нса. Но все признают, что без поддержки и усилий России эта война не была бы столь быстрой и успешной.
По решению Совета Безопасности ООН в Афганистане начали быстро формироваться Международные миротворческие силы, в которые вошли элитные подразделения многих западных стран. Самый большой контингент в эту пятитысячную группу направила Великобритания. Командующим миротворцами также стал британец — генерал-майор Джон Макколл. Немало бойцов прибыли в Афганистан из Косово. Россия, как известно, приняла решение не направлять в Афганистан своих солдат и офицеров.
Это вовсе не означало отказа России от участия в послевоенном урегулировании в Афганистане. Россия начала оказывать новым властям Афганистана большую гуманитарную и техническую помощь. В Кабуле и на севере страны были развернуты несколько российских госпиталей. Здесь велись восстановление дорог и мостов, разминирование обширных территорий. МЧС России развернуло в Афганистане несколько своих баз. Демонстрацией немалых возможностей и влияния России была одновременная посадка в аэропорту Баграм близ Кабула 12 наших большегрузных транспортных самолетов с продовольствием, строительными материалами и медикаментами.
По данным западной печати, российские поставки вооружения Северному альянсу составили осенью 2001 года сумму, превышающую 50 миллионов долларов. Немалую поддержку в урегулировании дел в Афганистане оказали Узбекистан и Таджикистан. С военных аэродромов в Средней Азии направлялись сюда подразделения миротворческих сил большинства западных стран.
Ситуация в Афганистане к началу 2002 года продолжала оставаться очень сложной, но она находилась уже под контролем, и прогноз по дальнейшему развитию этой ситуации был достаточно оптимистическим. К несчастью для Афганистана, именно эта страна стала в последние 30 лет своеобразным полигоном для испытания очень разных радикальных концепций и ареной острого соперничества сверхдержав.
В начале 1979 года новый президент Афганистана коммунист Нур Муххамед Тараки заявлял советским руководителям, что уже через несколько лет мечети в Афганистане будут пусты. «То, что было сделано в Советском Союзе за 60 лет, — обещал Тараки, — в Афганистане будет осуществлено за пять лет». Мы знаем, чем кончился этот радикальный эксперимент — 20-летней гражданской войной и диктатурой религиозных фанатиков из «Талибана». Но уже сегодня раздаются голоса о необходимости как можно быстрее построить в Афганистане демократическое и плюралистическое общество по западным образцам.
Надо полагать, что Афганистан — и с помощью Запада, и с помощью новой России, и с помощью соседнего Китая — найдет более подходящий к его условиям и более мирный путь прогресса.
Мир изменился после 11 сентября 2001 года, и события осени и зимы были неожиданными и стремительными. Было бы большой ошибкой односторонне толковать эти изменения — как поворот России в сторону Запада, или как поворот Запада в сторону России, или как борьбу цивилизации против нового варварства, или как войну разных цивилизаций друг с другом. Все эти элементы присутствуют сегодня в мировой политике, но только как части гораздо более крупной и сложной картины.
Мы увидели новые возможности и опасности международного терроризма и его возросшие масштабы. Однако мы не должны забывать, что сам по себе терроризм — это всего лишь средство для проведения определенной политики, за которой стоят очень большие политические и экономические силы и интересы. В данном случае международный терроризм выступал как военная составляющая исламского радикализма, который бросил вызов и западному, и самому мусульманскому миру.
Можно утверждать, что мир столкнулся в самом начале XXI века не только с крупной, хорошо законспирированной международной организацией террористов, но и с новым глобальным идеологическим вызовом, даже с новой попыткой установления мирового господства или передела мира, которая исходит от группы опасных фанатиков, сумевших возглавить некоторые наиболее радикальные течения мусульманского фундаментализма. Эту опасность нельзя недооценивать, но нельзя и преувеличивать. Мусульманский радикализм не представляет весь исламский мир и расколот на несколько враждующих течений.
Успех, который достигнут в войне против «Талибана» и «Аль-Кайды» в Афганистане, объясняется полной, международной изоляцией этих экстремистских организаций и отсутствием у них поддержки населения в самом Афганистане. Положение дел в Ираке или на палестинских территориях было много сложнее. Президент США Дж. Буш предложил миру формулу «ось зла, которая должна быть разрушена», и которая проходит, по его мнению, через Ирак, Иран, Северную Корею и некоторые другие страны. Гораздо менее определенной, но более точной и разумной представляется формула «дуга нестабильности», которую предложил Владимир Путин. Обстановка в названных Бушем районах мира слишком сложна и неодинакова, чтобы ее можно было понять и отразить с помощью одной простой формулы или одной моральной оценки.
Радикализм и экстремизм не новость ни в новой, ни в средневековой истории, — в том числе в истории христианства. Но в XX веке мир пережил и переборол уже несколько циклов глобальной идеологической экспансии. И у нас нет оснований полагать, что стоит поймать или ликвидировать Усаму бен Ладена — и таких попыток больше не будет.
