Владимир Высоцкий без мифов и легенд — страница 123 из 172

Вот такой «хозяйственный» друг был у Высоцкого. Ну и пусть «мы потеряем его», только «не по-хозяйски» это. И на «этику с эс­тетикой» плевать, хотя прекрасно знал, как Высоцкий относится к предполагаемому вводу. На вопрос «быть или не быть?» Золотухин для себя давно ответил. Еще в 67-м году, когда готовил несостояв­шегося Кузькина, он сам себе дал амбициозную оценку: «Я чувст­вовал и понимал свое положение первого артиста».

В.Смехов: «Однажды (у Любимова) сорвалось: ах, ты (Высоц­кий) не явился вовремя из-за рубежа, опять отмена «Гамлета», опять лихорадка — амба! Срочно ввести нового исполнителя! Ага, один «сачканул», ибо испугался, другой — по-другому, третий согласил­ся. Начались репетиции... И Демидова, и я отказались участвовать: не из-за подвижничества (его не бывает в быту), просто из непри­язни к обреченной и поспешной попытке. Володю не терзала за­висть: у него даже никакого сомнения не было, что Золотухин не допрыгнет до его планки. Это была ревность из-за роли, как из-за любимой женщины, с которой хочет переспать другой. Таков ха­рактер Высоцкого. Того, кто согласился, никак не осудить по зако­ну профессии. Но думаю, что его суд над самим собой и здесь, и в других случаях добровольного двоедушия более тяжек, чем мож­но подозревать...»

14 декабря 1975 года на доске объявлений висел желанный для Золотухина приказ. Никто его не поздравил, не выразил благоже­лательства... Для самого Золотухина этот приказ на долгие годы бу­дет «охранной грамотой»: мол, «не я просился на роль — меня на­значили».

«Самой дорогой реликвией для меня является приказ от 14 де­кабря 1975 года, где предписано к 20 марта 1976 года осуществить мой ввод на роль Гамлета, — напишет он в дневнике 10 апреля 1994 года. — Три подписи — Дупак, Власова, Любимов. Вот, наконец-то, миру ясно, что не Самозванец я с принцем Датским, а на­значенный приказом».

Реакцию Высоцкого на этот приказ вспоминает И.Бортник: «В один прекрасный день идем мы с Володей после утреннего спек­такля по театру, он и говорит: «Подожди...» — и подходит к доске приказов. Поворачивается, и шепчет: «Е.. твою мать», и идет к ма­шине. И пока ехали мы на Малую Грузинскую, он только эти три слова и повторял...»

К кому были обращены эти ругательства? К главному режис­серу, который назначил второго исполнителя, или к рвущемуся ис­полнять второму исполнителю — Бортник так и не понял. А Высоц­кий со своим гипертрофированным актерским честолюбием просто не мог смириться с тем, что кто-то не понимает, что для него зна­чит эта роль...

В.Смехов: «Володя вернулся, все улеглось. Гамлета никто нико­гда не сыграл, кроме него. Но враждебность его к тому, кто раньше с ним был другом, осталась до конца. Вечная мерзлота на месте люб­ви — это несправедливо, но это повод для размышлений: что же та­кое для Высоцкого играть роль Гамлета? Три поэта вместе, в одном чудесном растворе: Шекспир, Пастернак, Высоцкий...»

Золотухин не замедлит с заочным ответом: «Я ехал в театр и ду­мал... что уже многие дошлые, дотошные «миноискатели-трупоеды» обнаружили некоторое охлаждение, изменение наших с Высоцким отношений... последнего периода. И все — идиоты — приписывают это «Гамлету»: зависти или еще чему-то в этом роде...»

После смерти Высоцкого Золотухин десятки раз будет переска­зывать эту историю, придумывая новые исходные версии. Одна из них — «происки врагов». Он считает, что в театре их пытались по­ссорить. История известная: оба знамениты, оба в труппе на виду и, к тому же, претендуют на одни и те же роли.

Как-то они ехали вместе в машине Высоцкого. Золотухин сде­лал попытку объясниться:

—  Я ведь не знаю свои силы, но думаю, что шеф в воспитатель­ных целях может пойти даже на мой провал...

—  Нет, Валерий, ты не провалишься... Золотухин-Гамлет, но­вая редакция — ажиотаж будет... Единственно скажу, может быть неприятное для тебя... Будь у тебя такой спектакль, шеф бы ко мне с подобным предложением не обратился бы, зная меня и мою пози­цию в таких делах. Пойми, я вырос во дворе. Для меня дороже друж­бы нет ничего на свете! Я так живу! Но... я уважаю твой принцип: ты всегда выполняешь приказ, играешь то, что дают...

Одной репликой была выражена внутренняя суть Высоцкого — всем на свете родственным, общественным и социальным связям он предпочитал узы дружбы. Его представления о дружбе были самы­ми романтическими. Как он пел в песнях, так и дружил. В 1968 го­ду в «Песне летчика-истребителя» Высоцкий выразил свою «фор­мулу» понимания дружбы — «Сегодня мой друг защищает мне спи­ну...». По этой формуле, признаки дружбы — совместное действие; готовность прийти на помощь, даже рискуя собой; абсолютная уве­ренность в друге — его надежность (друг — тот, к кому я не боюсь повернуться спиной, зная, что не получу от него удар в спину). В ос­нове дружбы — честность, открытость. И еще — родственность вос­приятия мира и отношений с ним. А тут все признаки дружбы, как это понимал Высоцкий, были нарушены.

