрасно Проффер поверил Марине[180]. Согласно Профферу, в строке Грибоедова возникает двусмысленность: «что в этом [уголке]» можно понять как «что в этом [такого]», то есть: «в уголке, и кажется, что в этом» можно прочесть как «в уголке, и кажется: что в этом?». Марина не видит здесь двусмыслицы, а просто употребляет строчку во втором смысле. Читатель, не прошедший Набоковской школы (и не вымышленный им), едва ли заметит возможность такого чтения.
249/2 (415/265). Ada is a Turgenevian maiden — «Ада — тургеневская девушка» — хотя это расхожее определение, но все же первой приходит в голову тургеневская Ася.
344/5 (419/269){320}. The Village Eyebrow — прекрасная находка, тем более забавная, что каламбур Достоевского (голос — волос) намекает на пословицу «Голос, что в жопе волос — тонок и нечист»[181]. Второй каламбур в «Аде» с этим словом — газета Голос (Логос), игра, видимо, построена на том, что поверхностный читатель увидит только анаграмму, не заметив столкновения названий бульварной газетки и «высоколобого» философского журнала начала века — по-английски highbrow — не на этой ли фонетической ассоциации построены замена волоса на бровь (eyebrow)? Сходным образом в газете Golos Feniksa [526/32 (429/279)] те же компоненты (название дешевой газеты и журнала начала века) соединены уже не «переводом», не эквивалентностью, а синтаксической (атрибутивной) связью.
408/20 (422/272). Английскому читателю, вероятно, следовало бы объяснить, что имя Madame Trofim Fartukov комично не потому, что Трофим — крестьянское имя, а прежде всего потому, что оно мужское.
Наконец, 571/17 (430/279){321}, среди примечаний и переводов русского мата [ср. вполне верный перевод и транскрипцию другого выражения: 395/9–11 (421/271)] этот пример самый спорный. Если Набоков изысканно переосмысливает синтаксис выражения, полагая, что подлежащим в нем является «Ты» ([ты]… твою [=свою] мать) — откуда и трактовка этого ругательства как эдиповского, в духе сходного английского проклятия (motherfucker), то Проффер меняет и морфологию, видя здесь императив, а не то законное прошедшее время, которое здесь, конечно, стоит (императивная форма существует параллельно — с окончанием -и). Но если во втором издании смягчение коснулось только перевода трехэтажной фразы, то в первом неожиданная мягкость возникла в транскрипции: глагол был записан как eb'. Я вынужден был указать на оригинальную транскрипцию этого глагола в статье А. В. Исаченко[182].
© Георгий Левинтон, 1997.
Александр ПЯТИГОРСКИЙЧуть-чуть о философии Владимира Набокова{322}
A word about К.[183]
Freudians are no longer around, I understand so…[184]
Это — не памяти Набокова. За столь короткий срок память не может сформироваться. И не о книгах. О них было и будет написано в свое время. И, конечно, не о жизни; слишком много сказано им самим в книге «Говори, память», а также в замечательном биографическом опыте Эндрю Филда «Набоков, частичное описание его жизни»[185]. Шедевр Филда, как бы предваривший смерть писателя, совершил необходимое для конца (или — перед концом) отстранение. Отстранение Набокова от его собственной эмигрантской судьбы (судьба — это не жизнь) — уже было в его русских романах и рассказах. Будущие биографы и мемуаристы будут из кожи вон лезть, чтобы снова вернуть, вставить, вдавить Набокова в эмигрантскую судьбу и тем приравнять себя к нему, «приставить» его к себе. Набоков же, если судить по им написанному, не был великий охотник до компании. В вещах важных — особенно.
В этой маленькой заметке я попытаюсь только частично осмыслить самую «некомпанейскую» линию его писательства, где отстранение выражено сильнее всего, — его внутреннюю философию. То есть ту линию, в смысле которой всякий разговор человека не имеет ни начала, ни конца и уходит в бесконечность. Или, точнее, ту линию, которая уводит человека от реального повода и причины разговора и отстраняет его от фактов и обстоятельств, которым данный разговор обязан своим появлением и продолжением. Поэтому, когда кто-то говорит: «О чем бы Набоков ни писал, он писал только о…», — то не верьте! Он писал о том, о чем писал, а не «только о…» («только о…» — подразумевается его эмигрантская судьба или эмигрантская судьба вообще, или русская, или чья угодно). И здесь — нескончаемая война открывателей правды с искателями смысла (смысл нельзя открыть или даже раскрыть; его можно только искать — Набоков это прекрасно знал).