Более никаких иных хоть в какой-то степени структурированных общественно значимых групп, слоев, классов в российском обществе нет. Следовательно, нет и партий, набирающих больше 4 процентов голосов избирателей. Следовательно, нет и не может быть их представительства в парламенте (ни реального, ни потенциального).
Двенадцать лет экономических и политических реформ так и не создали нового (в смысле современного) российского общества. Мы видим лишь остатки советских еще классов и социальных слоев: бюрократия, бюджетники, интеллигенция — и приматов из «общества будущего»: челноки, палаточники, олигархи, легализовавшийся криминалитет и прочее. Но приматы не есть существа общественные, тем более — политические. Приматы бродят стаями и подчиняются либо тому, кто кормит, либо тому, кто сильнее. Сегодня сильнее власть и жажда нового обретения державы (раз уж достойной зарплаты и пенсии все равно не дождешься).
Редакция газеты «Коммерсантъ» очень гордится тем, что в ее недрах родился термин «новые русские». Термин хорош, но, к сожалению, к жизни не приложим. Никаких «новых русских» нет (по крайней мере, среди тех, кого ими именует «Коммерсантъ»), что доказывается, кстати, и описанием самим «Коммерсантом» стиля жизни этих «новых русских». Есть новые приматы — единственное пока массовое человеческое достижение реформ.
А «новыми русскими», кстати, точнее было бы назвать лидеров блока «Родина».
Самоубийство либералов
По подсчетам социологов и политтехнологов, электоральная база либеральных реформаторов в начале 90-х годов составляла 30 процентов избирателей России, а к 2003 году она сузилась до 5 процентов.
Происками коммунистов, бюрократов, реваншистов, националистов и прочих такое сужение электоральной базы либералов объяснить нельзя. Его можно объяснить только тем, что либерал-реформаторы, составлявшие основу правительств Гайдара, Черномырдина и Кириенко, проводили такие реформы, которые уничтожали электорат либералов и расширяли сверх всякой меры электорат державников, государственников, этатистов, патерналистов, империалистов, антирыночников, — словом, кого угодно, но только не либералов. Это объективная составляющая самоубийства наших либерал-реформаторов.
Субъективная составляющая в том, что даже в 2003 году, даже за неделю до думских выборов либерал-реформаторы из СПС все еще объясняли избирателям, что они, во-первых, часть власти (то, что это не так, уже знали их потенциальные избиратели из предпринимательской среды), а во-вторых, что своими реформами они осчастливили российское общество (а в это не могли поверить склонные к либерализму потенциальные избиратели СПС из непредпринимательской среды). Лидеры СПС целых три недели из самой ответственной части предвыборной кампании оперировали лозунгами, в которые верили уже только они сами. И лишь в последние дни, почувствовав, что летят в пропасть, поменяли лозунги и забили тревогу: наступает национал-социализм!
Ну, допустим, и лозунг сомнительный. А главное — разве можно напугать каким-то неведомым национал-социализмом российских избирателей, переживших годы либеральных реформ?!
А как же свободный бизнес? Почему он не откликнулся на алармизм лидеров СПС? Просто потому, что никакого свободного бизнеса в годы ельцинских «либеральных» реформ создано не было. Лидеры СПС кричали в пустоту.
Политическое самоубийство конкретных лидеров русского либерализма дело печальное, но не трагическое. Но похоже, что они выжгли (может быть, на время) всю территорию русского либерализма. А вот это стало бы трагедией.
Надеюсь, что это не так. Надеюсь, что, впервые оказавшись в реальной оппозиции (вне комфорта думских кабинетов, думской трибуны и думской неприкосновенности), наши либералы сделают три ответственных шага:
1) сменят лидеров, а главное — весь аппарат своей партии, включая аппарат интеллектуальный;
2) выставят кандидата от либеральных сил на президентские выборы 2004 года;
3) не сбегут за границу, чем опровергнут хотя бы один аргумент из тех, которыми клеймят их конкуренты.
Справедливости ради нужно сказать и вот еще что. В экстазе борьбы за суперрезультат для «Единой России» Кремль не учел, что у региональных баронов свой счет к лидерам СПС и «Яблока» конкретно и русским либералам и демократам вообще. А административный ресурс, строго говоря, находится в руках не Кремля (в его руках, скорее, информационный ресурс), а в руках как раз глав субъектов Федерации. И, получив команду «не поддерживать», региональные бароны решили отомстить либералам и демократам по полной программе, проще говоря, выражаясь языком «новых русских», «замочить» их. Что и было сделано.
Принято считать, что Дума, которую мы получили, есть лучший подарок для президента Владимира Путина. Я очень и очень в этом сомневаюсь.
Монополизм власти есть не подарок и не благо (диктаторами от хорошей жизни не становятся), а тяжелейшее бремя.
