– Ладно, Аньчик, – ласково сказал он, – давай просто договоримся и встретимся. Да, моя хорошая?
– Давай. Когда?
Осташов несколько растерялся, он не ожидал столь быстрого согласия.
– А когда ты закончишь работать?
– В шесть-семь.
– Ну вот – после этого.
– И где?
– Где? – Осташов только сейчас задумался о предметной стороне дела. И правда, где устроить свидание?
– У меня вечером мать дома будет, – сказал он.
– И мои будут дома – ну и что? Ты маму боишься, да?
– Нет. Причем тут «боишься»? Просто лучше же, когда никого рядом нет. Разве не так? В общем, давай я сейчас что-нибудь придумаю и тебе перезвоню, хорошо?
– Хорошо.
* * *
Идея сделать тайную съемку свидания Ивана Кукина с любовницей и, шантажируя его разоблачением перед всемогущим тестем, заработать на этом уже настолько овладела друзьями Владимира, что они готовы были начать действовать. Наводничий и Хлобыстин позвонили Осташову и попросили его встретиться с ними. Зачем? Так, обсудить кое-что. Это не телефонный разговор.
Через пару часов Владимир, Василий и Григорий входили в магазин, торгующий средствами защиты.
Небольшой зал магазина был пуст. Увидев посетителей, продавец – упитанный дядя, до этого читавший газету, задрав ноги на прилавок, встрепенулся и встал. Подойдя ближе, Осташов увидел, что продавец читал страницу «Криминальные новости».
– Могу чем-то помочь, молодые люди?
Друзья молча стали осматривать выставленный в витрине и на полках товар. Тут было все – от сейфов до газовых баллончиков.
– Вам что-то для защиты офиса? – спросил продавец, когда все трое сгрудились у витрины с видеокамерами.
– Для защиты? – переспросил Хлобыстин.
– А! Извините, как я мог подумать, что таким серьезным молодым людям нужна защита? Это другие, наверно, должны держать ухо востро, когда имеют дело с вами. Правильно я рассуждаю?
Наводничий испытующе посмотрел на продавца. Было непонятно, всерьез он говорит или подтрунивает над ними.
– Ну типа того, братан, – ответил Григорий без улыбки.
Продавец, видимо, решил не рисковать и тоже стал весьма серьезен.
– Нам надо это… такая специальная вещь, – сказал Хлобыстин, который не очень ясно представлял себе, что им нужно. – Наверно, с дистанционным управлением… Чтобы с какого-то расстояния… кого-то… это…
– Понятно, – деловито ответил продавец. – Можете не продолжать. Предлагаю обратить внимание сюда, – он покопался за стеллажами. – Вот. Запчасть от мобильного телефона.
Продавец положил на прилавок некое устройство, а сам достал из кармана очень крупный (в те времена других и не было) мобильный телефон, вытянул из него антенну и набрал номер.
Устройство на столе стало через равные промежутки времени с гудением вибрировать.
– Некоторые, – сказал продавец, в упор глядя на озадаченных покупателей, – считают, что это идеальный детонатор. Для подрыва. Хотя я так не считаю. Но это мог бы быть идеальный детонатор, если бы кому-то это понадобилось. Потому что запчасти от мобильников иметь в кармане закон не запрещает.
– Не хотелось бы выглядеть несолидными клиентами, – сказал Наводничий, – но взрывать мы никого не хотим.
– А разве я говорил, что кто-то кого-то хочет взорвать? – ответил продавец.
– Мы подумаем, – сказал Василий. – А тут у вас почему-то ценников нет. Сколько стоит вон та камера?
– Восемьсот убитых ежей. В смысле – уе, в смысле – условных единиц. То есть долларов. Но она не такая качественная. Я бы рекомендовал ту, которая там рядом, справа. Полторы тысячи убитых ежей. Это если свой дом или офис охранять. А если надо у других что-то подсмотреть, вон еще за три с половиной тысячи – она без проводов передает картинку на расстояние, поэтому записывающее устройство можно установить где-то в соседнем помещении, или в автомобиле, под окном. Очень удобно.
– Нам надо подумать, – сказал Наводничий. – Мы, наверно, зайдем позже.
Когда друзья вышли на улицу, Григорий сказал:
– Ну цены вообще. Вась, у тебя есть три с половиной штуки?
– Может и есть, но я столько выложить не готов. Даже если мы на равных скинемся, все равно дорого. Мне ремонт в моей квартире надо делать, там такая разруха.
– Да, – сказал Хлобыстин. – Как-то в лом такие бабки давать, даже если бы были, потому что хэ-зэ, что из этого всего еще получится.
– Надо подумать, как по-другому этого Махрепяку подловить, – сказал Василий.
– Да, надо репу почесать хорошенько, – сказал Григорий.
– Значит, давайте, сейчас расходимся по своим делам и чешем до завтра-послезавтра, – предложил Наводничий.
– А чего, квартира у тебя до сих пор совсем убитая? – спросил у него Владимир.
– Ну не совсем, но жить там напряг.
– Черт, а я хотел попросить у тебя привести туда кое-кого.
– Нет, женщину туда лучше не приводить. Порядочная девушка от этой квартиры охренеет.
