В.Абдулов: «Володя несется в свойственной себе манере, со скоростью где-то 160 — 180. Маленький «мерседес». Мы выскакиваем с Профсоюзной на Ленинский и разбиваемся по-страшному. Если бы это был не «мерседес», то от нас бы ничего не осталось.
Причем мы, сидящие впереди, понимаем, что сейчас будет страшный удар. Я испугался за задних, понимая, что они сейчас разобьются. Обернулся назад и начал орать, чтобы они ложились. А Володя понял, что если я еще вторично (у меня уже была жуткая авария) попаду в аварию, то мне будет конец. Он делает то, что не сделал бы никакой Илья Муромец. Он левой рукой хватает руль, а правой ловит мои 80 килограммов, которые при ударе стали тонной, и уводит «мерседес» от лобового удара в троллейбус на скорости... ну, на голом льду на скорости где-то километров 120. Мы цепляем этот троллейбус, начиная с фары, правым крылом, бьемся моей стороной, и нас выкидывает на 50 — 60 метров в сторону на центр Ленинского проспекта. Но Володя при этом не выпускает мои 80 килограммов, выбив своим лицом лобовое стекло в «мерседесе»...»
В результате: у Абдулова сложный перелом руки, у Янкловича сотрясение мозга, у Высоцкого несколько ушибов и поцарапано лицо, а Юля и Таня больше испугались, чем ушиблись.
Когда позже Высоцкого спросили, почему он бросил руль, он сказал: «Я вдруг вспомнил, что Сева уже однажды разбил голову. Ему больше нельзя».
Почти сразу же подошла машина ГАИ и «скорая». Пострадавших отвезли в больницу, а ГАИ завела «дело» об аварии. Из троллейбусного управления через несколько дней Высоцкому прислали счет на ремонт: 27 рублей 25 копеек. «Мерседес» отправили на станцию техобслуживания № 7, где заканчивали ремонт большого «мерседеса».
Как подметил В.Смехов, «автомобиль для Высоцкого — средство самовыражения». Однако, при всей любви к автомобилям, ездил Высоцкий, мягко говоря, неосторожно... Это было свойство характера. Свой первый серенький «жигуленок» — ВАЗ-2101 — он купил и разбил в 71-м году; в 72-м Марина привезла«PeHO-16TS», который после нескольких аварий жил не долго; на одном из двух «БМВ» он перевернулся в 74-м году, а теперь разбиты оба «мерседеса» (первый — серо-голубой «Мерседес-350 SE» попал в аварию летом 79-го года — не по вине Высоцкого).
Из воспоминаний А.Штурмина: «Высоцкий водил неосторожно. Мне кажется, это было в его характере. И то, что он часто разбивал машины, не случайность, скорее, закономерность. Хотя реакция у него хорошая, всегда чувствовалось, что Володя постоянно думает о чем-то своем. Наверное, поэтому за рулем он не мог полностью расслабиться».
Из воспоминаний соседа по дому на Малой Грузинской В.Нисанова: «Я помню, на Новый, 1980-й, год, он попал в аварию. Я пришел и спросил его, что случилось. Он сказал: «Отстань, Валера, не до тебя сейчас...» И знаете, я посмотрел на него, и появилось у меня ощущение, что не среднего росточка человек мимо меня прошел, а прошла мимо меня глыба. И вообще, когда он находился рядом, не было ощущения, что смотришь на него сверху вниз, а всегда — снизу вверх».
2 января Вадим Туманов закрепляет за Высоцким представителя своей артели в Москве двоюродного брата В.Абдулова — Владимира Шехтмана, который возит его на своей машине до выхода «мерседеса» из ремонта в апреле.
3 января Высоцкий играет Лопахина. На спектакль он пригласил старшего сына — Аркадия.
Пока Абдулов и Янклович находились в больнице, Высоцкий ежедневно их навещал. Больница находилась в старинном — XIX века — здании: толстые стены, узкие своды... Собралась однажды в больницу и Марина. Вместе с Шехтманом она накупила в валютной «Березке» всяких вкусностей и приехала навестить друзей...
Рассказывает В.Шехтман: «Подъезжаем. Я закрываю машину. Марина впереди, а я с сумками — за ней. Заходим в больницу — и я чуть не лбом ей в спину! Зашла — и тут же поворачивает обратно!
— Марина, в чем дело?
— Нет, я туда не пойду! Это же ужас! У нас такие больницы для самых бедных! Не пойду — у меня будет испорчено настроение на весь приезд... Не могу — я спать не буду!»
Кроме моральных переживаний за здоровье друзей, все время напоминают о себе «уголовные дела». С сентября по декабрь 1979 года на «Таганку» одна за другой шли повестки из Ижевска — Высоцкому и Янкловичу предлагалось приехать туда для дачи свидетельских показаний. Знакомый юрист отговаривает: ни в коем случае ехать нельзя! Если следователю нужно, пусть сам приезжает в Москву. Он и приехал...
По «ижевскому» делу в Москву приехал старший следователь по особо важным делам — майор Семен Кравец. Чуть ли не с вокзала он пришел в больницу, чтобы допросить Янкловича.
Вспоминает В.Янклович: «И вот Кравец вызывает меня из палаты на допрос. Сева звонит Высоцкому: «Володя, они там пытают Валеру!» Высоцкий с Вадимом Тумановым появляются через двадцать минут. Врываются в палату, где идет допрос. Мне Володя говорит:
— Возвращайся в палату!
Кравец:
— Владимир Семенович, что это такое?
