Владимир Великий — страница 12 из 17

Во время военных походов на соседей, в ходе которых к Руси были присоединены новые земли, Владимир показал себя талантливым полководцем. Подавление восстаний вятичей и радимичей свидетельствовало о том, что великокняжеские войска могут заставить покоренные народы подчиняться киевскому властелину. Однако не было никаких гарантий того, что в дальнейшем покоренные народы не будут выступать с оружием в руках против киевского князя, его бояр, мужей и дружинников. Языческая религия, которую они исповедовали, постоянно толкала их на борьбу с завоевателями. Восстания вятичей и радимичей показали, что язычество не только не является опорой великокняжеской власти, но, напротив, сильно мешает утверждению в стране отношений господства и подчинения. Жизнь настоятельно требовала замены устаревшей идеологии другой, соответствующей новым условиям.

Господство в стране языческой идеологии также продолжало пагубно отражаться на росте народонаселения Руси, на международной торговле. Оно не давало возможности решить проблему привлечения иностранных специалистов в различных отраслях знаний, исключало династические браки с соседними императорскими, королевскими и княжескими домами, уже принявшими единобожие, мешало заключению международных договоров и союзов. Языческое жречество по-прежнему оставалось на Руси серьезной самостоятельной силой и в своей политике часто руководствовалось корыстными интересами. Всего этого, конечно, не мог не осознавать князь Владимир.

«Узнал я истинного Бога»

К концу X в. стало ясно, что поклонение языческим богам не отвечает потребностям времени. Как писал летописец, стали приносить им жертвы и «осквернился холм тот». Но проблема была гораздо серьезнее.

Русь в этот период оказалась между Западом и Востоком. В соседних странах уже утвердилось единобожие религии: мусульманство, иудаизм, христианство. Люди, исповедующие ту или иную из этих религий, проживали и на Руси. Влияние их на внутреннюю жизнь государства неизбежно должно было сказаться.

Принятие той или иной веры неизбежно определяло собою дальнейшую культурно-политическую жизнь Руси. Принятие мусульманства всецело вводило бы Русь в круг арабской культуры, то есть культуры азиатско-египетской. Принятие христианства из Рима, от «немцев», сделало бы Русь страною латинско-европейской. Наоборот, принятие как иудейства, так и православия обеспечивало Руси культурную самостоятельность, особое положение между Европой и Азией.

Политические доводы могли быть приведены как в пользу иудаизма, так и православия. За иудаизм могли быть приведены те же доводы, которые побудили, в свое время, хазарского кагана обратиться в иудаизм: речь шла о стремлении сохранить свою церковно-политическую независимость от сильнейших церквей и государств Восточного Средиземноморья. За православие могли быть приведены доводы другого рода – поставлены на первый план выгоды культурного сближения с Византией, с которой связывали и торговые отношения.

Помимо каких бы то ни было политических расчетов, вопрос о вере, конечно, должен был быть определен и внутренними психологическими стремлениями. Ведь возник вопрос о новой вере вследствие внутренней психологической недостаточности старой веры – русско-славянского язычества. К тому же среди русско-славянского общества Киевской Руси того времени уже было довольно много православных, принявших веру от Византии. Еще патриарх Фотий (IX в.) говорил о том, что руссы «променяли еллинское (языческое) и нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную веру христианскую… И до такой степени разгорелось у них желание и ревность веры, что они приняли епископа и пастыря». Из договора Игоря с греками видно, что среди русских были как крещеные, так и не крещеные. Одни клялись [соблюдать договор] честным крестом, другие – оружием. Вдова Игоря Ольга, как мы помним, крестилась, но не сделала крещение обязательным для всей Руси. При Святославе наступил некоторый рецидив язычества. То же было, вероятно, в начале княжения Владимира, хотя он и воспитывался своей бабкой, вероятно, в христианских традициях.

Владимир при выборе веры показал себя мудрым, дальновидным политиком. Он, скажем так, «не бросился головой в омут», а потратил несколько лет, чтобы все хорошенько «взвесить» и принять единственно правильное решение. Именно об этом и говорят русские летописи, начиная рассказ о посещении Руси в 986 г. различными религиозными миссиями.

Летопись сообщает, что первыми пришли на Русь болгары-мусульмане, представители Волжской Болгарии, говоря: «Ты, князь, мудр и смыслен, а закона не знаешь, уверуй в закон наш и поклонись Магомету». Естественно, Владимир поинтересовался, что это за вера? Послы ответили, что они веруют в Магомета, который учит их: «совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти можно творить блуд с женами». Как говорит летописец, князю весьма понравился мусульманский обычай иметь много жен. Однако такой обряд как обрезание, а также отказ от употребления свинины и вина не пришлись по вкусу Владимиру, и он заявил послам: «Руси есть веселие пить, не можем без того быть». Действительно, слишком многим следовало бы пожертвовать, насаждая эту религию на Руси.

Потом пришли иноземцы из Рима и сказали: «Пришли мы, посланные папой», и стали уговаривать Владимира принять католичество. Князь их выслушал, а затем сказал: «Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого». Краткая запись летописи о приходе немцев и переговорах, вероятно, объясняется общим единством христианской религии. Но за этой краткостью скрывается хорошая осведомленность Руси о положении в Западной Европе в целом, и католической церкви в частности.

В конце IX в. происходит раздробление Папской области, и римские епископы начинают терять свои позиции. К середине X в. они превращаются в ставленников германских императоров, которые через их посредство диктуют свою волю другим странам и народам. Принятие католичества, таким образом, значило бы, что Русь попала бы под сильное влияние Германской (Священной Римской) империи; была бы вовлечена в сферу германской политики, должна была бы допустить проникновение на Русь вначале немецкого духовенства, а затем и немецкого рыцарства; насаждение в стране латыни; выплату ежегодных дотаций Риму. Все это, несомненно, хорошо понимал Владимир, и это не могло его устраивать.

Затем пришли евреи из Хазарии и сказали: «Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого Бога Авраама, Исаака и Иакова». Надо понимать, что обрядовая практика иудеев не удовлетворила князя, и он задал очередной вопрос: «А где земля ваша?» На что иудее ответили: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Владимир и здесь нашел оригинальный ответ: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?»

Последним к Владимиру пришел греческий философ, посланник Византии. Философ произнес пространную речь, в которой подверг критике религии предыдущих послов и воздал должное своей, православной вере, завершив речь словами: «Установил же Бог и день единый, в который, сойдя с небес, будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его: праведникам – царство небесное, красоту неизреченную, веселие без конца и бессмертие вечное; грешникам же – мучение огненное, червь неусыпающий и мука без конца. Таковы будут мучения тем, кто не верит Богу нашему Иисусу Христу: будут мучиться в огне те, кто не крестится». Философ подтвердил свои слова и наглядным примером. Он показал князю занавеску, на которой были изображены сцены из Страшного суда. Праведники весело шли в рай, а грешники – с печалью в ад. Летописец, завершая свое повествование, пишет: «Владимир же, вздохнув, сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». Философ же сказал: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись». Но Владимир ответил: «Подожду еще немного», желая разузнать о всех верах».

Теперь Владимир решил не только послушать рассказы послов о той или иной вере, а узнать мнение своих бояр и старцев, какую религию следует принять Руси. Бояре и старцы, как пишет летописец, сказали князю: «Знай, князь, что своего никто не бранит, но хвалит. Если хочешь в самом деле разузнать, то ведь имеешь у себя мужей; послав их, разузнай, какая у них служба и кто как служит богу». Владимир Святославич отобрал 10 мужей и послал их вначале к болгарам-мусульманам, затем к немцам-католикам, а затем в Царьград к грекам. Ознакомившись с ведением службы у различных народов, мужи возвратились назад в Киев и заявили Владимиру и его боярам: «Ходили в Болгарию, смотрели, как они молятся в храме, то есть в мечети, стоят там без пояса; сделав поклон, сидят и глядят туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, знаем мы только, что пребывает там бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве». После таких слов сказали бояре Владимиру: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его твоя бабка Ольга, а была она мудрейшей из всех людей». После таких слов Владимир твердо решил принимать христианство греческого образца. Но вставал вопрос: где и когда?

Под 988 г. летописец записал: «Когда прошел год, пошел Владимир с войском на Корсунь, город греческий». И здесь возникает естественный вопрос: зачем Владимиру, знавшему из рассказов своих послов о великолепии церковной службы в православных храмах, идти войной на греков, чтобы принять их религию? Нам ведь известно и то, что греки сами проявляли огромную заинтересованность в принятии Русью христианства греческого образца.