Однако многие факторы, с которыми приходится считаться как гражданам, так и государству в целом, не могут оцениваться однозначно. Так, значительная часть теневой экономики возникла в России не в результате внедрения в экономику криминальных структур, а как естественная реакция на хаос и произвол, некомпетентность и слабость власти, коррупцию и отсутствие нормального экономического законодательства.
В России все еще очень мало законов, регулирующих экономические и финансовые отношения. Свободное хождение доллара в России, необустроенность границ со странами СНГ, массированный импорт, челночная торговля, нелегальный рынок компьютерных программ и видеопродукции, потоки «гастарбайтеров» из Украины, Молдавии, Казахстана и Средней Азии — все это проблемы не только для милиции и прокуратуры, но и для серьезного изучения, регулирования, а в ряде случаев для законодательного разрешения, а не запретов.
Уже правительство Евгения Примакова пошло по пути осторожного лавирования между различными интересами, отказавшись от применения крутых мер, на которых настаивали бывший премьер Виктор Черномырдин и министр Борис Федоров, призывая к введению в России «экономической диктатуры». Кабинет Примакова сознательно отказался использовать какие-либо сильные политические и экономические инструменты, чтобы не ухудшить и без того запутанную ситуацию. Правительство предпочло не рубить, а развязывать узлы, пытаясь решить лишь текущие и самые неотложные проблемы. К тому же нельзя было не считаться с близкими выборами в Государственную Думу и на пост президента, ибо в этих условиях любое правительство должно было чувствовать себя временным.
Однако уже к концу 2000 года политическая ситуация в России обрела необходимую стабильность, а экономика страны вышла из состояния острого кризиса. В этих условиях российские власти уже не могли решать только частные задачи, спасая народное хозяйство от банкротства, а население от голода и холода. Необходимо было работать и на перспективу, закладывая основы ясной, эффективной и соответствующей национальным интересам и возможностям России экономической политики, по крайней мере, на ближайшие десять-пятнадцать лет. У руководства страны не было права предпринимать какие-либо Преобразования, которые не опирались бы на поддержку большинства и несли народу новые лишения.
Конечно, есть много частных и специальных проблем, которые могут компетентно обсуждать и решать только специалисты. Однако главные проблемы экономики и само направление реформ должны обсуждаться с участием всего общества, а не только профессиональных экономистов. Насколько можно было судить по итогам 2000 года, Владимир Путин хорошо это понимал.
Ниже мы приведем на этот счет лишь некоторые из примеров и соображений.
В Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации, которое Владимир Путин прочитал в Кремле 8 июля 2000 года, были такие слова: «Долгое время мы выбирали: опереться на чужие советы, помощь и кредиты или — развиваться с опорой на нашу самобытность, на собственные силы. Если Россия останется слабой, то нам действительно придется делать такой выбор. И это будет выбор слабого государства... Единственным же для России реальным выбором может быть выбор сильной страны. Сильной и уверенной в себе. Сильной — не вопреки мировому сообществу, не против других сильных государств, а вместе с ними».13 Это был главный исходный тезис в позиции Путина,
Россия нуждается в изучении опыта всех стран мира и особенно тех, которые поднимали свою экономику из руин Второй мировой войны, выходили из застоя и упадка колониальных времен или пытались с разной степенью успеха развивать рыночные отношения в 70—80-е годы. Даже Сталин в первые годы индустриализации разрешил пригласить в Советский Союз сотни инженеров и специалистов из Германии и Соединенных Штатов — для сотрудничества и совета. Однако во всем следует соблюдать меру.
Переход от сверхцентрализованной экономики оборонного типа к свободному рынку, от тотальных идеологических систем к идеологическому плюрализму, от диктатуры к демократии, от статуса сверхдержавы к более скромному международному статусу, от единого Советского Союза к рыхлому СНГ, от холодной войны с Западом к сотрудничеству, от полного запрещения и осуждения частной собственности к ее поддержке, от коллективизации к приватизации, — эти процессы, обстоятельства и условия, при которых шло становление и развитие новой России в последние десять лет, не имеют аналогий.
Поэтому пример Литвы, которая избрала своим вторым президентом гражданина США, не подходит для России.
На протяжении многих десятилетий Советский Союз пренебрегал изучением и использованием зарубежного опыта. В советской экономической науке преобладали марксистские стереотипы 20—30-х годов, и наши экономисты не слишком хорошо понимали сущность тех процессов, которые происходили в западных странах в 50—70-е годы и нашли свое отражение в понятии научно-технической революции. Обращение к опыту рыночной экономики западных стран было поэтому естественным и необходимым, однако разумная мера в использовании этого опыта была нарушена в России еще в конце 1991 года. Мало кто знает, что уже в ноябре 1991 года правительство Бурбулиса—Гайдара начало создавать в Москве обширный «главный штаб по проведению либеральных реформ», руководящую роль в котором играла группа иностранных экономистов, финансистов и дипломатов во главе с Джеффри Саксом, Андерсом Ослундом и другими. Многие из этих людей работали в Варшаве над программой польской «шоковой терапии». Теперь они поспешили в Москву, где для них открывались новые возможности.