* * *
Встретились Владимир с Анной, в конечном итоге, в квартире Осташова: его мать, словно по заказу, отправилась этим вечером к своей давней подруге на другой конец Москвы. Владимир знал, что раньше полуночи от этой любительницы перемыть чужие косточки она не вернется, поэтому времени для свидания было вполне достаточно.
Едва они вошли в прихожую, Осташов попытался поцеловать Анну, но она уклонилась.
– Погоди. Ты чего? Показал бы сначала, как живешь.
– Чего тут показывать? Живу, как все.
– Я ко всем в гости не хожу, я к тебе пришла.
– Ну, проходи.
– Можно руки помыть? – спросила Русанова, когда сняла пальто и туфли.
– Вот там, – Владимир указал дверь ванной.
Сам Осташов, приходя домой, тоже всегда первым делом мыл руки и умывался. И следует отметить, что он вообще был очень чистоплотен – порой до брезгливости. В частности, старался не держаться за поручни в метро, троллейбусах и другом транспорте, не здороваться с людьми за руку, если этого можно было избежать, а когда мыл руки в каком-нибудь общественном туалете, то, вытерев их одноразовой салфеткой, применял ее потом, чтобы закрыть кран, не касаясь его пальцами. Поскольку в описываемые времена салфетки водились далеко не во всех московских туалетах (что, впрочем, и поныне не редкость), то Владимир вытирал лицо и руки своим носовым платком, а краны так и оставлял незакрытыми.
Двухкомнатную квартиру под руководством гида Владимира Анна осмотрела быстро, задержалась она, лишь в комнате Осташова, когда осматривала развешанные на стенах картины.
– Ну, чем будешь угощать? – спросила она.
– Я вино купил сухое. Только оно белое – наверно, кислятина. Красного в той палатке не было, а искать уже времени не хватило.
– Чем же ты занимался весь день, что времени не хватило?
– Да ничем особо, честно говоря. Не знаю, как-то так вышло, – рассказывать Русановой о встрече с друзьями в магазине охранных принадлежностей Владимир, естественно, не собирался.
Белое, которое они сели пить на кухне, действительно оказалось чертовски кислым. Анна отпивала маленькими глоточками, а Осташов все равно на него налегал – он был крайне напряжен, и ему никак не удавалось расслабиться.
Посидев на кухне и поболтав о том о сем, они перебрались в его комнату.
Русанова принялась подробно расспрашивать его о картинах: как он их рисовал, почему так, а не иначе… И Владимир стал рассказывать ей – о соответствии цветовой гаммы настроению картин, об искусстве композиции, вообще о живописи, гармонии и так далее. Лишь в редкие минуты он вспоминал о цели свидания – как раз в те моменты, когда ему казалось, что Анна каким-то образом подает знак: наступило время для сближения. Но когда он пытался сблизиться – обнять, поцеловать ее, – она отчего-то сжималась и отодвигалась. Это вгоняло Осташова в ступор непонимания, вслед за чем он раздражался. И тогда Русанова, желая сгладить эту шероховатость, вновь спрашивала о первой попавшейся на глаза картине, и он опять погружался в мысли и разговоры об искусстве. Эта странная игра продолжалась бесконечно, так что оба игрока потеряли счет времени. Они балансировали на грани: она – не решаясь открыто отдаться ему, он – не осмеливаясь на радикальные действия из-за боязни обидеть ее.
Когда уже часы показывали одиннадцать, Анна сказала:
– Володь, а ты костюмы вообще носишь? Никогда не видела тебя в костюме.
– Да, есть у меня один, со школы еще, я его только один раз на выпускной вечер одевал. Я пиджаки как-то не люблю.
– Покажи.
– Зачем?
– Не хочешь, значит, как хочешь, – Русанова помрачнела, как всегда, неожиданно.
Владимир открыл шкаф, снял с вешалки пиджак. Анна улыбнулась и кивнула, мол, надень. Осташов со вздохом повиновался.
– Тебе идут пиджаки, зря ты их не носишь. Только этот уже не очень-то модный, тебе надо новый костюм купить, будешь неотразим. Ну снимай.
Он снял пиджак, бросил его на стул, а сам подошел к окну и уставился невидящим взглядом во тьму. Владимир был уверен, что Русанова твердо настроена и сегодня не сдаться. Он задумался. Что за бред сейчас происходит? Мужчина пригласил женщину домой. Он ей сказал, что любит ее и хочет ее. Она приходит. И делает вид, будто не поняла, зачем он ее пригласил! Какого черта, думал Осташов, она показывает свой характер? Что она этим хочет доказать? У него, между прочим, тоже есть характер.
– Скоро мать вернется, – не оборачиваясь, зло сказал он. – Через час, наверно. А может, раньше. Так что…
– А ты книги читать любишь? – глаза Русановой блеснули озорством.
– В принципе, да, естественно. Смотря – какие.
– Я сейчас один роман читаю. Погоди, сейчас покажу – я взяла его, чтобы в метро не скучно было.
Русанова быстро вышла в прихожую, вынула из своей сумки роман и сказала:
– Пойдем на кухню, еще вина выпьем?
Когда они расположились за столом на кухне, Анна протянула Осташову книгу. Это была потрепанная книжица в мягком переплете. Автор, из разряда третьесортных, был Владимиру незнаком. Обложка сообщала, что это дамский роман.