«Ваня, пошли!» И мы ушли. Пошли в порт. Продолжили там, разумеется. Вовка стал приставать к неграм, которые там в какие-то фишки играли. Он начал подсказывать: «Не туда ходишь, падла!», хватал их за руки. Я понял, что это уже чревато, и оттащил его. Мы выходим на площадь перед театром. Она абсолютно пустынна. И вдруг останавливается одинокая машина, и из нее вылезает шеф. Как он нас нашел? Ведь не знали Марселя ни он, ни мы. Но вот интуиция...»
Это была не интуиция. Просто, когда к вечеру Высоцкий с Бортником не появились, Любимов понял, что они где-то запили, загуляли. Волнения, переполох, паника — завтра «Гамлет»... Любимов звонит в Париж Марине, она тут же прилетает в Марсель. Марина, Любимов вместе с Боровским и режиссером марсельского театра объезжают кафе и рестораны Марселя... Наконец кто-то вспомнил, что Владимир хвалил одну приморскую таверну-кабачок, где у него завелись друзья из портовых рабочих и иностранных матросов. Бросились туда. Состоялся неприятный разговор, закончившийся гарантиями Высоцкого, что спектакль не будет сорван. Но, видя состояние актера, Любимов страхуется — он приглашает французских врачей за кулисы на время спектакля и продумывает новые мизансцены, на случай если Высоцкому станет плохо. Приглашенные врачи сказали, что играть Высоцкий сможет только в том случае, если всю ответственность возьмет на себя и подпишет соответствующую бумагу.
Ю.Любимов отчетливее всех понимал, что в случае срыва спектакля театру будет закрыта не только заграница, но и закроют сам театр.
«Я Володе сказал, — вспоминает Ю.Любимов, — конечно, отменять «Гамлета» — это дело очень и очень нехорошее для театра, для тебя, меня. Но здоровье твое дороже, поэтому я считаю, что завтрашний спектакль надо отменить». Володя подумал и говорит: «Юрий Петрович, я завтра сыграю». И подписал бумагу. И сыграл на такой высоте, как никогда не играл. Сил у него уже не было таких, запой сказался, поэтому он играл сухо, без вольтажей и прочих штук — божественно играл он. Никогда он так не играл, и его партнеры сразу заметили его состояние, и публика заметила, что совершается что-то необычное».
Вспоминает В.Смехов: «...За кулисами — французские врачи в цветных халатах. Безмерные страдания больного Высоцкого. Уколы. Контроль. Мука в глазах. Мы трясемся, шепчем молитвы — за его здоровье, чтобы выжил, чтобы выдержал эту перегрузку. Врачи поражены: человека надо госпитализировать, а не на сцену выпускать... За полчаса до начала, когда и зал в театре «Жимназ» был полон, и Высоцкий с гитарой уже устраивался у стены, Любимов позвал всех нас за кулисы. Очень хорошо зная, какие разные люди перед ним и кто из них как именно его осуждает за «мягкотелость» к Володе, он говорил жестко, внятно и даже как-то враждебно: "Вот что, господа. Вы все взрослые люди, и я ничего не буду объяснять.
Сейчас вам идти на сцену. Врачи очень боятся: Володя ужасно ослаблен. Надо быть готовыми и надо быть людьми. Советую вам забыть свое личное и видеть ситуацию с расстояния. Высоцкий — не просто артист. Если бы он был просто артист — я бы не стал тратить столько нервов и сил... Это особые люди — поэты. Мы сделаем все, чтобы риск уменьшить. И врачи здесь, и Марина прилетела... И еще вот что. Если, не дай Бог, что случится... Вот наш Стае Брытков, он могучий мужик, я его одел в такой же свитер, он как бы из стражи короля... и если что, не дай Бог... Стае появляется, берет принца на руки и быстро уходит со сцены... а король должен скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь... в размере Шекспира: «Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его!» — и так далее... ну ты сам по ходу сообразишь... И всех прошу быть как никогда внимательными... Надо, братцы, уметь беречь друг друга... Ну, идите на сцену... С Богом, дорогие мои..."»
Когда все было позади, Любимов сообщил «господам артистам»: «Такого «Гамлета» я ни разу не видел! Это была прекрасная работа! Так точно, так глубоко Володя никогда... да близко рядом я не поставил ни один спектакль!»
А.Сабинин: «Я хорошо помню марсельский спектакль, по моему мнению, это был лучший Володин Гамлет. Высоцкий был по характеру человек пограничный. И в пограничных ситуациях «выстреливала» по-настоящему его человеческая природа. И вот в Марселе это совпало — Володино пограничное состояние и пограничная сущность Гамлета, а в искусстве это всегда великий момент. Когда есть ощущение игры и не игры, то, что Станиславский называл «я еемь». Практически он уже не играл, а был Гамлетом. Публика это не просто почувствовала — впечатление было близким к шоку. Так всегда бывает, когда случается откровение в искусстве».
Закончились гастроли, театр уехал в Москву, а Высоцкий остался в Париже. Марина пытается устроить выступления мужа в знаменитой «Олимпии». Не получилось... Но все же 15,16 и 17 декабря выступления состоялись в концертном зале «а l'Elysee Montmartre». В первый день зрителей было не много — человек триста пятьдесят, во второй — около пятисот, а на третьем концерте зал смог вместить лишь половину желающих.
