м № 1400 Верховный Совет, Ельцин обещал провести не только выборы в новый парламент, но и досрочные президентские выборы летом 1994 года. Но, естественно, последнего не сделал. Тем более что результат думских выборов 1993 года показал, что никаких шансов на переизбрание у самого Ельцина нет.
Тем не менее исторический шаг был сделан. Государственная Дума возникла и конституировалась в политическом сознании и общества, и правящего класса как необходимый институт политической системы страны, за влияние на который нужно бороться, а не просто игнорировать или тем более ликвидировать его.
Конституирование Думы, выборы половины депутатов которой проводятся по партийным спискам, стимулировало процесс партстроительства. Крайне ущербный, но тем не менее.
Как дальше бы в оптимуме должна была функционировать система управляемой демократии?
Очень просто. Центральная власть внимательно следит за процессами демократического волеизъявления на местах, и там, где с помощью демократических процедур к власти могут прийти опасные для нации или самой демократии силы, например уголовные элементы, выборы «корректируются». Кстати, примеры такого рода мы при Ельцине видели. Вспомним знаменитую эпопею борьбы г-на Климентьева за кресло мэра Нижнего Новгорода. И это не единичный случай.
Однако постепенно возобладал другой принцип определения задач, которые должна решать управляемая демократия. С помощью ее механизмов стали устраняться не те, кто опасны для нации и самой демократии, а те, кто оспаривал власть или собственность тех в Центре и в регионах, кому эти власть и собственность уже принадлежали. С помощью управляемой демократии стали преграждать дорогу во власть не криминалу (как раз ему в этом перестали мешать), не тем, кто представляет угрозу для нации, а просто политическим конкурентам и конкурентам в бизнесе. Последнее стало особенно актуальным, так как именно в 1994–1997 годах развернулся самый масштабный со времен большевистской национализации раздел собственности одной из богатейших стран мира (а по природным ресурсам — самой богатой).
Режим управляемой демократии окончательно был установлен в России теми, кто находился у власти и получил крупную собственность в ней в 1994–1997 годах.
Именно эти люди, половина из которых, а в центральных органах и более половины, именовала себя либералами и демократами, пресекли ход нормально-демократического развития России. Их сокровенным лозунгом было: «Там, где нет нашей собственности и нашей власти, — демократия, там, где наша собственность (или собственность, которая нас интересует) и наша власть есть, авторитаризм». И именно в эти годы под почти полный контроль тех, кто с этим лозунгом шел, а это был весь правящий и владетельный класс, были поставлены правоохранительные органы, судебная система и СМИ страны.
Кремлю позволено было оставаться лишь сюзереном вассальных группировок, полномочным решать арбитражные споры между вассалами, но отнюдь не вмешиваться в дела подконтрольных вассалам территорий (если даже это были целые субъекты Федерации) и тем более в дела полученной ими собственности.
Так в России сложился новый феодализм, прикрываемый многочисленными публичными рассуждениями о свободе слова, демократии и прочих соответствующих духу и моде времени гражданских правах.
Но феодальный строй, строго говоря, не нуждается ни в какой демократии, даже управляемой. Он автоматически тяготеет к авторитаризму. Ибо, с одной стороны, вассалы хотят подчиняться (даже как третейскому судье) только тому сюзерену, которого они сами выбрали. А с другой, сюзерен (президент, центральная власть) не должен быть намного могущественнее и богаче вассалов — иначе он превратит вассалов в просто более богатых, чем другие, своих холопов.
Олигархи и их сводные братья региональные бароны были заинтересованы в максимальном ослаблении президентской власти и в пребывании во главе ее зависимой ОТ НИХ и достаточно слабой фигуры.
Позже родился антидемократический «демократический проект» превращения России из президентской республики в парламентскую, дабы сформированные олигархами депутатские фракции в буквальном смысле выбирали вассалом сюзерена.
Утверждают, что ЮКОС осознанно готовился к реализации этого плана.
Эта ситуация автоматически приводила к тому, что центральная власть, президент вынуждены были сопротивляться, то есть проявлять авторитарные тенденции. Авторитаризм Путина лишь на 10 процентов есть его личный авторитаризм, а на 90 процентов — неизбежный авторитаризм сюзерена, который, не стремись он к абсолютной власти монарха, неизбежно будет либо съеден, либо свергнут, либо подавлен объединенной волей своих вассалов.
Ельцинская система сдержек и противовесов была не формой демократии, а формой защиты личной власти сюзерена от алчности вассалов. Поскольку эта система создавалась не в XVII или XVIII веке, а в конце XX, она приняла вид управляемой демократии — политкорректной для эпохи модернизма изоморфозы конституционной монархии (см. текст Конституции РФ 1993 года).
Феодализм построен. Что дальше?
