То много, то мало — на банковский счет,
А наши ребята (за ту же зарплату)
Уже пятикратно выходят вперед.
Вячеслав Старшинов: «После возвращения сборной с венского чемпионата мира 1967 года мы услышали его песню о профессионалах-хоккеистах. Хохотали от души. Ну, сколько сочных деталей, ярких фактов, сразу же запомнившихся фраз, которые мы потом, перебивая друг друга, вспоминали! Сразу же всю песню не запомнишь, но фразы отложились. Вообще, разными его фразами, к месту, конечно, мы пользовались и на тренировках, беззлобно подначивая партнеров.
Как-то, помню, подарили мы ему клюшку с автографами хоккеистов. Он страшно обрадовался такому знаку внимания. Он с уважением относился к нашему делу, понимал, что оно трудное, поэтому и реакция была такая на клюшку, которую он забрал с собой и хранил все эти годы, перевозя с квартиры на квартиру».
И еще будут клюшки с автографами, подаренные Высоцкому игроками сборных других составов. Их фамилии страна знает лучше чем членов Политбюро — Рагулин, Кузькин, Старшинов, Фирсов, Майоров, Давыдов, Якушев, Викулов, Блинов, Александров... Это для них пел Высоцкий свои песни, поднимая дух и волю к победе. Это ему они дарили свои автографы, которые он берег и которыми гордился.
В этом году Высоцкий принимает участие в озвучивании мультфильма режиссера Е.Гамбурга «Шпионские страсти». Режиссер озвучил голосом Высоцкого ресторанную певицу, которая поет полторы строфы романса «Очи черные». Знаменитый голос неузнаваем из-за увеличенной скорости записи.
«ПОСЛУШАЙТЕ!»
Работа над спектаклем по произведениям В.Маяковского, начатая в феврале прошлого года, подходила к концу. В середине марта спектакль был готов и ждал публику.
Ю.Любимов для написания инсценировки спектакля привлек В.Смехова, который страстно любил Маяковского и еще шестиклассником победил на конкурсе чтецов с его стихами. В спектакль вошло много стихов, воспоминаний — целая история жизни. Н.Эрдман, хорошо знавший Маяковского, предложил за основу инсценировки взять его раннее произведение «Облако в штанах». Е.Евтушенко настаивал на обязательном внесении в спектакль стихотворения «Послушайте!..», название которого и легло в название спектакля. Речь шла о диспутах и врагах, одиночестве и борьбе последних лет, о гибели и бессмертии поэта...
Художник Энар Стенберг предложил очень оригинальное оформление — кубики с азбукой. С ними работают: из них строят станки-площадки для мизансцен, из них возникают пьедесталы памятников двух великих поэтов — Пушкина и Маяковского, из них складываются неожиданные лозунги или слова-пародии. Зрителя, входящего в зал, интригует темная открытая сцена, на портале которой с двух сторон наверху затворенные ставнями окна. На одном — крупная буква «М», над другим «Ж». Оттуда — это только потом становится ясно, — как из отхожих мест, будут лить на поэта потоки грязи, хулы, несправедливых обвинений, пошлостей и откровенной злобы.
С самого начала работы над спектаклем возникла идея сделать спектакль «о разных Маяковских» — расчленить роль Маяковского. Ю. Любимов распределил роль поэта между пятью актерами, и все пятеро одновременно находятся на сцене. Спектакль от этого не упрощался, а становился сложнее. Каждому из пяти актеров предстояло сыграть только одну грань поэта и человека. Смехов, Высоцкий, Хмельницкий, Золотухин и Насонов играли так, что образ Поэта получался от такого расчленения очень цельным, но и многогранным. Это была еще одна загадка и достоинство любимовского метода.
«Я хочу быть понят своей страной» — эта строфа начинала спектакль, и она же повторялась перед финалом. Круг замыкался. Проблема не только оставалась, она трагически обострялась в конце спектакля, когда один за другим покидали зрительный зал пять актеров, игравших Маяковского. Уходили, как уходил когда-то поэт из зала, вынудившего его уйти.
Вряд ли можно назвать какой-либо спектакль «Таганки», рождение которого происходило легко и безболезненно. Это положение было настолько ненормальным, что выработался особый критерий ценности спектакля — по количеству сделанных замечаний на просмотрах или по числу этих самых просмотров. В этом смысле судьба «Послушайте!» традиционна — особых претензий нет, все вроде бы «за», но инстинктивное чиновничье «не пущать!» срабатывает и здесь.
О ситуации, когда искусством ведали люди в искусстве несведущие, скульптор Э.Неизвестный, который тоже страдал от их произвола, сказал так: «История знала художника-жреца, художника-философа, художника-безумца, художника-революционера... Соцреализм родил монстра — художника-чиновника. Это так же противоестественно, как пожарный-поджигатель или доктор-убийца». Обычно комиссия из 15 — 30 человек: из райкома и горкома партии, из районного отдела и городского управления культуры, республиканского и союзного министерств культуры — решала, «быть или не быть» спектаклю. И в эти годы роль режиссера сводилась не к тому, чтобы поставить спектакль, а к тому, чтобы «пробивать спектакль». Представители органов культуры искали в новой постановке «идеологические неточности», «ненужные ассоциации», а художественный совет театра пытался спасти спектакль ценой минимальных потерь. Протоколы заседаний худсоветов документируют противостояние между Театром и Управлением культуры.