Давайте посмотрим, какие политические тенденции, зафиксированные и выборами 7 декабря, получил Владимир Путин к окончанию первого срока своего правления.
Первую мы уже зафиксировали: государственничество пухнет и ширится — либерализм хиреет. Но видеть в этом чью-либо злую волю, Кремля например, просто смешно. Лучше взглянуть правде в глаза. За 12 лет существования в России либерализма как политического течения и конкретной политики он почти полностью дискредитировал себя в глазах большей части избирателей.
Государственничество, державничество, или, на западный манер, этатизм, напротив, набирали силу. И как практическая альтернатива либерализму, так и не сумевшему решить экономические проблемы страны, а главное — дать нечто значимое большей части населения, и как политико-психологическая опора для тех, кого скорее шокировали и раздражали, чем радовали, проявления русского либерализма, часто столь же бессмысленного и беспощадного, как и русский бунт.
Вторая тенденция, ярко проявившая себя в политическом цикле 2000–2003 годов, — дряхление, казалось бы, совсем нестарой элиты, пришедшей к власти вместе и вслед за Ельциным. Ни новых идей, ни новой политики, ни новых людей. На либеральном и демократическом фланге — вообще ни одной новой крупной фигуры. Ни одной.
Третья тенденция — громаднейшая по значению, и я не раз об этом писал и говорил. Два главных политических вопроса: вопрос о власти и вопрос о собственности — так до конца и не решены в ходе политических и экономических реформ 90-х годов. Лично я придерживаюсь того мнения, что эта нерешенность фиксирует продолжение в России холодной (латентной) гражданской войны, что объясняет очень многие эксцессы последнего времени. Дело ЮКОСа, например.
А там, где не решены эти вопросы, нет настоящей политической стабильности, нет единства элиты внутри себя и единства элиты и общества. Это — четвертая тенденция.
В России по-прежнему нет общественного договора — свода писаных или неписаных пунктов общественного согласия, затрагивающих основные аспекты социального устройства в реалиях рыночной экономики и политического плюрализма. Общество одновременно и расколото на просоветских традиционалистов и рыночных модернистов, и вообще атомизировано до местами почти полного распада. Война всех против всех и каждого против каждого — вот закон сегодняшней жизни России, вот закон жизни ее элиты.
Пятая тенденция — продолжающаяся неопределенность того, какой политический режим формируется в России. Никто с точностью не может сказать, останется ли в ближайшие десять лет Россия президентской республикой или станет парламентской, какие партии в ней сохранятся, а какие исчезнут, каковы будут отношения Центра и регионов.
Наконец, шестая тенденция, кажущаяся многим несущественной, но большинством ощущаемая (пусть неосознаваемая) как колоссальная проблема. Это тенденция продолжающейся геостратегической неопределенности. Новая (уменьшенная в размерах) Россия так и не нашла своей самоидентификации. Страна без естественных границ и с границами незащищенными. Разделенная нация. Страна с по-прежнему глобальными претензиями, но далеко не глобальными возможностями. Не вполне Европа, но безусловно не Азия. И даже — в силу указанного выше — не совсем Россия.
Это главные, но отнюдь не все тенденции, то есть растянутые во времени и нерешенные или плохо решенные проблемы, которые автоматически задают повестку дня для следующего четырехлетия власти Владимира Путина. Но главных пунктов в этой повестке три: проблема либерализма, проблема модернизации и проблема сохранения власти. Вокруг этих трех пунктов и будет крутиться вся внутренняя политика Путина в 2004–2007 годах.
Думские выборы завершились. Представим, что думает Владимир Путин, анализируя их результаты.
Левые (КПРФ) — по-прежнему значимая сила. Особенно если найдут в себе силы модернизироваться.
Либералы слабы как никогда. А потому частью растеряны, частью озлоблены, частью напуганы. В общем — деморализованы, а потому способны на любые глупости.
Так называемые центристы, а точнее — управляемые державники имеют большинство в Думе. Казалось бы, желанный результат достигнут. Но радости нет.
Настоящей партией «партию победителей» назвать нельзя. Поэтому и бессмысленно строить на основе ее доминирования в Думе игру в двухпартийную политику. А однопартийная политика — это вся ответственность на президенте.
Более того, эта партия опасна, ибо ничем иным, кроме как партией бюрократии, она не является. А бюрократия, и это Путин прекрасно понимает, — главное зло России и главный враг того, кто во главе России стоит. Можно строить любые вертикали власти, но бюрократия все равно выхватит эти вертикали из рук президента. Можно быть либералом, можно — консерватором, можно — социалистом. Бюрократия все равно будет пропускать сквозь себя только такие решения президента, которые выгодны ей.
А теперь своими собственными руками президент еще и создал бюрократии политическую и партийную легитимность, дал рычаги воздействия на законотворческий процесс.