Критик Н.Крымова в 84-м году в статье, посвященной актерскому таланту Высоцкого, напишет: «Совсем молодым Высоцкий именно в кино сыграл одну роль, по которой можно было понять, какого масштаба этот актер. Никто не ждал, что поручик Брусенцов станет столь глубоким актерским созданием. Партнеры говорят, что все произошло от совпадения роли со стихийным, «нутряным» темпераментом Высоцкого. Стихия в нем, действительно, жила. Но, как обнаружил экран, было и другое. Равнодушие ко всем накопленным в подобных ролях приемам; способность пройти мимо этих штампов, даже краем их не зацепив; в момент наивысшего буйства темперамента — подсознательное ощущение кинокамеры и той точной меры, которая нужна кинопленке. Все это есть не что иное, как высший актерский профессионализм.
Он получил достаточно формальные задачи: перекричать толпу на пристани, провести через эту толпу коня и т. п. Экран обнажил, насколько неформально, осмысленно и одержимо выполнял все это Высоцкий. Ему дали коня. Он взял его так, как берет лошадь только тот, кто связан с ней жизнью. Взял и приблизил к себе конскую морду, как потом делал это только в песнях. Конь и человек слились в одно. И на экране конь стал символом жизни. Естественное и прекрасное братство коня и человека кончилось смертью — человек, потерявший веру, своей рукой уничтожал и этот высший природный союз, и самого себя. Высоцкий играл трагедию, безо всяких на то поправок, — крупно, резко, до конца. Роль Брусенцова осталась лучшим его созданием на экране».
Кроме собственной интересной работы над ролью Брусенцова, Высоцкому повезло в том, что с ним рядом работали очень талантливые актеры: А.Папанов, И.Саввина, Ростислав и Олег Янковские, В.Смехов, И.Будрайтис, Р.Быков, А.Демидова...
Во время съемок Е.Карелов знакомит Высоцкого со своим однокашником по ВГИКу польским режиссером и сценаристом Ежи Гоффманом. Пройдет несколько лет, и Высоцкий вместе с женой много раз будут дорогими гостями четы Гоффман в Варшаве.
Это была первая его работа с талантливыми сценаристами Ю.Дунским и В.Фридом. Позднее они будут писать сценарии специально «под Высоцкого», очевидно, под впечатлением общения с ним при работе над этим фильмом. Так, сценаристы предложили Высоцкому роль матроса в фильме «Красная площадь», который 1970 году снимал В.Ордынский, но режиссер кандидатуру не утвердил, и роль в фильме исполнил С.Никоненко.
А в фильме Е.Карелова «Высокое звание» (1973 г.) роль маршала Шаповалова, написанную «под Высоцкого», сыграл Евгений Матвеев. Белогвардейца ему разрешили сыграть, а вот роль маршала не доверили. Заключение начальства студии: убедительнее всех Высоцкий, но играть будет Матвеев.
В.Фрид рассказывал о Высоцком: «В общении он был чрезвычайно приятен — приветлив, тактичен, никакой «актерской» развязности, никакого актерского желания понравиться. В его суждениях о книгах и фильмах присутствовали и ум, и вкус, в оценках людей — терпимость и доброжелательность. Простодушия, свойственного персонажам его песен, в нем самом не было и в помине. Он был политичен и осмотрителен, прекрасно знал, выражаясь языком все тех же персонажей, «с кем вась-вась», а «с кем кусь-кусь». И в то же время, в самых различных ситуациях он держался очень естественно, всегда оставался самим собой. Роль Брусенцова он играл превосходно, и, кажется, сам остался доволен этой работой».
Высоцкий действительно остался доволен работой в этом фильме. Однако и здесь не обошлось без купюр. Режиссеру показалось, что благодаря яркой игре Высоцкого линия Брусенцова стала главной в фильме, а ведь по названию и сценарию главными в фильме должны быть роли, сыгранные Янковским и Быковым. И чтобы исправить крен, режиссер с согласия сценаристов вырезал несколько сцен с Высоцким.
В.Высоцкий: «...Когда они посмотрели, получилось, что этот белый офицер — единственный, кто вел себя как мужчина. А остальные... Один там молчит, а другой все время пытается нас потешать. Очень проигрывают Быков и Янковский, — но не они как артисты, а их персонажи рядом с моим. И поэтому что, значит, делать? — ножницы есть. И почти ничего не осталось от роли. Я думал, что это будет лучшей ролью, которую мне удастся вообще когда-нибудь сыграть в кино. И так оно, возможно, и было бы, если бы дошло до вас то, что снято. Но этого не получилось».
По этому поводу интересны воспоминания Ии Саввиной: «...нашу лучшую сцену с Володей вырезали и выбросили. Мне ее так жалко, ну просто не передать! Как он там работал, сколько было любви, сколько нежности у этого Брусенцова. По фильму он резкий, озлобленный, а тут был нежнейший человек, любящий. И вот эту сцену вымарали. Это была так называемая «постельная сцена», но с очень серьезным разговором, в котором, в общем-то, и раскрывается характер этих героев — людей, перемолотых тем временем, — их трагическая судьба...
У женщины этой не было другого таланта, кроме таланта любить и быть женщиной. Ведь когда он застрелился, у нее ничего другого в жизни не осталось. Ничего. И — гибель. А он — он тоже не представляет себе, как можно существовать без России. А Родину у него отняли, растоптали. Поэтому он в результате стреляется.
