От нечего делать Владимир стал наблюдать, как двое работяг в телогрейках перестилают крышу на крыльце офиса. Один отпиливал от досок излишек и затем подавал отмеренные куски напарнику, стоявшему на приставленной к стене лестнице, и тот приколачивал доски к несущим брусьям.
На крыльце появился Мухин. Он любезно кивнул Осташову и, тут же отвернувшись, направился к компании, окружившей Галину. Остановившись в паре шагов от них, он стал внимательно, но не вызывающе, а так, исподлобья, украдкой, рассматривать собеседников Галины. Владимир видел, как один из них, по виду и поведению главарь (это был Ребунков), поморщился, бросив взгляд на работягу, который в этот момент от всей души вколачивал в доску очередной здоровенный гвоздь. Похоже, грохот мешал беседе. Мухин тоже заметил недовольство на лице главного и мгновенно отреагировал.
– Ребята, – обратился он к рабочим, – вы же видите: начальство беседует. Неужели нельзя забивать гвозди без шума?
«Ребята» переглянулись и глубоко задумались – видимо, над вопросом, можно ли забивать гвозди без шума. А главарь и все остальные в этот момент замолкли и посмотрели на Александра Витальевича. Чем тот незамедлительно и воспользовался. С почтительной миной на лице он подскочил к Галине, протянул ей паспорт, сообщил, что ее задание полностью выполнено, и спросил, не будет ли других распоряжений. Осташову было хорошо видно, как Галина поблагодарила его с одобрительной улыбкой и, взяв паспорт, отвернулась. Отвернулись и все остальные, кроме одного – человека в темном пиджаке и с безукоризненно завязанным желтым галстуком. Он на пару секунд задержал свой оценивающий взгляд на Мухине и только затем, составив, судя по всему, какое-то мнение насчет начальника отдела, отвернулся.
Стараясь не смотреть в сторону Владимира, Мухин с достоинством удалился в офис. Таким образом, он дал понять, что четко различает, кто владелец фирмы, а кто «всего лишь» гендиректор. Осташов на это только усмехнулся. Владимира всегда забавляло, как он называл это, мухинское виртуозное владение языком в заднице начальника.
А тем временем к фирме подкатила черная легковая иномарка без знаков, указывающих на фирму-производителя. Сам Осташов не разбирался в автомобилях настолько, чтобы понять, что это за машина.
Из иномарки вышли два стриженных «под ноль» парня в коротких темных дубленках. Один остался у автомобиля, а второй повел себя так же, как несколько минут назад Мухин – направился к группе, стоявшей около «Мерседеса», но, не дойдя двух шагов, остановился и стал ждать возможности обратиться к кому-то из присутствующих.
И эта возможность очень скоро представилась: Галина распрощалась со своими собеседниками и пошла к офису. Парень в укороченной дубленке подошел к тому, кого Владимир справедливо определил как главаря шайки, и они о чем-то тихо заговорили.
Осташов отвлекся от наблюдений за темными личностями и, перехватив Галину на пути к двери фирмы, сказал:
– Галь… – Она вскинула брови. – Э-э… Галина Сергеевна, – она кивнула, дескать, да, так будет правильней. – Я хотел кое-что сказать… по вопросу того, что я стал генеральным директором.
– Конечно-конечно, – ответила она. – Зайдите в ваш кабинет через минут пять, мне там надо сделать один звонок.
Галина скрылась в офисе, а Осташов нервно прикурил вторую сигарету. Что-то тут не то, подумал он. Она стала какая-то другая. Может, вообще не стоит говорить с ней на тему «отношений»? Может, пусть все идет, как идет?
Между тем, Владимир услышал, как главарь, то есть Ребунков, он же Ребус, сказал:
– Ну ладно, Зуб, по этим вагонам я все понял, – Осташов посмотрел в сторону главного и увидел, что тот обращается к парню в дубленке. – Ты теперь мне скажи, как насчет этого козла, Ананьева, из игрового клуба?
– Уже все нормально, – ответил Зуб. – Ананьев чисто… сердечно раскаивается. И реально сам, добровольно хочет побазарить. – Он подошел к своему неопределенной марки автомобилю и, открыв багажник, жестом пригласил Ребункова заглянуть внутрь.
Кирилл подошел к иномарке и заглянул. Если бы на месте Ребункова стоял Осташов, то он увидел бы, что в багажнике лежит связанный клейкой лентой по рукам и ногам мужчина в деловом костюме, рот его был залеплен той же, широкой коричневой лентой.
– Ну и чего? – спросил Ребунков у своего сподвижника в дубленке.
– Чего? Вот. Ты же просил состыковать вас.
– Зуб, – сказал Кирилл и вздохнул. – Я вообще-то имел в виду, что хочу поговорить с ним по телефону. Надо было обеспечить наш базар чисто по телефону.
– А, – понимающе сказал Зуб и, взяв из руки Ребункова мобильный телефон, быстро набрал номер.
Через пару секунд из багажника раздалась трель телефонного звонка, и Зуб вернул трубку своему шефу. Кирилл уставился на свой телефон.
– А теперь чего? – Ребунков недоуменно заглянул в багажник.
– А! – спохватился Зуб.
Он достал из кармана выкидной нож, раскрыл его, наклонился к связанному мужчине, разрезал ленту на его руках и сказал ему:
– Тебе звонят – значит, надо ответить, ты понял?
