30 ноября в 12 часов — концерт в Политехническом институте, затем самолет в Москву, потому что вечером того же дня был спектакль.
Куйбышевские выступления имели последствия как для организаторов, так и для самого артиста. Министр культуры Е.Фурцева на Пленуме ЦК поносила обком комсомола за то, что «допустили» Высоцкого, а у Высоцкого ушла боязнь огромного зрительского пространства, он почувствовал власть над многотысячной аудиторией.
В декабре у Высоцкого еще одна неудача в кино. Вместе с О.Далем и И.Саввиной он пробуется в фильме-сказке Виктора Титова «Солдат и царица».
Из воспоминаний В.Титова: «Володя, снимаясь на пробах в роли Дурака, придумал изумительный грим. Это незабываемо. Концепция этой роли в фильме заключалась в том, что Дурак не видит насилия. Вернее, не хочет его видеть. А как это может быть, если насилие происходит наяву. Поэтому он придумал себе потрясающую маску. Он попросил нашего гримера нарисовать на веках глаза, свои собственные глаза, со зрачками точно такого же зеленоватого цвета.
Когда Высоцкий закрывал глаза, то получалось, что они открыты. Такой по-идиотски чудесный прием. Получался глубокий философский образ. Можно сказать, что в мировом лицедействе роль шута была одна из самых древних и величайших тем. И все-таки он нашел свое решение! Поразительно. Я нигде не встречал подобного приема. Он предложил, а я ухватился за эту идею. Потрясающе!»
Ни Высоцкого, ни Саввину на роли не утвердили. Вместо них в фильме снялись Валерий Носик и Екатерина Васильева...
К концу 67-го года Высоцкий почувствовал, что физически выдыхается. Нагрузка была огромной. Не ладилось в семье. Он жаловался как-то В.Золотухину: «Детей не вижу. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину. Орут... Совершенно неправильное воспитание».
Совсем неясны были отношения с Мариной. Он стал нервным, раздражительным, часто возникают конфликты с Любимовым. Надвигался очередной кризис, очередной срыв...
«ОХОТА НА ВОЛКОВ» 1968 г.
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера!
В ходе Всеамериканской кампании протеста «Молодежь против войны во Вьетнаме» студент-демонстрант вышел с плакатом «1968 — год неспокойного Солнца. Всякое может случиться». И действительно случилось: 1968-й был годом високосным, годом Олимпийских игр, годом президентских выборов в США и годом пика солнечной активности. В жизни Высоцкого этот год оказался очень сложным. Может быть, самым сложным в жизни...
Рвусь из сил — и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять как вчера:
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера!
Эти строчки и вся песня «Охота на волков», написанная в этом году, биографичны для Высоцкого. Наступила длинная «черная полоса» в его жизни — неудача с выпуском «Интервенции», драматические события в театре: снятие нескольких спектаклей, угроза увольнения Любимова и закрытия театра; полный разлад в семье, погромные статьи в печати и т. п. А самое главное — болезнь, которая усугублялась обстоятельствами и усугубляла сами обстоятельства. Песня возникла как реакция поэта на серию злобных статей против него, опубликованных как в центральной, так и в провинциальной прессе, хотя, конечно, обобщала и более широкий опыт его человеческого и творческого существования. Эти разгромные статьи имели целью опорочить имя поэта и его творчество. Нужно было дать достойный отпор, и в ответ на злобные нападки прогремела «Охота на волков».
Причиной многих, мягко говоря, неприятностей этого года были события, осознанные значительно позже и происходящие сравнительно далеко. На своем съезде писатели Чехословакии первыми заговорили о бюрократизации социализма, о классе номенклатуры, об отстранении народа от власти. Эти речи находят отклик в ЦК КПЧ, и споры о социализме переносятся в высшие кабинеты республики. Избранный в январе Первым секретарем ЦК КПЧ Александр Дубчек и его коллеги развивают гласность, перестройку и демократизацию, призывают проводить «такую политику, чтобы социализм не утратил свое человеческое лицо». Признается право на существование политической оппозиции, критикуется тоталитаризм, реабилитируются жертвы репрессий. Поощряя свободу дискуссий, 4 марта ЦК компартии Чехословакии отменяет цензуру. Пришла «Пражская весна». Похожие события развиваются в Польше и Венгрии...
Советское руководство сильно встревожилось — возникла угроза ухода Чехословакии из-под влияния Варшавского Договора, ухода из лагеря социализма и влияния чехословацких реформ на умы в самом СССР. Идеологическая пропагандистская машина заработала в полную силу во имя спасения единства соцлагеря под лозунгом «никому и никогда не будет позволено вырвать ни одного звена из могучего содружества социалистических государств!».
Началась кампания «закручивания гаек» в идеологии, культуре и общественных науках, заметно ухудшалась психологическая и политическая атмосфера в стране. Еще в прошлом году по инициативе Ю. Андропова в КГБ было организовано Пятое управление, направленное на борьбу с проникновением чуждой идеологии. Возглавляемая этим управлением многотысячная армия советских пропагандистов была мобилизована на разъяснение угрозы, исходящей от «чехословацких ревизионистов».