И уж больно хорошая сцена получилась, где два человека, оба выброшенные из этой жизни, рвутся куда-то от своей земли, но, кроме нее, ничего другого не могут себе вообразить. И ничего у них не осталось, кроме их любви. И выбросили эту сцену именно затем, чтобы не показать, будто белогвардейцы могут так любить. Они на фоне других персонажей очень выигрывали, становились главными. Допустить этого было нельзя...
Сцена наша снималась на «Мосфильме» в декорациях. Получилось прелестно, все были восхищены. А когда она вылетела, то там следует уже венчание, и становится просто непонятно: откуда это, почему? Какие-то эпизодики... Где они успели полюбить друг друга? А может, и не полюбили, а вообще неизвестно что... Жаль сцену. Володя ее тоже очень любил. Она делала характер Брусенцова шире, обаятельнее, мощнее, трагичнее».
Из-за вырезанных сцен финал картины получился несколько смазанным. В описанной сцене было ясно показано, что без Родины Брусенцову не жить. Поскольку это осталось за кадром, становятся не совсем понятными его дальнейшие поступки, особенно самоубийство. Ведь на корабль-то, куда Брусенцов так рвался, — он попал. Не из-за лошади же он стрелялся? И уж тем более не в лошадь! Хотя у многих зрителей сложилось именно такое впечатление...
Это был уже 67-й год. Но и тогда еще облик Высоцкого для многих не вязался с его песнями.
Вспоминает Ия Саввина: «...Самое смешное в том, что я знала: существует такой поэт — Высоцкий, песенник. Но эти две фамилии никогда в сознании не соединялись. И лишь когда мы начали сниматься — это был первый съемочный день — ив перерыве пошли перекусить, то там стояла гитара. Володе ее дали, и он начал петь. И первое, что я услышала от него лично, было «Лукоморье». Когда он спел, я в ту же секунду влюбилась в его песни. Ну, абсолютно. Вся целиком, без остатка. Вокруг тоже восприняли его песни с восторгом. Тогда он воодушевился. Спел еще несколько песен, и я, что называется, «с открытой варежкой», спросила: «Володя! А кто все это сочиняет?» Он посмотрел недоуменно, и вся труппа — с явным подозрением, что я немножко не в себе... И только поняв по моему лицу, что я не издеваюсь, а, действительно, темнота непробудная в этом плане, он спокойно сказал: «Моя жена! Все песни сочиняет моя жена». Вот после этого до меня и дошло, что это один и тот же человек».
В этом году в театр приходит работать Иван Бортник. Ученик Любимова в Щукинском училище, он семь лет проработал в Театре им. Гоголя.
Через много лет И.Бортник будет вспоминать свой приход на «Таганку»: «До прихода в Театр на Таганке я вообще не знал, кто такой Высоцкий. Песен его не слушал — у меня тогда и магнитофона-то не было. Так, в каких-то компаниях звучало что-то блатное, хриплое. Подумал тогда: черт, какой-то талантливый, сидевший человек. И все вокруг: «Высоцкий, Высоцкий». Да кто такой, думаю, Высоцкий? А в 67-м пришел в театр, ну и познакомились. На чем сошлись? Не знаю, наверное, детство одно — послевоенное, любовь к поэзии. А потом, видимо, характер у нас схожий».
«Ах, Ваня, Ваня Бортник, тихий сапа. Как я горжусь, что я с тобой на ты», — эти строчки посвятил своему близкому другу Высоцкий. Схожесть интересов и характеров, похожее московское детство, и, скорее всего, обоюдная симпатия очень их сблизили. Они, такие разные, в труппе «Таганки» были ближайшими друзьями, связанными по-мужски и в радости, и в бедах. Владимиру очень нравилось, что Иван любит поэзию и знает много стихов. В их отношениях была даже какая-то заботливость и нежность друг к другу. Так и осталось до конца жизни...
«ПУГАЧЕВ»
Хлопуше железными цепями перекрыли путь к Пугачеву.
Цепь буквально влипла в горло Высоцкого. Я оцепенел.
Накал страсти, с которой Высоцкий играл, был столь горяч, столь высок...
И при этом — цепь у горла...
Д. Боровский
Сезон 67—68-го годов в Театре на Таганке начался работой над завершением постановки «Пугачева». Этот спектакль рождался очень трудно. Хотя трудности эти были скорее внутренние, творческие, чем те, которые обычно сопровождали выход каждого спектакля и создавались «высшими инстанциями».
Но и тут у «инстанций» не было единодушия. Выдержка из протокола обсуждения спектакля от 16 ноября 1967 года представителями Управления культуры исполкома Моссовета:
...Б.Родионов (начальник Управления культуры): «Сегодня мы окончательного решения не примем. Но общее мнение можно найти, чтобы доложить соответствующим инстанциям выше».
...Представитель Министерства культуры СССР: «...Страстно сыграно, страстно прочитано. Впервые серьезно прочитан Есенин. Пугачев и Хлопуша прочитаны не только страстно, но воспаленно — и это великолепно!..»
Б.Родионов: «...Найдите в себе силы отказаться от мишуры... Если вы не выпустите этот спектакль — это будет преступление».