Из тоненькой книжечки Н.Гумилева они выучили наизусть «Капитанов» и «Рабочего». Больше всего их интересовали неожиданные образы, метафоры или сравнения. Такие строчки, как «шампанское — в лилию, в шампанское — лилию!» или «так что сыплется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет», вызывали у них восторг и удивление.
А когда на целый месяц к ним попал сборник рассказов И.Бабеля, они настолько были очарованы запоминающимся своими неожиданными деталями, сравнениями и лексикой одесским юмором, что стали говорить «языком» Бени Крика и Фроима Грача. В разговорах с одноклассниками они к месту и не к месту вставляли: «...потому что у вас на носу пенсне, а в душе осень», «пусть вас не волнует этих глупостей...» и т. п. А во взрослой жизни Высоцкий в своем шедевре «Кони привередливые» использует, чуть изменив, бабелевскую строчку — «Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!» из рассказа «Смерть Долгушова».
Увлечение словесностью подталкивало на робкие попытки сочинить что-то самим. Сначала это были веселые эпиграммы друг на друга, на одноклассников, на друзей по Большому Каретному.
И.Кохановский: «Я однажды получил травму, и мне надо было вставлять зубы. Мне вставили — и, как тогда было модно, один зуб стал золотым, и Володя написал в связи с этим вот такую эпиграмму:
Напившись, ты умрешь под забором,
Не заплачет никто над тобой.
Подойдут к тебе гадкие воры,
Тырснут кепку и зуб золотой.
В день «последнего звонка» они за четыре урока написали что-то вроде «отчета» за десятилетку — о школьной жизни, об учителях... Получилась целая поэма в двадцать строф.
24 июня 1955 года на торжественном выпускном вечере Высоцкому Владимиру Семеновичу был вручен аттестат зрелости за № 942136. В аттестате были проставлены отметки по 14 предметам, из которых пять были пятерки, остальные — четверки.
ВЫБОР ПРОФЕССИИ 1955—1960 гг.
Родители хотели, чтобы я стал нормальным советским инженером,
и я поступил в Московский строительный институт на механический факультет.
Но потом почувствовал, что мне это... словом, невмоготу...
Любовь матери к театру, переданная сыну, детские игры «в театр», занятия в драмкружке и, скорее всего, внутренняя тяга к театральному действу привели к решению поступить в театральный вуз после окончания школы.
В.Высоцкий:
«У меня в семье не было никого из актеров и режиссеров, короче говоря — никого из людей искусства. Но моя мама очень любила театр и с самых-самых малых лет каждую субботу, лет до 13 — 14, водила меня в театр. И это, наверное, осталось. Видно, в душе каждого человека остается маленький уголок от детства, который открывается навстречу искусству».
Но взрослые члены семьи — родители и дед — не принимали всерьез профессию актера, не разглядели призвания в сыне и внуке. Когда после окончания школы друзья — Игорь и Владимир — пришли к Семену Владимировичу за советом, он четко, по-военному сказал: «Значит так, молодежь, слушай сюда. Чтобы всегда был кусок хлеба, нужно идти в технический вуз».
Особенно отговаривал внука от театральной карьеры дедушка, он обладал даром убеждать. Убедили. А в какой механический вуз пойти, если у тебя нет призвания ни к чему «механическому»? Самые красивые пригласительные билеты на день открытых дверей для выпускников школ приготовил Инженерно-строительный институт им. Куйбышева. Конкурс не напугал, и два «Васька» — Владимир и Игорь — 25 июня 1955 года подали заявления в МИСИ.
Перед подачей документов Высоцкий забежал к Богомолову. Мудрый Владимир Николаевич, подлинный мастер театральной педагогики, не стал отговаривать своего ученика, сказав ему: «Со временем ты сам в себе разберешься, и все станет на свои места».
В институты охотно брали спортсменов. Неофициальная «приемная комиссия» у Кохановского спросила: «У вас есть спортивный разряд?» — «Есть первый по хоккею с шайбой». — «Все, — говорят, — мы тебя берем». — «А я с другом, — сказал Игорь, — если помогать, то двоим!» Действительно, Кохановский тогда играл в юношеской команде ЦСКА, а вот друг клюшку в руках не держал. Но помогли: указали накануне темы сочинений... Володя выбрал тему «Обломов и обломовщина» и благополучно списал, сделав для достоверности ошибку. На математике вчерашним школьникам пришлось туго — экзаменатор гонял нещадно. Помогло то, что школьный учитель по математике Николай Тимофеевич Крюков сумел привить юношам любовь к своему предмету. Четверка по математике, пятерки по физике и французскому обеспечили строчку в Приказе № 403 ректора МИСИ от 23 августа 1955 года: «Зачислить в число студентов 1-го курса механического факультета т. Высоцкого B.C. без предоставления общежития».
В том, 1955 году на каждое место мехфака МИСИ претендовали 17 человек. Можно было понять радость поступивших и особенно их родителей.
