Григорий положил трубку и пододвинул телефон Владимиру.
– На, теперь звони на хладокомбинаты. Полчаса-час у нас есть.
* * *
– Полчаса-час у меня есть, а потом надо на вокзал, – сказала Галина, открыв дверь Светлане, и пригласила ее жестом проходить в квартиру. – Извини, я думала, что уеду позже, поэтому и сказала, чтобы ты приехала. Я тут маме когда позвонила и сказала, что срочно к ней приезжаю, она разволновалась. – Галина вытерла платком опухшие красные глаза. – Я ей ничего про наши с Костей дела не рассказывала. Но она почувствовала, что что-то случилось. У нее давление поднялось, и она сказала, что ей так плохо стало, что она, наверно, вызовет неотложку. В общем, я хочу побыстрее к ней попасть.
Пока Галина тараторила, ее подруга миновала коридор и вошла в комнату.
По мере продвижения Светланы от входной двери вглубь квартиры (всего несколько шагов), ее глаза все более округлялись от изумления. И было чему удивляться. Это была не та просторная, превосходно обставленная квартира, в которой жила Галина и которую Светлана хорошо знала. Нет, это была другая, однокомнатная квартирка. Настоящая клетушка, конура. И ремонт в ней был сделан под стать размерам – самый примитивный. На полу везде – дешевенький линолеум, на стенах – безвкусные и тоже копеечные обои. Из мебели в комнате находился маленький стол, два стула и застеленная раскладушка.
– Вот, – шмыгая носом, сказала Галина и обвела вокруг рукой. – Теперь это мое жилище. А на этом я сегодня спала, – она показала на раскладушку.
– Это вот и есть сюрприз, который тебе твой Костик обещал? – сказала Светлана, принимая в объятия Галину, которая начала рыдать. – Вот же скотина!
– Господи… Светик… как хорошо, что ты приехала. Ты меня всегда так поддерживаешь…
– Ну ладно-ладно, успокойся. Как-нибудь все устроится. Ну и тварь… А с той вашей квартирой что?
– Ничего. Он ее, оказывается, еще месяц назад продал – с отсрочкой заселения покупателей. Он когда меня сюда привез, дал ключи и высадил из такси, – Галина говорила, постоянно всхлипывая. – И сказал: «Поднимайся на второй этаж, квартира номер пять». «Ты, – говорит, – обалдеешь». Я поднялась, а тут – вот это вот… Я – вниз, а там такси уже нет, он на нем уехал…
– Гадина!
– Я думала, может, ошибка какая-то. Назад поехала, а в нашей квартире уже бабища какая-то. Выходит – «Вам чего?» Я говорю: «Я живу здесь». А она говорит: «Иди отсюда, аферистка, пока я милицию не вызвала». В общем, я сюда вернулась, а вечером он мне звонит… И говорит, мол, это тебе за верность и преданность… Скажи спасибо, что хоть это тебе дал. А у меня, говорит, теперь начнется новая жизнь, на новом месте и с новой женой.
– Ну-ну-ну, ну ладно, Галюш! Не плачь. Ничего. В жизни всякое случается. А кто эта прошмандовка, на которой он собрался жениться? Он сказал тебе?
– Сказал, – по щекам Галины текли слезы. – Я, как дура, спросила, а он сказал. Зачем я спросила? Зачем мне это знать?
– Врага надо знать! Вот зачем. Ну и кто?
– Секретарша его.
– Фу! Как это… Господи! Эти мужики – ну, все, как один. Как же они друг на друга похожи. Ты ее знаешь?
Галина кивнула.
– И какая она из себя?
– Ры-рыжая, – Галина уже и не пыталась сдерживать потоки слез. – И тощая.
– Молодая? Ну конечно! Секретутка!
– Я к маме поеду… Я здесь быть не могу…
– Конечно. Поезжай, Галюш. Поезжай, залижешь раны, а потом возвращайся – подумаем, как тебе отсюда перебраться в другой район, – Светлана подошла к окну, из которого были видны промышленные постройки и громадные металлические емкости, между которыми тянулись замысловато перекрученные, скрещивающиеся трубы, испускающие в некоторых местах клубы дыма. – Это бензиновый завод, да?
– Нефте… перерабатывающий…
– Ну да, я знала, что он в Капотне, но никогда здесь раньше не была. Да-а-а, Костик! А какого благородного из себя строил, сука. Я одурела, пока к тебе сюда на автобусе ехала, такая вонища от этого завода.
* * *
Владимир и Григорий стояли у лавочки, на месте назначенной встречи с Василием, и от нечего делать глядели, как напротив работали отделочники, ремонтировавшие фасад какого-то учреждения. Собственно, ремонт был почти завершен. Свежевыкрашенная розовая стена, укрытая внизу коричневыми мраморными плитами, фигурные окна с позолоченной окантовкой, крылечко с витыми чугунными перилами – все сияло новизной и смотрелось сквозь негустую пелену тихо падавшего снега как-то особенно изящно. Картину портили только примерно две дюжины металлических пластин, которые двумя горизонтальными пунктирными линиями тянулись по верху фасада. На них, похоже, предполагалось крепить вывеску.
– Здесь раньше парикмахерская была, – сказал Хлобыстин.
– А теперь что будет? – спросил Осташов.
– Хэ-зэ. Вон на тротуаре какие-то буквы навалены. Когда пришпилят, тогда и увидим.
Григорий поежился. Было прохладно, а на нем была не очень плотная куртка. Владимир был одет теплее, в пальто, но ботинки у него были осенние, и он почувствовал, что ноги начинают подмерзать. Впрочем, долго ждать Василия не пришлось, через четверть часа он подкатил на своих белых «Жигулях», и на душе у ожидавших его приятелей сразу стало веселей.