Многим слушателям певец был уже знаком по диску «Натянутый канат», только что выпущенному в Париже. Хотя русский язык был понятен только, приблизительно, половине зала, Высоцкий сумел найти контакт с аудиторией. Исполнение проходило в сопровождении Константина Казанского, сына Влади — Петра и контрабасиста Альберта Тэссье. Каждая из песен предварялась коротким переводом, подготовленным Мишель Кан, а тексты читала Влади.
Информация о Высоцком все чаще появляется во французской печати. В декабре 1977 года газета «Paris Match» писала: «Это просто удивительный феномен. Советский актер Владимир Высоцкий — муж Марины Влади — не только исполнитель роли Гамлета из труппы русского театра на Таганке, который сейчас находится во Франции, звезда двадцати семи советских фильмов, например «Дуэль» по новелле Чехова, но также автор и композитор имеющих успех песен. На сегодняшний день продано около пятнадцати миллионов его дисков, а один, 30-сантиметровый, только что вышел во Франции, в работе над ним принял участие его друг Максим Ле Форестье».
В Париже Шемякин жил по адресу 30, rue Rousselet. Высоцкий, бывая там, с интересом просматривал альбомы с репродукциями, читал книги по искусству. Он не любил больших пространств. На плюшевом диванчике в небольшой комнатке при мастерской он включал лампу, надевал очки и читал книги, которые в ту пору в Москве достать было очень сложно. Однажды Высоцкий наткнулся на альбом незнакомого для него художника.
— Миша, а что это такое страшное? Эти куски мяса кровавые? Но как здорово!
— Это наш соотечественник, великий художник — Хаим Сутин.
— Ты знаешь, Мишка, никогда не видел и не слышал, но как здорово! Я ведь профан в этом деле, неуч. Ты меня образовывай...
Вскоре после этого разговора Шемякин уехал в Нью-Йорк — там снимался фильм о нем. Вдруг звонок из Парижа:
— Миша, я потрясен! Просматриваю все (Шемякин накануне закончил серию рисунков «Чрево Парижа») и пишу. Каждое четверостишье буду читать тебе по телефону.
Так, потрясенный произведениями двух мастеров кисти, мастер слова писал балладу — «Тушеноши» («Михаилу Шемякину — под впечатлением от серии "Чрево"»).
АЛЕКСАНДР ГАЛИЧ
Если брать наших самых крупных поэтов-песенников, то есть Окуджаву, Галича и Высоцкого, я лично вижу Высоцкого на первом месте.
Андрей Синявский
15 декабря 1977 года в своей парижской квартире погиб Александр Галич. Согласно официальной версии обстоятельства смерти были случайными и нелепыми. В этот день ему доставили из Италии стереосистему «Грюндиг», в которую входил магнитофон, телевизор и радиоприемник. Мало знакомый с техникой Галич, не дожидаясь специалистов, стал подключать только что доставленную радиоаппаратуру, перепутал гнезда на задней стенке телевизора и коснулся цепей высокого напряжения. Его ударило током. Для сердца, перенесшего три инфаркта, это оказалось смертельным. Властями перед женой — Ангелиной Николаевной — вопрос был поставлен ребром: если вы признаете его смерть несчастным случаем, то получите на радио «Свобода» пожизненную ренту, если нет — не получите ничего.
22 декабря в переполненной русской церкви на рю Дарю произошло отпевание. На нем присутствовали писатели, художники, общественные деятели, друзья и почитатели, многие из которых прибыли из-за границы — например, из Швейцарии, Норвегии. Только из России, которую Галич любил с сыновней нежностью, не приехал никто. Вдова Галича получила большое количество телеграмм, в том числе и из СССР — от А.Сахарова, «ссыльных» А.Марченко и Л.Богораз.
Западная и эмигрантская пресса поместили некрологи и прощальные слова, в церквях были отслужены молебны. Друзья на родине, о которых Галич так тосковал, тоже помянули его.
Он похоронен на небольшом кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа в 25 километрах от Парижа. Вокруг русские надписи на памятниках выдающимся деятелям русской культуры И.Бунину, Д.Мережковскому, А.Ремизову, И.Шмелеву, М.Шагалу, А.Тарковскому, В.Некрасову...
На черной мраморной плите, под которой похоронен Галич, лежит черная мраморная роза и золотая гравировка: А. А. ГАЛИЧ. 19.Х-19 г. — 15 XII-77 г., и изречение из «Нового Завета» «Блажении изгнании правды ради». Через девять лет на этой плите появится еще одна надпись — А. Н. Галич.
В апреле 1978 года еженедельник «Неделя» поместил статью «Это случилось на "Свободе"». Если в нескольких словах: предатель родины, алкоголик, ловелас Галич, после того как покинул Советский Союз, стал агентом ЦРХ которое и спровоцировало несчастный случай, устав от его пьянок и тунеядства. Собаке — собачья смерть... Еще через десять лет в той же газете напишут, что — не предатель, не подонок, не уехал, а изгнан был большой поэт. А в стихах его не клевета, не очернительство, а боль и ненависть к тем, кто губил страну...