Первые месяцы студенческой жизни друзья относились к занятиям с прохладцей, очень много лекций и занятий прогуливали. Не лежала душа у Владимира к учебе в этом институте, и он подает заявление с просьбой его отчислить. Сохранился Приказ по институту от 24 декабря 1955 года: «Приказ № 705. Студента 1-го курса 3-й группы механического факультета Высоцкого B.C. отчислить из института по собственному желанию. Основание: заявление студента Высоцкого B.C. от 23 декабря 1955 года». Так не состоялся инженер-механик по землеройным машинам. Некоторое время он еще приходил на улицу Разгуляй в старое здание института, здесь на механическом факультете оставались его друзья — Игорь Кохановский, Слава Соколов, Олег Харо.
Узнав о решении Володи, Нина Максимовна бросилась за советом к самому мудрому в семье — к деду Владимиру Семеновичу. Тот посоветовал обратиться в деканат, чтобы «совместными усилиями удержать парня на правильном пути». Так и сделали. Декан вызвал Володю и в присутствии матери сказал ему: «Высоцкий, не делайте опрометчивого шага, у вас явные способности к математике». — «Вполне возможно, — упрямо ответил Володя, — но инженером я быть не хочу и не буду. Это не мое, понимаете? Так зачем же мне занимать место, предназначенное для другого, которому это нужнее, чем мне».
Родителей волновал «кусок хлеба», Владимира — призвание. Зная тяжелый, взрывной и темпераментный характер отца, решили его пока не извещать о случившемся.
И.Кохановский вспоминает: «25 января я приехал к Володе — был день его рождения, а я к тому же сдал свою первую сессию. Он болел — сильно простудил горло, был закутан в оренбургский платок и говорить старался тише. Мы вдруг вспомнили все, что произошло с нами за последнее время, и написали об этом песню — как сдавали выпускные экзамены, как готовились поступить в институт, как поступали, как сразу же через неделю учебы нас послали на картошку, как мы «помогали» колхозничкам выполнять Госплан, как «Васечек» бросил институт, и вот как он теперь заболел, а ему бюллетень ни к чему, и как он болеет, вместо того чтобы готовиться к поступлению в Школу-студию МХАТ. Песня была очень длинная (на мотив одной из песен популярной тогда радиопостановки «Поддубенские частушки» по рассказам С.Антонова) и почти забылась, но последний куплет был таким:
А коль во МХАТ не попадет,
раздавим поллитровочку,
Васек в солдатики пойдет
носить ружье-винтовочку.
Песня была тут же исполнена нами под аккомпанемент на гитаре (Володя тогда еще только учился этому немудреному искусству) его соседям по квартире и даже вызвала смех».
Не исключено, что друзья по Большому Каретному помогли Высоцкому в выборе профессии. У Левона Кочаряна был собственный похожий опыт. Прежде чем стать режиссером, он некоторое время учился в училище гражданской авиации, потом в 1947 году, вместе с Юлианом Семеновым и Владимиром Цветовым, — в Институте востоковедения, потом — на юридическом, закончил МГУ, затем — Высшие оперативные курсы и работал какое-то время в МУРе. И все же ушел в кинематограф, став незаменимым на «Мосфильме» вторым режиссером — «первым среди вторых».
Артур Макаров тоже не сразу стал киносценаристом. Он два года учился в Саратовском танковом училище, выступал на ринге и был чемпионом по боксу Приволжского военного округа, пока на учениях не обрушился ему на голову ствол башенной пушки. В результате — комиссовали из армии, и он после получения необходимого тогда рабочего стажа поступил в Литературный институт. Потом был изгнан из «кузницы советских писателей» вместе с Беллой Ахмадулиной и Леонидом Завальнюком за отказ подписать письмо против Б.Пастернака и защищал диплом, продолжая учиться на заочном отделении.
Так же и Андрей Тарковский. Начал с художественной школы, проучился несколько месяцев — бросил. Блестяще сдал экзамены в Институт востоковедения, хотя в школе учился кое-как, больше увлекался театральной самодеятельностью. В институте проучился всего полтора года — тоже бросил. После ухода из Института востоковедения был «сослан» матерью на Курейку с геологической партией, подальше от сомнительных друзей. Каждое его увлечение потрясало домашних, и они несколько успокоились только после его поступления во ВГИК.
Володя Акимов в течение пяти лет поступал во ВГИК. А когда наконец поступил — и именно на режиссерский, и именно к Михаилу Ромму, как мечтал, — его с первого курса взяли в армию.
Каждый искал себя в деле, которое могло стать любимым. Друзья разглядели талант у Владимира и подсказали правильное решение. Инна Кочарян вспоминает, что Высоцкий как-то сказал ей:
— Если бы не Лева и Толян, я бы остался в строительном.
Настало время напряженной подготовки к поступлению в театральную студию. Владимир возобновил занятия в кружке у Богомолова. Занимались когда угодно и сколько угодно. Это было время одержимого ученичества... Ставили самое разное: и сцены, и спектакли, большие и маленькие. Кружковцы все делали сами, начиная от костюмов и заканчивая декорациями. Сцены как таковой не было, действие шло прямо на полу, это создавало ощущение настоящей студийности. Постановка по Чехову — «Из записок вспыльчивого человека» — была настоящим, полноценным спектаклем, с декорациями, костюмами, бутафорией, музыкой (он шел под «Свадебный марш» Мендельсона). Нина Максимовна, впервые пришедшая на репетицию, была приятно удивлена уверенной игрой сына. После репетиции она спросила у Богомолова: