– Куда ты?! Быстро иди за мной.
Следуя за ней мимо прихожей, Осташов отчетливо услышал донесшийся из-за входной двери голос:
– Гм-гм, Галя, это я, гм-гм, открой.
И после короткой паузы снова раздалось аккуратное покашливание: «гм-гм, гм-гм».
Ужасающая догадка пригвоздила Осташова на месте. Это аккуратное покашливание… Это до тошноты знакомое, проклятое «гм-гм»! Неужели за дверью томится директор фирмы? Букорев? Он и есть муж Галины?!
Сердце Осташова бешено колотилось.
Галина порхнула за поворот коридора. Как флаг на ветру, мелькнул за угол красный халатик, который развевался над ее голыми ягодицами. Именно на них, на белые ягодицы смотрел Владимир за миг до того, как они скрылись за углом. Но он не видел, не давал себе отчета в том, что видит эти округлости. Он думал о Букореве, и перед его глазами явственно маячило лицо директора. Реальность и фантазия в голове Осташова странно смешались, так что в сумме получилась нелепейшая чушь: Галина, вместо своей прелестной попы, уносила за угол мерзкую рожу директора. «Гм-гм», – кашлянула при этом рожа из-под реявшей в воздухе шелковой ткани. Однако Осташову было не до забав. Весь взмокший, он опрометью кинулся догонять Галину. Ему захотелось немедленно выяснить, кто ее муж. Может, все-таки не Букорев, а кто-то другой?
У входа в спальню Галина остановилась и Владимир, с маху налетев на нее, чуть не сбил любовницу с ног, да и сам едва удержался, чтобы не упасть. При этом он нечаянно толкнул полуоткрытую дверь в комнату, и дверь распахнулась и шарахнулась о стену.
– Потише ты, господи! – зло прошептала Галина, отпихнув Владимира от себя.
– Галя, гм-гм, открой. Что там у тебя происходит? Открой, гм-гм, – донесся обеспокоенный голос мужа.
– Прячься за кровать! – теряя самообладание, страшным шепотом приказала она Владимиру.
Но тот стоял как вкопанный.
Показывая пальцем в направлении входной двери, Осташов стоял недвижимый, с бестолковым выражением на лице и, похоже, хотел о чем-то спросить.
– Муж? – наконец выдавил он.
Галина посмотрела на него, как на идиота.
– Да! Муж! Прячься! Быстро!
Сказав: «Ага», – Владимир перескочил через кровать и лег на пол в промежуток между кроватью и стеной.
– Сейчас открою, иду-иду, – крикнула Галина мужу, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и любезно (что в определенной степени удалось). Галина наскоро застегнула халатик и поправила волосы и уже хотела выйти из спальни, но над кроватью появилась голова Осташова.
– Твой муж наш гендиректор?
Галина ничего не ответила. Она собралась с силами и поспешила в прихожую.
Когда Галина наконец впустила благоверного, Владимир, лежа за кроватью, глядел в потолок и мысленно клялся начать новую жизнь, то есть никогда больше не иметь амурных дел с замужними женщинами. Никогда! «В их доме», – впрочем, внес он уточнение.
Уходя, Галина затворила за собой дверь спальни, и поэтому Осташов из своего укрытия не мог разобрать, о чем говорят супруги в прихожей. По тону беседы можно было лишь понять, что они препираются. Муж бурчал, не переставая, и его «гм-гм» звучало крайне укоризненно. Однако и Галина, похоже, в долгу не оставалась.
Постепенно они, видимо, стали приближаться к спальне: уже можно было различить отдельные фразы: «Я не обязана караулить у порога, когда ты придешь!» – «А у меня, гм-гм, не было времени по телефону предупреждать».
Осташов прижался к кровати, словно солдат-новобранец к стенке окопа при лобовом обстреле. Владимир был бы рад и вовсе залезть под ложе, но щель под кроватью была слишком узка.
Супруги, казалось, уже стояли у самой спальни. Во всяком случае, Владимир абсолютно четко слышал негромкие слова мужа, который успел несколько смягчиться: «Ну, ладно, у меня мало времени, гм-гм, мне скоро уходить надо. Погоди, что-то я хотел…»
Владимир затаил дыхание. Теперь он почти не сомневался: в нескольких метрах от него находится его директор Букорев!
Однако, подумал Владимир, муж Галины вряд ли вот так, ни с того ни с сего ринется проверять, не спрятался ли в спальне кто-то посторонний. Эта мысль, впрочем, Осташова не успокоила.
Он повернул голову набок, чтобы, если Галина с мужем войдут в комнату, наблюдать из-под кровати за передвижением их ног.
Владимир прижался щекой к выложенному традиционной елочкой паркету и вдруг обомлел.
– Ч-черт! – сдавленно прошептал он.
Тот ряд паркетных шашек, который простирался от его лица вглубь комнаты, был у противоположной стороны кровати украшен двумя оранжевыми презервативами. Владимир оставил их там, потому что сразу после финала любовных игрищ ему было лень тащиться в туалет и спускать их в унитаз, как он это обычно делал. Ну а позже, когда на горизонте, на опасно близком горизонте, замаячил муж, Владимир и Галина в лихорадке то ли просто забыли убрать презервативы, то ли понадеялись друг на друга – сейчас это было неважно. Главное, что предательские средства гигиены и контрацепции остались, где были: как заходишь в комнату – так и вот тебе, на самом заметном месте, рядом с кроватью.
В ушах Осташова бешено застучало. Не помня себя он вскинулся, пересек на четвереньках кровать, схватил оранжевые резинки и, кое-как оправляя за собой складки на покрывале, вернулся в убежище. Ныряя за кровать, он нечаянно ударил локтем по стене. Звук получился глухим, но неслабым.
– Что это там упало? – сказал муж и немедленно открыл дверь, и заглянул в спальню.
Владимир лежал ни жив ни мертв.
– Не что, а кто – любовник, ха-ха! – каменным голосом сказала Галина. И сразу же затараторила:
– Ну, так. Я голодная и собираюсь поесть. Если ты будешь, давай мигом мой руки и присоединяйся. Я как раз накрываю стол.
Муж аккуратно кашлянул.
Несколько секунд он стоял на месте, но Галина от него не отступала, и после ее слов: «Так что, я, значит, на твою долю накрываю?» – он все-таки затопал по коридору в направлении ванной.
– Володя! Живо выметайся! – скомандовала Галина.
Тот не заставил себя ждать. Пулей перемахнул через кровать, выскочил в коридор и на цыпочках понесся мимо закрытой двери ванной. Галина скользила за ним, нервно барабаня кулачками по его спине.
– Вечно здесь темень, – шепотом проворчал Владимир в прихожей, которая действительно была отдалена от всех окон. Не включая свет, он отыскал на ощупь туфли, схватил их и выскочил прочь. Входная дверь за ним моментально закрылась.
Владимир не мог поверить, что все обошлось.
– Ф-ф-у-у-у, – от всей души выдохнул он.
Однако мешкать у порога было незачем.
Ошалевший и радостный, Владимир гарцевал к лифту, заложив правую руку, в которой держал туфли, за спину и вытянув левую – с презервативами – вперед. Он прыгал, вскидывая колени, и напевал: «Красотки, красотки, красотки кабаре, вы созданы лишь для наслажденья…» Презервативы он держал за шкирку и, отягченные содержимым, резиновые мешочки маятником покачивались перед ним. У лифта Осташов сделал последний, особенно эффектный прыжок, обеими ногами приземлился на кафельный пол и туфлями с размаху нажал на кнопку вызова лифта, которая одиноко торчала на голубой стене. Наверху зашумел мотор и через несколько секунд двери лифта открылись, как занавес, – кабинка подана.
Но Владимир не трогался с места. Он вперил взгляд в туфли и некоторое время стоял, не шевелясь.
Изумленно глядя на обувку, Осташов медленно отнял ее от стены. Он смотрел и не верил своим глазам: в его руке были какие-то чужие туфли. Вернее, не какие-то, а черные, с модными бордовыми подпалинами, причем на правой туфле красовалась царапина, очень похожая на запятую.
Презервативы выскользнули из пальцев Осташова и шлепнулись на пол. Владимир был близок к обмороку – вне всяких сомнений туфли принадлежали Букореву. Осташов отлично помнил, как вчера, случайно встретившись в коридоре фирмы с Константином Ивановичем, обратил внимание на эту царапину на туфле гендиректора.
Что же делать?!
За спиной Владимира скрипнула дверь.
Осташов, вздрогнув, обернулся и увидел на лестничной клетке Галину. Глаза ее были безумны, в руках она держала туфли Владимира.
Не говоря ни слова, они произвели обмен и поспешили расстаться.
Выходя из подъезда, уже обутый, Осташов мрачно проговорил: «И свобода вас примет радостно у входа, и тати-мати, мать их так» – концовка цитаты сходу ему не припомнилась, но напрягать память он не стал.
– Братан, время не подскажешь? – услышал вдруг Владимир чей-то невыразительный голос.
К нему ли был обращен вопрос или к кому-то другому, и кто интересовался временем, Осташову было безразлично.
Лишь сделав пару шагов от подъезда, он заметил прямо перед собой низкорослого паренька, который ждал ответа. Парень выглядел безнадежным плебеем и шантрапой – тем разительней был контраст между общим видом подзаборника и наглым, уверенным взглядом его суженных глаз, дерзко смотревших в упор на Осташова.
– Братан, ну че, время не подскажешь? – повторил он.
– Нет, – резко сказал Владимир, даже не собираясь смотреть на циферблат.
Но едва ответив, он внезапно сделал для себя ужасное открытие: смотреть-то было и не на что – наручные часы на руке просто отсутствовали! Он почувствовал пустоту на запястье левой руки, для верности глянул на это запястье, и даже правой рукой еще пощупал его – часов не было.
В голове Владимира вихрем пронеслась вся цепочка его действий около журнального столика, на котором лежали часы, и ему стало ясно, что они улетели куда-то вместе с фруктами, когда он, пытаясь надеть носки, уселся на край столешницы. Несколько апельсинов и яблок, вспомнил Осташов, он с пола подобрал, а вот часы с того момента больше не видел.
Да, все сходилось: вопреки удивительному везению, которое сопровождало его на протяжении всей эпопеи побега, Владимир все-таки оставил в квартире Галины улику. Обычные наручные часы превратились в часовой механизм, подключенный к жизненной бомбе.
С другой стороны, подумал Осташов, часы – это, слава богу, не туфли, и есть крупный шанс, что Букорев их не обнаружит. Ведь часы могли завалиться в какое-нибудь малодоступное место. Тогда их, по его просьбе, найдет Галина. А если они лежат на виду? Что тогда? А ничего, успокаивал себя Владимир, и в этом случае, скорее всего, первой их заметит Галя, а не муженек: ведь он спешил куда-то, с какой стати ему рыскать по спальне? И кроме того, на часах ведь не выгравировано: «Это часы Владимира Осташова, любовника жены гендиректора фирмы «Граунд+«… В общем сейчас надо поскорее найти телефонную будку и позвонить ей, чтобы она поискала часы.