Из протокола обсуждения 8 апреля 1967 года:
B. Золотухин: «Мы просим, чтобы сейчас мы знали судьбу нашего спектакля, мы год работали и хотим слышать правду».
Б.Родионов (начальник Управления культуры): «Сказать о судьбе. Вы сыграли очень ответственный спектакль — ив понедельник мы обсудим. Нотки беспокойства ни к чему — нужно играть. Благодарим театр за большую работу и доведем работу до конца. Зритель будет смотреть».
«Искусствоведы в штатском» ушли с обсуждения. Их не интересовало мнение оставшихся в зале специалистов. Они ушли, чтобы выяснить мнение «высоких инстанций». О.Ефремов, присутствующий на обсуждении, сделал вывод: «Те, кто ушел, не решают сами». Худсовет продолжался.
C. Кирсанов (поэт): «Сегодня звучали те слова Маяковского, которые раньше были многоточиями. Спектакль — первый шаг к правде».
A. Арбузов (драматург): «Меня этот спектакль потряс. Это одно из самых лучших представлений, которые когда-нибудь я видел».
Н.Эрдман: «Этот спектакль — лучший венок на могилу Маяковского в этот юбилейный год».
Б.Львов-Анохин (режиссер): «Сегодня у меня было одно из самых сильных потрясений».
B. Шкловский: «Вы открыли нашей молодежи Маяковского... Это исторический спектакль, он освежает нам историю настоящую и будущую, глубоко партийный спектакль. Маяковский любил говорить: "Поэт хочет, чтоб вышло, а чиновник, мещанин... как бы чего не вышло..."»
А.Анастасьев (критик): «Мне думается, что у этого спектакля будет сложная судьба, и нам нужно всем постараться помочь пробить ему дорогу».
А.Анастасьев как в воду смотрел — на разборе в Управлении культуры в назначенный понедельник спектакль запретили показывать публике до внесения изменений. По их мнению: «...Выбор отрывков и цитат чрезвычайно тенденциозен. Например, обыватель-Калягин с торжеством заявляет, что В.И.Ленин похвалил только одно стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся», а вообще вождь ругал поэта, не любил его. Причем ленинский текст издевательски произносится из окошка, на котором, как в уборной, написано «М», "...B спектакле Маяковского играют одновременно пять актеров. Но это не спасает положения: поэт предстает перед зрителями обозленным и затравленным бойцом-одиночкой. Он одинок в советском обществе. У него — ни друзей, ни защитников. У него нет выхода. И, в конце концов, как логический выход — самоубийство"».
Ю.Любимов не смог сдержать свои эмоции: «Все эти ваши высказывания меня чрезвычайно угнетают и убивают за все эти три года, в течение которых я руководил театром. Не проходило ни одного спектакля, чтобы ваше Министерство культуры РСФСР все время тенденциозно не било в один бок, и било наш театр... Почему вы считаете, что вы всегда правы? Причем вы берете на себя необоснованную смелость говорить от имени всего советского народа, от имени партии и всех советских зрителей. Вы говорите, что так нужно. А почему у вас нет никогда сомнений, почему вы думаете, что, может быть, в чем-то вы не правы».
В.Высоцкий: «Я хотел бы выступления, которые были с обеих сторон, прочитать в газете, чтобы вышел спектакль и я читал бы критическую статью о нем. Я хотел бы прочитать в статье, что возникает тема одиночества. Почему об этом говорят перед выпуском спектакля? Сейчас идет речь, чтобы спектакль начали играть, потому что мы год жизни отдали за него. Я так же волнуюсь, как все. Мы можем растерять все».
Из письма в театр от Управления культуры: «Просим Вас направить в Главлит тексты к спектаклю «Послушайте!» В.Маяковского. Эти тексты в композиции залитованы, но так как их разбрасывают артисты в зрительный зал, необходимо отдельно послать их в Главлит».
Актеры по ходу действия раздавали зрителям листки со стихами Маяковского. Это казалось опасным в эпоху, когда был запрещен прямой эфир на телевидении, и если прямой контакт со зрителем нельзя было полностью уничтожить в театре, то его необходимо держать под контролем чиновников от культуры.
После всех баталий, тяжелых для обеих сторон — настоящей культурой и Управлением культуры — 16 мая 1967 года состоялась премьера поэтического представления в двух действиях, четырех частях: любовь, война, революция, искусство...
Из статьи критика Т.Шах-Азизовой, опубликованной в журнале «Театр» № 12 за тот год: «Кто сейчас один сыграл бы Маяковского, где найдется конгениальный актер? Слишком нетипичен, из ряда вон, несравним Маяковский. Мы поверим только кино- и фотодокументу. Актер самый яркий, все равно окажется непохож — а приблизительность в данном случае недопустима. Величина и вечность Маяковского для театра бесспорная истина. Это спокойное убеждение высказано однажды, в инсценировке «Юбилейного», но устами не кого иного как Пушкина.