К инакомыслящим, активно проявлявшим общественное самосознание, советская репрессивная машина еще в сентябре 66-го придумала печально знаменитые статьи УК РСФСР 190-1 и 190-3, предусматривающие наказание за «систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», «активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Эти статьи, в обход Конституции, делали законными преследования диссидентов. Судебные разбирательства, как правило, заканчивались для них тюрьмами или психбольницами. Первая акция — 12 января 1968 года — суд над А.Гинзбургом и Ю.Галансковым. Оба приговорены к 7 годам в ИТК строгого режима за публикацию в эмигрантском «Посеве» «Белой книги по делу А.Синявского и Ю.Даниэля» и выступление на Пушкинской площади в Москве, в котором ими были выдвинуты требования соблюдения в СССР — не какой-то там буржуазной Декларации прав человека, — а всего лишь положений Конституции СССР. Затем были арестованы В.Буковский, И.Габай, В.Хаустов и многие другие. В этот водоворот попали и Театр на Таганке... и Высоцкий.
Мощная пропагандистская кампания могла показаться излишней — зачем тратить столько сил «руководящей и направляющей» в стране «всеобщего одобрения»? Однако ответственные за «духовную лояльность» в ЦК КПСС во главе с М.Сусловым думали по-другому. Была дана установка давить любое проявление инакомыслия во всех областях жизни страны. 9—10 апреля состоялся Пленум ЦК КПСС, который призвал все партийные организации «вести наступательную борьбу против буржуазной идеологии, активно выступать против попыток протаскивания в отдельных произведениях литературы, искусства и других произведениях взглядов, чуждых социалистической идеологии советского общества». Поэтому весь этот год для Театра на Таганке и для Высоцкого будет проходить под знаком этих событий.
В этот сложный период Высоцкий пишет песни к восьми кинофильмам и одному спектаклю. Причем почти все можно отнести к лучшим его произведениям: «Банька по-белому», «Охота на волков», «Я не люблю», «Сыновья уходят в бой» и другие. Он снимается в кино, выступает с концертами, пишет прозу... Он борется...
В январском номере журнала «Советская эстрада и цирк» Наталья Крымова впервые дала развернутую оценку творчества Высоцкого. До этого были краткие рецензии на работы актера в театре и кино. В своей статье Н.Крымова на примере актеров различных театров — В.Рецептера, С.Юрского и В.Высоцкого — показала стремление драматических артистов к эстраде, к публичному выступлению персонально, а не в составе исполнителей в спектакле.
В частности, о Высоцком: «Высоцкий выходит на эстраду как автор песен — поэт и композитор. Театр сформировал этого актера по своему образу и подобию. В таком виде он и вышел на эстраду — шансонье с «Таганки». Особый тип нашего, отечественного шансонье. Можно гордиться, что он, наконец, появился. Появился и сразу потеснил тех исполнителей эстрадных песен, которые покорно привязаны к своим аккомпаниаторам, чужому тексту, чужой музыке. Новый живой характер не вошел даже, а ворвался на эстраду, принеся песню, где все слито воедино: текст, музыка, трактовка. Песню, которую слушаешь как драматический монолог. Песни Высоцкого в нем рождаются, в нем живут и во многом теряют свою жизнеспособность вне его манеры исполнения, вне его нервного напора, вне его дикции, а главное — заражающей энергии мысли и чувства, вне его характера.
Юрий Любимов отбирал, воспитывал и всячески поддерживал актеров, способных к синтетическому искусству. Умеешь петь — прекрасно, играешь на гитаре — вот тебе гитара. Кроме того, надо научиться акробатике, пантомиме, чтению стихов, психологическим этюдам — все это пригодится, из всего этого будет строиться спектакль. Сочинительским, импровизационным способностям актеров давался полный простор. Это, конечно, особая школа и особый театр. Он нуждается лишь в коврике и зрителях, остальное творит искусство актера и фантазия присутствующих.
Высоцкий — один из представителей такого «уличного» театра, и поэтому он легко, с какой-то безрассудной свободой шагает на эстраду. Поистине, ему нужен только коврик. Или микрофон, если уж он выдуман современной техникой. И гитара, конечно. Но можно и без нее — он будет читать стихи, изображать Керенского, Гитлера или кого-нибудь еще. Все это он делает артистично, лихо, с идеальным чувством эстрадной формы, начала и конца номера, с тем блаженством одиночества на подмостках, которое как божий дар дается артистам эстрады. Но лучшее у Высоцкого, конечно, его песни. Кто-то сказал про него, что под ним пол ходит, когда он появляется на сцене. Это верно. Особая пружинистость темперамента составляет суть его обаяния. Но когда он берет в руки гитару, когда успокаиваются его руки и ноги, становятся сосредоточенными обращенные к зрителям глаза — когда актер остается самим собой, — тут начинается самое интересное.