Отречение от престола Ельцина в пользу Путина есть абсолютно точная политическая аналогия отречению Николая II в пользу великого князя Михаила Александровича. Передать власть одному из своих «сыновей» — Чубайсу, Гайдару, Немцову, как почти открыто сказал Ельцин в своем недавнем интервью «Московским новостям», он хотел бы, но не мог. Не из-за того, что они, как цесаревич Алексей, слишком юны и слабы здоровьем, а потому, что «на выборах их не поддержали бы». Все-таки у нас хоть управляемая, но демократия. Все-таки наступил канун XXI века — совсем игнорировать мнение народа не модно, а главное — опасно.
Путин, по счастью, в отличие от Михаила Александровича, полномочия главы государства на себя возложил. И нового 1917 года во всех его прелестях (от Февраля до разгона Учредительного собрания) мы не увидели. Возможно, просто потому, что уже имели все эти прелести в 1990–1993 годах. Здесь — полнейшая аналогия: абсолютно все события 1917-го в этот период в России повторились. Однако, несколько укрепив с помощью управляемой демократии государственную (но не свою личную) власть и порядок, Путин не смог и не мог решить два главных вопроса, нерешенность которых, как я уже неоднократно писал, по-прежнему оставляет Россию в состоянии холодной (латентной) гражданской войны. Вопрос о власти и вопрос о собственности. Почему не мог?
Управляемая демократия — как переходный политический режим — позволяет это сделать при наличии, как уже отмечалось, единства воли и единства цели хотя бы правящего класса. А в современных условиях желательно (а чаще всего и обязательно) к этому добавить единство того и другого с волей и целями общества.
А этого не было.
Не един был не то что правящий класс — не един был даже Кремль! Ни в своей воле, ни в своих целях.
Есть безусловное единство воли Путина и воли народа. Свидетельство тому — знаменитый высокий рейтинг президента. Но из рейтинга политику не сделаешь, как не сваришь и кашу из топора. Нужно еще много что добавить. На рейтинг чья-либо политика может опереться, но до того ее нужно заиметь. Политику, консолидирующую интересы всех значимых сил общества и всех главных политических игроков, или, как сейчас модно выражаться, акторов. А как раз такую политику и не смог создать Путин за первый срок своего правления. Мы все и он сам заинтересованы в том, чтобы такая политика возникла до следующей смены власти в стране, то есть до 2008 года.
Управляемая демократия без единства политической воли и единства политических целей автоматически превращается либо в олигократию (1993–1999 годы), либо в охлократию или анархию — 1990–1993 годы, либо в авторитаризм. Какового мы по-прежнему не имеем. Даже и при Путине, хотя его многие, особенно в последний год, в этом обвиняют.
Жажду авторитаризма. Зову его: «Авторитаризм, ау, где ты?!» Нет ответа.
Дело в том, что по многим причинам авторитаризм центральной власти сегодня в России невозможен. Вот на региональном уровне и на уровне олигополий, то есть на уровне вассалов, он и возможен, и реально существует: авторитаризм Башкортостана и «Газпрома», Свердловской области и ЮКОСа, Чечни и РАО «ЕЭС». Его нет только в Центре, в Кремле, у центральной власти. Как бы она ни хотела. Есть авторитарные поползновения, направленные против власти вассалов, но это авторитаризм, не управляющий неуправляемым авторитаризмом главных игроков!
Вот парадокс современной российской политической системы: ее демократизм поддерживается многообразием неуправляемых авторитаризмов олигархов и губернаторов, но эти же игроки не дают ни центральной власти, ни обществу в целом сделать шаг к настоящей демократии, да и к государственному авторитаризму на федеральном уровне.
Государственный авторитаризм центральной власти блокируется сознательной волей вассалов и пассивным неприятием общества. Потому он и есть авторитаризм неуправляющий. Пример тому — знаменитая вертикаль власти, очень стремительно переходящая в пунктир (иногда — уже на уровне правительства и некоторых федеральных органов, а уж на губернаторском уровне — точно).
А переход к настоящей демократии блокируется в первую очередь вассалами (олигархами и губернаторами), их клиентелой в бюрократическом аппарате (коррупция) и лишь в последнюю очередь лично Путиным. Конечно, им тоже. Но потому, что президент (я рассматриваю Путина как политическую функцию, а не как конкретного человека) знает, что если вдруг он своим личным распоряжением введет в стране полную, абсолютную и самоценную демократию, то это будет иметь одно из трех последствий:
1) реализацию этой демократии заблокируют бюрократы и вассалы, и президент потеряет поддержку и тех, и других, его свергнут как раз те, кто громче всего демократии требует; если же этот барьер, что почти невероятно, будет преодолен, то к власти в стране придут:
2) либо левые силы, которые уж точно посадят в тюрьму Ходорковского (и не только его) и начнут новый передел собственности, чего Россия не выдержит;