– Ты чего на тачке? – спросил Хлобыстин, встав ему навстречу. – А пить как будешь?
– А я тебе и не говорил, что буду пить, – сказал Наводничий. – Так, немного посижу с вами и поеду, у меня дела. Меня, в отличие от вас, дураков, выгнать с работы невозможно, ха-ха-ха, я сам себе начальник.
– Вот за что ты мне нравишься, Вася – никто так не умеет посочувствовать, как ты, – сказал Осташов.
– Не нравится – могу уехать.
– Ну-ну! – шутовски переполошился Хлобыстин. – Он же как раз и сказал, что ты нам нравится. Нам в тебе все очень нравится, Вася. Особенно уши. Давай, бабки скорее, я сбегаю, ато уже сил никаких нет.
– А при чем здесь уши? – зевнув, спросил Наводничий.
– Да не при чем. Ты на хрена приехал, души из нас вынимать?
– То уши, то души какие-то…
– Вася! – сказал Григорий. – Я тебя сейчас убью.
Взяв наконец у Василия деньги, Хлобыстин энергичной, если не сказать крылатой походкой ушел за пивом.
– Пошли в тачке посидим, – предложил Наводничий Осташову.
– Черт! Я мольберт у Гриши дома забыл. Ладно, попрошу, чтобы потом как-нибудь привез.
Они устроились в машине, Василий включил двигатель и печку, и Владимир в общих чертах поведал, как и почему произошло увольнение – его и Григория.
Тем временем ко входу в ремонтируемое учреждение резво подкатил небольшой черный «Мерседес», из которого выскочил молодой мужчина с усами, сразу принявшийся кричать на рабочих.
Переулок был тихим, автомобили по нему почти не ездили, а «Жигули» Василия с приоткрытым окном, в которое куривший Владимир выпускал дым, стояли метрах в тридцати от крыльца с чугунными перилами, где происходила эта сцена, поэтому друзья хорошо слышали, что кричит владелец «Мерседеса»:
– Чего вы еле шевелитесь? Давайте быстро буквы привешивайте! Скоро Михаил Алексеевич приедет работу смотреть, а вы тут еще ни черта не сделали.
Рабочие стали вяло огрызаться и ворчать, но задвигались быстрее.
– Не надо эти буквы хорошо крепить, – объяснял усатый рабочим. – Пока просто наживите слегка, лишь бы как-нибудь держались. Может, Алексеич и не утвердит надпись, тогда совсем другую будем делать. Давайте-давайте, шевелите поршнями! Что вы разбираете эти буквы?! Берите и вешайте их подряд, какие под руку попадутся. Все подряд, главное – быстро!
– Ух ты! – сказал Осташов, приглядевшись к кричавшему человеку. – Старый знакомый. Ну точно говорят: Москва – большая деревня. Куда ни попади, везде чью-то знакомую морду увидишь.
– Это ты про этого крикуна? – спросил Наводничий.
Дверца «Жигулей» открылась, и в салон ввалился Хлобыстин.
– Вовец! Сейчас мы с тобой оживем, – сказал он, вынимая из пакета зеленые бутылки.
– Шустро ты смотался, – отозвался Владимир.
Василий достал из бардачка открывалку и протянул назад, Григорию.
Держа на колене две бутылки, Хлобыстин во мгновение ока сорвал с них крышки, и страждущие, сделав по нескольку глотков, возблагодарили своего друга, который безостановочно нажимал кнопки магнитолы в поисках радиоволны с музыкой, которая была бы по сердцу.
– Да ладно вам, отдадите с процентами, – чуть смутившись, ответил Наводничий.
Так и не найдя подходящую музыку, он выключил магнитолу и спросил Осташова:
– Вованище, так откуда, ты говоришь, знаешь этого кекса?
– Какого кекса? – спросил Григорий.
– Да вон стоит, руками машет, – сказал Владимир. – Он мой покупатель. Я ему квартиру впарил в центре. Как же его зовут? Иван вроде. Да, вспомнил – Иван Кукин. Это моя вторая сделка была.
– А первая была со мной, – сказал Наводничий. – Помнишь?
– Еще бы. Я, наверно, таким лохом выглядел, да?
– В принципе, да. Но не слишком. Ты в основном помалкивал. Поэтому не сильно в глаза бросалось, что ты лошина. Я имею в виду, что ты полный ноль.
– Вась, я уже понял твою мысль, – попытался остановить его Осташов.
– Что ты вообще ни в зуб ногой.
– Да ясно, ясно, – сказал Владимир.
– Что ты такое дерево, во, – Василий постучал костяшками пальцев по рулю. – Дубина из дубин. Ну то есть, наверно, можно где-то найти второго такого барана…
Владимир поставил бутылку на коврик между ног и с выкликом: «Придушу гадину!» – схватил Василия за горло.
Началась возня, которую остановил невозмутимый голос Хлобыстина:
– Вов, тебе вторую-то открывать?
– Ну давай, – Осташов одернул на себе пальто, поднял с пола первую бутылку, допил и взял у Григория вторую.
– Слышь, Вась, – сказал Хлобыстин, – а мы уже нашли работу – тебе Вовец еще не говорил? – на хладокомбинате грузчиками, мясо таскать. Там, я думаю, и подворовать можно будет.
– А чего ты не хочешь частным маклером начать работать, раз уж тебе в агентства путь заказан? – спросил Наводничий у Владимира.