Но Ия, похоже, униматься не собиралась.
– Ну, ты крутняк, Володя! Вообще! Не успел прийти, а уже подряд две сделки забацал. Не хило. Так и миллионером скоро станешь.
Владимир промолчал.
– Аньчик! А ты чего молчишь? – обратилась Ия к Анне Русановой, которая работала за своим компьютером впереди Осташова. – Между прочим, Володя сегодня твоего клиента обработал. Всего за один день управился. А тебе этот усатик сколько уже мозги парит?
Анна полуобернулась – так, что могла видеть и Ию, и Владимира – и ответила, слегка закрасневшись:
– Кто кого парит в нашей жизни, Ия, это еще большой вопрос. А то, что Володя квартиру нашел… Молодец Володя. Что тут скажешь? Мне это, между прочим, тоже выгодно – одной проблемой меньше.
– Да ладно басни рассказывать, – сказала Ия. – Какая тебе выгода? Хотя… ты права. Иногда такой кадр попадется… Потеешь с ним, потеешь, уже кажется, ну все, что можно, ему предложила, а этому уроду все не так. А потом, смотришь, он – раз, и соскочил с крючка, сволочь.
В этот момент в зал вошел начальник отдела.
– Прошу внимания, – сказал Мухин. – Алле, негры! Оставьте на минуту свои мачете, тростник потом дорубите. Это объявление всех касается. Значит так. Тим-билдинг, о котором я говорил где-то с неделю назад, состоится завтра. Форма одежды – походная: сидеть будем с шашлыками, на природе. Теперь, значит, как это планируется по времени. Рабочий день завтра заканчивается в двенадцать. Потом можете съездить домой переодеться, и потом встречаемся на платформе «Красково». Это надо ехать на электричке от метро «Выхино» – там езды минут двадцать, от силы. Встречаемся на платформе «Красково» в семнадцать ноль-ноль. Быть – всем! Без опозданий. И еще не забудьте плавки и купальники: там есть неплохая река, можно искупаться, позагорать. Тем, кто замужем, можно приехать с мужем. Или с другом. Или, если это мужчина, то соответственно – можно приехать с женой. Или подругой. Но – внимание, подчеркиваю! – брать с собой только по одной.
– По одной – вина, или по одной – водки? – спросил какой-то толстяк, имени которого Владимир не знал.
– Я имел в виду, что вы можете приехать с одной женщиной, в смысле – с одним человеком со стороны. Приезжать с толпой чужих людей, не работающих в нашей фирме, не надо. Хотя еще лучше – никого с собой не брать. А спиртное с собой вообще строго-настрого не приносить. Все, что требуется, уже закуплено лично мной. За счет фирмы.
По залу прошел шум одобрения.
– Так, поднимите, пожалуйста, руки те, кто, собирается приехать со спутником или спутницей, то есть с людьми, не работающими на нашей фирме: я должен сориентироваться по количеству продовольствия, которое надо будет взять.
– Кто же поедет в Тулу со своим самоваром? – сказала Ия.
– А продовольствия лучше брать побольше, – добавил толстяк.
Руки подняли лишь три-четыре человека.
– Ага, – сказал Александр Витальевич, оглядев зал. – Прекрасно! Я где-то так себе и представлял. Все, на этом мое объявление закончено. Вопросы есть?
– Есть, – сказал Владимир. – А что такое этот… «дибилдинг», или как вы сказали?
– Ха-ха-ха, – воскликнула Ия, бросив игривый взгляд на Осташова. Усмехнулись и некоторые другие.
– Для тех, кто не присутствовал на прошлом разговоре о тим-билдинге, объясняю, – сказал Мухин. – Это термин из главной науки наших дней, то есть из теории менеджмента. «Тим-билдинг» происходит от английских слов «тим», что значит «коллектив, команда», и «билдинг» – «построение». Все вместе – «построение команды». Понятно?
– Строить нас будете? – спросил Владимир.
– Ну, что вы все по-совковому воспринимаете? Имеется в виду не построение на плацу, как в армии, а строительство. Строительство команды. Короче, мы будем на природе неформально общаться… и закусывать. И таким образом станем лучше понимать друг друга, и построим сплоченную команду единомышленников. Понятно? Так, народ! – Мухин поднял вверх указательный палец. – Еще одна важная вещь. Совсем забыл. Предупреждаю всех: если кто на тим-билдинге напьется и будет вести себя по-свински, тот сразу вылетит с работы. Это уже личное нашего шефа Константина Ивановича добавление к теории менеджмента.
На столе Осташова запиликал телефон.
Владимир бросил вопрошающий взгляд на секретаря.
– Бери-бери, это тебя спрашивают, – сказала ему Катя.
Осташов приложил трубку к уху и сразу понял, кто звонит, – это был фотограф Наводничий.
– Как дела? У меня тоже все в порядке, спасибо, что поинтересовался, – энергично затараторил Василий (к этому моменту Владимир успел сказать лишь «Слушаю вас»). – Ну что, ты готов?
– Я-то готов, – весело ответил Осташов. – Спасибо, что сейчас расскажешь, к чему именно.
– Я так и знал, что ты уже все забыл, предатель. Мы же договаривались, что ты будешь позировать на съемке.
– Я-то как раз все помню, я и мольберт взял с собой. А вот ты наверняка свой фотоаппарат забыл. Теперь будешь извиняться, рыдать, просить перенести съемку. Ладно, забыл, так забыл, встань с колен, я тебя прощаю. Раз у тебя нет фотоаппарата, ничего не поделаешь, сфотаешь меня, великого художника, в следующий раз. Ну, давай, пока.