В.Туманов: «Володя был добрым, очень добрым, но при этом мог быть по-настоящему жестким. Я имею в виду, что он не про­щал подлости, предательства. Знаю людей, с которыми он продол­жал здороваться, вместе работать, однако если за какую-то низость вычеркнул человека из своей жизни, то это — навсегда. Ему отвра­тительны были люди бесхребетные, готовые ко всему приспосабли­ваться. Об одном популярном актере «Таганки» он говорил: "Эта сука — как пуговица: куда пришьют, там и болтается"».

У Высоцкого был талант дружбы, где он был преданным и неж­ным. И никогда не лукавил. «Это другой резус крови», — говорил он про людей ему несоответствующих. У друзей должен быть его «резус крови». Компромисс был для него не то чтобы неприемлем — фи­зиологически невозможен. Если человек или ситуация ему не нра­вились — как он ни пытался иногда, но скрыть этого он не мог.

A.  Утевский:            «Он мог порвать свои отношения раз и навсегда, если узнавал о неблаговидном поступке кого-то из своих знакомых. Он не умел прощать, а может, и не хотел... Внешне это могло и не проявляться, но возникшая холодность, духовное отчуждение чув­ствовались».

Из когда-то дружеских отношений с Золотухиным навсегда ушла теплота...

Л.Филатов: «Все понимали, как ему этот спектакль дорог, как он хочет его играть один. Что этот спектакль был сделан для него и на него. Да и трудно себе представить сумасшедшего, который бы вы­шел в костюме Владимира Высоцкого и стал играть этот спектакль. Будь это Пол Скофилд или Иннокентий Смоктуновский — кто бы ни вышел в костюме Владимира Высоцкого на сцену, зал уже зара­нее, наверное, не простил бы его. Можно ли соревноваться с леген­дой?! Глупо. Нельзя».

Однако не внял Золотухин — роль Гамлета слишком сильное искушение — и с начала 76-го плотно приступил к репетициям над ролью под руководством режиссера театра Ефима Кучера. Уже к се­редине марта Любимов хвалил Золотухина за «правильную рабо­ту»... Прогон «альтернативного Гамлета» состоялся в конце апреля того же года. Для усиления «педагогического воздействия» Люби­мов даже выпустил программку спектакля, в которой были назва­ны фамилии двух исполнителей.

Никто так и не отменил приказ от 14 декабря 1975 года о на­значении артиста В.Золотухина на роль Гамлета. Все это тянулось в духе вялотекущей болезни до самой смерти Высоцкого. Вместе с ним похоронят его самый главный спектакль... А артист В.Золоту­хин все это время жил надеждой сыграть «коронную роль в самой лучшей пьесе всех времен». Спустя годы — уже после смерти Вы­соцкого — тщеславные мечты В.Золотухина частично будут удовле­творены: четыре монолога Гамлета в его исполнении войдут в теле­визионную передачу. «Правильная работа» не пропала...

«ТЕАТР НАЦИЙ-76»

В январе студия им. Горького предложила Высоцкому написать песни к фильму по роману Брет Гарта «Вооружен и очень опасен». Режиссером картины был Владимир Вайншток, специализирую­щийся на приключенческой тематике и снявший известные филь­мы «Дети капитана Гранта» и «Остров сокровищ». Предложение Вы­соцкий встретил с воодушевлением, и после кропотливой работы совместно с композитором Г.Фиртичем пять стихотворений были положены на музыку. В фильм вошли только три...

B.                                Высоцкий:          «В этом фильме я не играл, а песни мои поет Сенчина, которая играет как актриса роль певицы Жюли. Хотя я и дол­жен был петь одну песню — про живучего парня Барри. Так они меня вокруг пальца ловко обвели! Как-то говорят: «Ты напиши!..» Я для себя писал. Потом говорят: «Знаешь, надо, чтобы она все-таки спе­ла...» Я стал для нее переписывать. Говорю: «А вот эту — я спою!» Они говорят: «Ну, хорошо!» А потом, когда она спела, они говорят: «Это не надо, потому что...» Что вам рассказывать! У всех свои дела — у всех на своей работе все похожее...»

Фильм вышел на экраны в 1977 году.

«НОЛЬ СЕМЫ ЗДРАВСТВУЙТЕ!..

«Ноль семь! Здравствуйте!.. Повторите снова.

Не могу дождаться — жду, дыханье затая!

Да, меня!.. Конечно, я!.. Да, я!.. Конечно, дома!» —

«Вызываю... Отвечайте...» — «Здравствуй, это я!»

Эту песню Высоцкий написал еще в 69-м году в Одессе на съем­ках «Опасных гастролей». Телефон стал основным средством обще­ния в жизни Высоцкого и Влади. Несмотря на то что телефонистки установили Высоцкому льготный тариф — он оплачивал определен­ный лимит времени, а говорил, сколько хотел, — у Нины Максимов­ны сохранились огромные счета за разговоры сына с Парижем. Но­вые стихи, хорошие и плохие события, просто тоска по любимому человеку заставляли браться за телефонную трубку и набирать «веч­ное 07». Звонил он обычно после часа ночи, представлялся: «Это Володя» — и почти никогда не ждал. Он имел приоритет перед все­ми другими заказами. Его неповторимый голос сразу узнавался те­лефонистками. В начале 69-го москвички Тамара и Аня и парижан­ки Жанна и Клер вместе с Мариной слушали по телефону только что сочиненную песню