Важно отметить тот странный факт, что не министры из российского правительства искали этих людей по западным университетам и экономическим центрам, а сами западные эксперты искали встречи с новыми российскими министрами и предлагали свои услуги. Участие иностранных специалистов в разработке российских реформ хорошо оплачивалось, но не афишировалось.
К апрелю 1992 года круг работавших в Москве иноземных экспертов значительно расширился. Специальная группа работала в министерствах экономики и финансов, помогая Е. Гайдару. Еще большая группа (более ста человек) работала в Комитете по государственному имуществу при А. Чубайсе. Хотя формально речь шла о советниках и консультантах, фактическая роль иностранных специалистов была более значительной. Некоторые из этих групп разрабатывали правила, директивы и даже проекты указов Президента РФ, копируя анонимный стиль работы экономических отделов ЦК КПСС. Показательно, что офисы главных западных советников размешались с декабря 1991 до марта 1993 года в зданиях бывшего ЦК КПСС на Старой площади.
«Это очень импонировало мне как старому советологу»,14 — писал позднее в своей книге А. Ослунд, который работал в 80-е годы в шведском посольстве в Москве и имел сложности с Комитетом государственной безопасности СССР. Но теперь он чувствовал себя не только неуязвимым, но и влиятельным человеком в той же Москве. Только с апреля 1993 года офисы иностранных экспертов стали размещать в менее престижных и менее заметных местах, хотя роль этих специалистов во многих отношениях даже возросла. Наиболее известный из них, Дж. Сакс, занял пост экономического советника при президенте Борисе Ельцине. Только в 1994—1995 годах большая часть этих людей стала покидать Москву.
По-разному оценивали позднее сами западные эксперты свою работу в Москве в начале 90-х годов. Дж. Сакс выражал сожаление, что его имя оказалось тесно связанным с судьбой российских реформ, которые он оценивал не слишком высоко. Он считал, что вся политика МВФ в развивающихся странах потерпела неудачу, а в России даже более наглядно, чем в Индонезии и Таиланде. А. Ослунд, напротив, очень гордился своей работой в Москве. Он выражал уверенность в том, что Россия стала страной с рыночной экономикой и основная цель экономических преобразований успешно достигнута не без его помощи.
С лета 1995 года правительство России обходилось без помощи постоянно работающих в Москве иностранных советников, хотя очень внимательно прислушивалось к рекомендациям экспертов из МВФ, наезжавших в Россию два-три раза в год. Именно по их рекомендациям в Приморье были закрыты как нерентабельные многие угольные шахты. Это не только оставило несколько тысяч шахтерских семей без работы и заработка, но и углубило энергетический кризис в крае.
Уже в начале 1996 года по предложению А. Чубайса в Москву была приглашена группа американских специалистов по проведению выборов; они активно помогали переизбранию Ельцина на второй срок. В 1997 году, оказавшись на посту первого вице-премьера, Чубайс снова пригласил в Москву группу специалистов из Гарварда для помощи и поддержки. Работа этих людей в Москве проходила почти как секретная операция. Но финансовый крах 17 августа 1998 года вызвал панику среди большинства либеральных реформаторов, обращавших взоры на Запад. Идеологи из правительства и печать искали образцы для подражания уже не в Польше и США, а в далекой Латинской Америке, прежде всего в Чили и Аргентине.
Обозреватели нескольких российских газет в сентябре 1998 года обивали пороги у отставного чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета, который тогда еще спокойно жил в своем роскошном особняке на берегу Тихого океана. Более продолжительным и всеобщим оказалось увлечение Аргентиной. «Аргентина нам поможет», — этот заголовок можно было встретить осенью 1998 года на страницах многих газет и журналов. Известный аргентинский экономист и политик Доминго Кавалло был приглашен в Москву личным письмом Виктора Черномырдина, который называл аргентинца «королем современной экономической мысли». Кавалло целую неделю консультировал Черномырдина и его временных министров, выступал по телевидению, но честно признавал, что не знает условий России и не готов давать конкретные рекомендации.
Многие либералы смотрели тогда на Кавалло как на бога, который и в России способен свершить чудо. Но «аргентинское чудо» оказалось иллюзорным, пузырь лопнул в конце 2001 года. Народные волнения в городах, бегство самого Доминго Кавалло, смена за месяц на посту президента страны пяти политиков, режим чрезвычайного положения — обо всем этом российские газеты и журналы писали с большим волнением, невольно задавая себе и читателям вопрос: а что бы случилось, если бы в России одержали верх те либералы, которые предлагали внедрить и у нас аргентинские модели экономического и финансового оздоровления? Борис Ельцин был тогда готов поддержать любой вариант новой «шоковой терапии».