– Э, э, э, стой! Не вешай трубу! Ты куда?
– Испугался?
– Так, Володь, все. Давай теперь без «хи-хи». Время сейчас сжимается, и все теперь пойдет ускоренно.
– В смысле?
– Ну, в смысле свет уходит, а мне нужно обязательно сегодня доснять один сюжет. Правда, это сюжет не про город, поэтому ты мольберт с собой не бери. С мольбертом я тебя потом сниму. А сейчас надо срочно про пьяниц сделать.
– Спасибо за доверие. По-твоему, у меня для этого подходящая мордень?
– Пойдет какая есть. Володя, я тебя умоляю! Свет же уходит.
– Да ладно тебе. Сейчас же лето – чуть не до полночи светло на улице.
– Только не учи профессионала, когда светло, а когда нет. Все! Короче! Я уже все придумал, сниму тебя на Красной площади. Давай, встретимся в Ветошном переулке. Там, где вчера, помнишь, стояли?
– А почему на Красной площади?
– Потом объясню. Дуй мухой, я жду тебя через полчаса.
– Так быстро я не успею. Сорок минут.
– Хорошо, а я пока пузырь куплю.
Осташов положил трубку.
На душе у него было весело и легко. Он хлопнул ладонью по лежавшим перед ним бумажкам, встал и решительно направился к двери. Проходя мимо Мухина, Владимир скороговоркой сказал ему: «Ну, я пошел – вы разрешите? – спасибо, до свиданья».
Осташов уже открыл дверь, и через мгновение она бы за ним закрылась, но тут его окликнула Катя.
– Это опять тебя, – сказала секретарь, показав взглядом на телефонную трубку, которую держала в руке.
Владимир подошел к ее столу.
– Алле, Володь, – послышался в трубке голос Василия. – Хорошо, что еще застал тебя. Слушай. Давай, значит, меняем место встречи. Ты подходи прямо на Красную площадь. Встань там… сейчас скажу, дай сообразить. Встань у кремлевской стены, где-нибудь в районе Царской башни. Знаешь она какая? Она такая маленькая, как беседка, следующая после Спасской. Вот там стой. Кстати, поглядывай на верхушку Спасской башни. Я буду там, где колокола, на балкончике, или как он там называется.
– Тебя туда пустят?
– Вопрос!
– А что ты будешь делать на Спасской башне?
– То же, что обычно. В общем, я оттуда махну тебе рукой, чтоб ты мне позавидовал, ха-ха. А потом я спущусь, и мы займемся, о чем договаривались. О`кей? Ну, давай.
Осташов положил трубку. И только тогда заметил стоявшего рядом Мухина.
– Спасибо, что спросили у меня разрешения уйти с работы, – сказал начальник отдела. – Я позволяю вам это сделать. Всего доброго.
На выходе из офиса Осташов столкнулся с охранником Григорием Хлобыстиным, который, закончив смену, прощался со своим напарником.
До трамвайной остановки дошли вместе. Поговорили о том о сем, Владимир рассказал, куда едет.
– Значит, ты с этим своим фотографом пить будешь? – сказал, входя в трамвай, Хлобыстин.
– Ну, вообще-то, главное – сделать съемку. Но, наверно, и выпьем. Не выбрасывать же бутылку.
– А мы, между прочим, с тобой хотели обмыть твою сделку, помнишь?
Глава 10. Григорий
Поговорив с Осташовым, Василий Наводничий небрежным движением нахлобучил трубку на старомодный телефонный аппарат, украшенный позолоченной эмблемой в виде герба СССР. В советские годы такие аппараты – обязательно цвета слоновой кости – были непременным атрибутом кабинетов высоких начальников.
Рядом с телефоном, на столе, за которым сидел Наводничий, лежал целый ворох бумаг и чертежей. Василий протянул руку и взял первый попавшийся лист. Не поднося его ближе к лицу, он прочел набранное крупным шрифтом название документа: «Плановый ремонт Большого Кремлевского Дворца». Тут же, сбоку значилось: «Согласовано. Заместитель коменданта Кремля В. В. Десятов». Дальше следовал разбитый на пункты текст, который Василия не заинтересовал. Бумага упала на стол.
Кроме фотографа, в кабинете никого не было.
Наводничий встал и прошел к окну.
Перед ним открылась небольшая площадь, за которой белели колокольня Ивана Великого и церковь Двенадцати апостолов; между ними виднелся строгий Успенский собор. Чуть ближе томились металлические монстры – Царь-колокол с отбитой губой и Царь-пушка с бутафорскими ядрами. Обычной толпы зевак рядом с экспонатами не наблюдалось: в этот день Кремль был закрыт для посещения.
Через некоторое время на правом краю площади появились два бронированных лимузина марки «ЗИЛ», сопровождаемые двумя вороными «Волгами» с синими маячками на крышах. Строго шурша шинами, автомобили миновали площадь, свернули направо, за Царь-колокол, и укатили в сторону Боровицких ворот.
– Все, папа уехал, – сказал, войдя в кабинет, человек лет пятидесяти, энергичный, в сером костюме. – Теперь можно и фотографировать. Кот из дома – мыши в пляс.
Наводничий повернулся к вошедшему.
– Это вы тут, в Кремле, кого, Ельцина, что ли, папой называете? А, Валерий Викторович?