В самом начале XX века вызов безудержного колониализма привел к катаклизмам Первой мировой войны, поразившей в первую очередь страны благополучной ныне Европы. Ответной волной идеологической экспансии была большевистская революция 1917 года, Коминтерн с его идеей мировой революции, сталинизм и троцкизм. В 30—40-е годы мир захлестнула волна воинствующего нацизма и расизма, наиболее опасные очаги которых образовались в Германии, Японии и Италии. Именно эти, ныне самые спокойные, страны выступили как агрессоры во Второй мировой войне.
Советский социализм в 50—70-е годы, как и маоизм, также содержали в себе многие признаки глобальной идеологической экспансии. Однако неоколониализм и империализм не были в эти десятилетия простыми фантомами, они тоже содержали элементы опасной идеологической и политической экспансии.
Надо быть объективным. Мусульманский радикализм разных видов и форм — это новая и большая опасность для мира. Но далеко не безобиден сегодня и американский гегемонизм, а также политический радикализм части израильского общества.
Радикализм и экстремизм в современном мире многие связывают с нищетой, бедностью и отчаянием народных масс в странах Юга, или «третьего мира». Да, конечно, нищета и отчаяние — это подходящая, но не обязательная почва для появления фанатиков и радикалов. Радикализм не всегда связан с бедностью, а бедность не обязательно служит причиной для появления радикалов и экстремистов.
Претензии на мировое господство исходят чаще всего не от бедных стран и не от угнетенных наций. Политический радикализм может быть порожден не только борьбой против унижения и угнетения, но и борьбой за сохранение и увеличение богатств и привилегий, полученных далеко не всегда праведным путем. Радикалов немало и среди очень богатых американцев, да и бен Ладен вырос в одной из самых богатых семей Саудовской Аравии. Ваххабизм как радикальное течение в исламе является официальной религией в Саудовской Аравии, и он ничуть не мягче в своих требованиях и догмах, чем требования и догмы шиитского ислама в современном Иране.
Идеологи радикализма и его наиболее активные приверженцы происходят чаще всего не из бедных, а из средних, образованных слоев общества, и используют бедность и невежество как опору. Целью религиозных фанатиков является не благополучие своих народов, а их покорность, даже порабощение. Мы это видели особенно отчетливо в Афганистане. Но наиболее раздражающим фактором в арабо-мусульманском мире остается ситуация на древней палестинской земле, где ни одна из сторон конфликта не готова к компромиссу. Это вопросы, которые выходят за пределы нашего очерка, но не за пределы тех проблем, которые должны еще не раз обсуждаться президентами США и России.
Несмотря на отдельные неприятности, общий итог внешней политики России в 2001 году был положительным, а некоторые из обозревателей называли успехи России на международной арене в том году даже блестящими. Были, конечно, и пессимисты. Михаил Делягин, директор Института проблем глобализации, писал в январе 2002 года, что самым выдающимся успехом российской дипломатии в 2001 года был якобы «комфортный уход с арены мировой политики».
Как утверждал М. Делягин, «сконцентрировавшись на сотрудничестве с США по важным для обеих сторон поводам и отстранившись от болезненных и нерешаемых для России проблем вроде ПРО, расширения НАТО и ЕС, Владимир Путин незаметно и плавно отвел Россию с мировой арены на положение региональной державы, соответствующее остаткам ее ресурсов — как экономических, так и внешнеполитических. Единственный сохранившийся ресурс России — ядерное оружие — является аргументом только в том случае, если его обладатель действительно способен применить его. Поэтому на весах мировой политики одна пакистанская боеголовка весит больше, чем тысяча российских. Путин блистательно начал движение России из мировой политики, сохраняя ее ресурсы для модернизации и склоняя Запад к сотрудничеству с Россией. Но сумеет ли он воспользоваться разумно остатками ресурсов России?»57
Это ошибочная и почти намеренно тенденциозная оценка. Россия в 2001 году не ушла, но существенно укрепила свое место на арене мировой политики, тем самым укрепив и умножив свои внешнеполитические и экономические ресурсы. Улучшив экономические и политические отношения с Западом, Россия смогла существенно улучшить свои политические и экономические позиции на Востоке. Еще в июле 2001 года в Москве прошли переговоры президентов России и Китая В. Путина и Цзян Цзэминя. Результатом этих переговоров стал новый российско-китайский Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Этот договор подвел итоги десятилетнего развития сотрудничества между Россией и Китаем и стал очень важной вехой на пути в будущее в наших отношениях. Было открыто объявлено, что Россия и Китай занимают единую позицию по ПРО, по проблеме расширения НАТО, по балканским проблемам, а также по проблеме целостности России (то есть по Чечне) и целостности Китая (то есть по проблемам Тайваня, Тибета и Синьцзяна). Совпали мнения КНР и России по проблемам Центральной Азии.