Володя:
— А вы, вообще, — давайте отсюда! Какое вы имеете право допрашивать человека в больнице?! У вас что — есть разрешение?
— Нет, но я его получу.
— Вот получите, тогда другое дело.
— А, между прочим, Владимир Семенович, у меня есть санкция прокурора допросить и вас...
— Что-о?! Да пошел ты!..»
Уезжая в Ижевск, Кравец составляет «документ» о том, что Высоцкий специально разбил машину, чтобы укрыть в больнице свидетеля Янкловича.
ТВОРЧЕСКИЙ ОТПУСК
Высоцкий ощущал вокруг себя поле недоброжелательности, зависти.
Вениамин Смехов
Из всего мужского состава Театра на Таганке я видела только двух Мужчин, Мужчин с большой буквы, — Филатова и Высоцкого.
Нина Шацкая
6 января Высоцкий играет Гамлета. В театре никто не знает о «делах» и следствиях по ним. Высоцкий уже очень далек от своих бывших друзей по театру. Достаточно сказать, что в последние два года никто из них ни разу не бывал у него дома даже тогда, когда он болел. За исключением Ивана Бортника... В театре «нормальные» отношения были с А.Демидовой, Л.Филатовым, Д.Боровским. Тесные дружеские отношения с Золотухиным закончились еще в 75-м году. С Дыховичным и Смеховым отношений никаких... Но были и «скрытые» недруги. Александр Стернин — фотограф театра — рассказывал, что Высоцкому регулярно расстраивали гитару: «Владимир говорил: "Ну вот, опять! И кому это надо?! "»
Г.Климов: «Заговорили о «Таганке», о знакомых актерах. Внезапно он погрустнел, замолчал и отвернулся к окну машины.
— Знаешь, — сказал он, — а ведь по-настоящему друзей у меня нет...»
П.Солдатенков: «Как-то любопытный молодой человек, довольно часто навещавший в последние три года Высоцкого в театре, спросил:
— Владимир Семенович, а кто вас здесь любит?
— Да все! — охотно отозвался Высоцкий, неподражаемо и мгновенно скосив глаза на собеседника. И после секундной, но выдержанной паузы добавил: — Кроме актеров...»
В.Туманов: «Будучи сам очень доброжелательным к людям, Высоцкий поражался и страдал, не получая ответного доброжелательства. В 1979 году, помню, он вернулся из театра поздно ночью после просмотра фильма, снятого на пятнадцатилетии театра... Растолкал меня со сна: "Представляешь картину? Актеры видят себя на экране, радостно узнают друг друга, появляюсь я — гробовое молчание. Ну что я им сделал? Луну у них украл? Или «мерседес» отнял?"»
Вспоминает А.Меньшиков: «В тот год я почувствовал... Да нет, увидел! — в труппе резкое похолодание к Высоцкому. Про него как-то не так шутили — шутили уже с нескрываемой завистью. Причем это делали люди, которые потом, после его смерти, будут охотно делиться воспоминаниями о том, как они любили Высоцкого и как он их любил. А тогда было столько язвительности».
В.Абдулов: «Беда Юрия Петровича — в театре было вечное «болото». И это «болото» не любило Володю... Шушукались, занимались сплетнями, и это больно ранило, когда доходило до него».
Это потом, после смерти, все станут «друзьями», а сейчас, и уже давно, многие в театре просто завидовали Высоцкому. Завидовали его таланту, его успеху и популярности, его поездкам по всему миру, его лихой езде на «мерседесе», не замечая его масштаб и совершенно другой путь. Очень трудно человеку с амбициями (а актеры все с амбициями — профессия такая) признать кого-то из находящихся рядом гением. Они все считали себя очень талантливыми и незаслуженно обделенными. А тут Высоцкий постоянно в лучах славы... Им хотелось, чтобы он оставался тем Высоцким, который в 64-м пришел наниматься в ИХ театр, — в «затертом буклированном пиджачке, в ботинках со стоптанными под 45 градусов каблуками».
В.Золотухин пишет в своем дневнике: «Володю, такого затянутого в черный французский вельвет, облегающий блузон, сухопарого и поджатого, такого Высоцкого я никак не могу всерьез воспринять, отнестись серьезно, привыкнуть. В этом виноват я. Я не хочу полюбить человека, поменявшего программу жизни. Я хочу видеть его по первому впечатлению. А так в жизни не бывает».
А то, что западная красавица, тем более кинозвезда, способна вот так, за здорово живешь, полюбить их коллегу, пусть даже сверхталантливого, им и в голову не могло прийти.
А.Васильев: «Для всех нас он был — Володька, Вовка Высоцкий... Ведь тогда мы пели его песни, совершенно не подозревая, что они гремят по всему Союзу. Они гремели, но этот гром до нас не доходил. И вдруг — Марина Влади! И в нашем театральном воздухе повисло:
— Марина Влади — звезда! И наш — Вовка Высоцкий! Ну, ведь «не по Сеньке шапка»! И куда же его занесло? В Париж!
Был такой шелест... Вообще люди завистливы, а актерская братия — тем более. И, что греха таить, во мне это тоже было».
Кроме зависти бытовой — к машине, к загранпоездкам, — была еще и зависть профессиональная. Многим актерам с завышенной самооценкой казалось, что Высоцкий такой же, как они, а может, где-то и похуже... А ему не было чуждо «ничто человеческое». Он был очень честолюбив, хотел играть интересные роли, стремился со сцены говорить от своего имени, делать каждую роль своей в собственном смысле слова. Он понимал, что в любой роли публика ждет появления Высоцкого, ждет подтверждения и углубления своего знания о нем.