Мужчина, трясясь и косясь на бандитов, стоящих у машины, энергично закивал, достал из своего кармана мобильный аппарат, приложил трубку к уху и, похоже, забыв с перепуга, что рот залеплен, промычал что-то, напоминающее «Алле».
– Бля, Ананьев, ты будешь говорить или нет? – спросил Зуб, и было заметно, что он близок к тому, чтобы потерять терпение.
Ананьев вновь истово закивал головой и, резко сорвав полоску липкой ленты со своего рта, проорал одновременно от боли и от горячего желания скорее ответить:
– А-а-алле!
– Ну вот, теперь все чин-чинарем, – сказал Зубу Ребунков и, направившись к бронированному «Мерседесу», сказал в телефон: – Алле, это Ананьев?
– Да-да, Ананьев, слушаю вас! – ответил Ананьев.
– Добрый день, Ананьев! – улыбнулся в мобильную трубку Ребунков, усаживаясь вместе с соратниками Михаилом и Романом Витольдовичем в черный «Мерседес».
Крышка багажника с силой направленная пятерней нависшего над Ананьевым Зуба с громким хлопком закрылась, и Ананьев оказался в кромешной тьме.
Впрочем, Осташов не видел конца этой сцены, поскольку в данный момент уже открывал дверь кабинета гендиректора, своего нового кабинета.
Галина сидела в кресле за столом. Она предложила Владимиру сесть напротив, в кресло для посетителей.
Он занял место, пытаясь успеть в последний раз прокрутить в голове слова, которые собирался сказать ей, но слова мешались в кучу и путались, и когда она с выражением сдержанного ожидания на лице посмотрела на него, Осташов замямлил:
– Я вот что хотел… Ты… вы… вы назначили меня генеральным директором. Фирмы. Но…
– Но?
– Но дело в том, что мы… то есть вы… в общем, я… я не хотел бы, чтобы это было одолжением… в смысле – в личном плане.
– Понятно, – просто сказала Галина. – А это и не одолжение. И уж тем более, ни в каком не в личном плане. И, кстати, очень хорошо, что мы с вами сразу прояснили этот вопрос. Я назначила вас, потому что наслышана о ваших деловых качествах. Вам удавалось достаточно эффективно и честно работать в области купли-продажи недвижимости рядовым сотрудником. И я надеюсь, что вам удастся так же честно и эффективно управлять коллективом фирмы.
Да, она определенно стала другой, перед Владимиром сидела совсем не та Галина с вечно распущенными длинными волосами, которой он знал ее. Это была уверенная в себе, спокойная, рассудительная и волевая женщина с короткой деловой стрижкой. Это была бизнес-леди.
– А если вам не удастся честно и эффективно работать, – продолжила она, – я вас уберу с этой должности и поставлю на нее кого-нибудь другого. Незаменимых мужчин не бывает. Более конкретно по самой работе мы поговорим, наверно, завтра, на совещании в узком кругу – с участием начальника отдела продаж и начальника отдела аренды. Предупредите их об этом.
Галина собрала со стола помаду, зеркальце, пудреницу и положила их в свою сумочку, она, видимо, больше не собиралась задерживаться в кабинете.
– А теперь… вам, наверно, пора уже ехать в департамент недвижимости. И у меня тоже дела.
Осташов встал с кресла.
– Да, и вот что, – сказала она. – Возможно, это само собой разумеется, но я все-таки скажу: сюда, на работу, вам надо будет приходить в костюме и галстуке, как полагается гендиректору, а не как сейчас.
Владимир смущенно одернул свой обвисший серый свитер под курткой.
– Курить в рабочих комнатах офиса запрещается, как и раньше. Завтра объявите, пожалуйста, об этом сотрудникам. Запрещается всем, и вам, в том числе. Ну, вот, пока, кажется, все. До свиданья.
* * *
– А пленку для Махрепяки я сделал просто, – весело сказал Осташову Наводничий, когда они ехали на Зеленый проспект, в департамент недвижимости. – Положил на диван карточку, которая еще у меня, и снял ее на свежую пленку! Получился тот же кадр. Качество я думаю, конечно, паскудное, но это неважно. Я так рассуждал: Махрепяка глянет эту пленку на свет, увидит меленько свое голое тело и рядом голой… – Василий запнулся. – Ну в общем, в итоге так и получилось.
– А когда ты ему карточку отдашь?
– Как договорились… А, ты даже не знаешь? Ну да, ты же все бегал там по офису к этой Гале.
– Короче, – сказал Владимир.
– Короче, вот сейчас подпишет окончательный документ в департаменте – и отдам ему. А что, ты что-то еще придумал насчет карточки?
– Нет, просто спросил.
– Слушай, Вованище, – сказал Наводничий. – А все-таки лучше бы ты взял свою положенную долю. Это же две штуки баксов. Мне просто как-то неудобно даже, мы же вместе эти бабки у Махрепяки… заработали. Скажи ему, Гришаня, чего молчишь?
– Бубенть, Вовец, правда, чего ты? Это нехилое бабло, даже при твоей теперешней должности.
– Я сказал, что не возьму – значит, не возьму. Между собой их разделите.
– Ну ты можешь сказать, почему нет? – снова вступил Василий. – Уже даже такому, как ты, упертому созданию, должно быть понятно, что с Анькой у тебя – все, песец – полярный зверь. Твоя Анька, она уже в прошлом, а деньги – это, считай, тебе компенсация за моральный вред от нее. Ну неужели я не прав? Скажи вот мне, на что это теперь может повлиять: возьмешь ты эти долбанные две штуки, или нет?