неными.
Этот фильм должны были снимать на Кавказе весной 69-го года в том самом Баксанском ущелье, где Высоцкий писал песни для «Вертикали». Однако обстоятельства переместили экспедицию в Крым под Алушту.
У многих людей бывают особые дни, с которых как бы вновь начинается жизнь, новый отсчет. Таким счастливым числом для режиссера Говорухина стало 26 июля 1969 года, когда вертолет, на котором он летел, врезался в гору. Чудом уцелели лишь несколько человек, и среди них Станислав Сергеевич. «Господь прикоснулся к нам рукой», — сказал тогда Говорухин. У него была повреждена ключица, сломаны два ребра и разорван мениск левой ноги; у консультанта фильма Л.Елисеева — компрессионный перелом позвоночника. В результате было принято решение перенести съемки на сентябрь и в Крым.
В августе 69-го находящийся на лечении Говорухин получил от Высоцкого звуковое письмо — на магнитной ленте были записаны две песни, которые Высоцкий предлагал в фильм: «К вершине» («Ты идешь по кромке ледника...») и «Какой был день!» («Ну вот, исчезла дрожь в руках...»).
Первая песня была посвящена Михаилу Хергиани — заслуженному мастеру спорта, многократному чемпиону СССР по альпинизму и скалолазанию, «альпинисту № 1» по неофициальной квалификации, который погиб при восхождении на пик Суальто в итальянских Альпах. Эта песня показалась Говорухину, по его словам, «несколько иллюстративной», а вторая очень понравилась простотой мысли, простотой формы и запоминающейся мелодией:
И пусть пройдет немалый срок —
Мне не забыть,
Что здесь сомнения я смог
В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
«Удач — всегда!..»
А день... какой был день тогда?
Ах да — среда!..
Песня режиссеру понравилась, но в фильм он ее не включил. Говорухину показалось, что песни не могут органично войти в фильм и вообще снижают драматизм происходящего на экране.
Высоцкий обиделся. До этого обычно его песни выкидывало из фильмов кинематографическое начальство. А тут — режиссер, друг...
Состоялся разговор:
— Я знаю, почему ты не вставил мои песни.
— Почему?
— Хотел посмотреть, получится ли у тебя без меня...
Не получилось — фильм прошел по экранам незаметно, никто его не помнит, кроме альпинистов. Говорухин потом жалел о том, что не ввел песни в фильм.
Обе песни не погибли. Высоцкий часто будет исполнять их в своих концертах: «Хорошая песня, в отличие от человека, может жить долго. Хорошие люди много нервничают, беспокоятся, страдают, переживают и потому помирают раньше чем плохие. А с песней наоборот — если она того стоит, ей можно продлить жизнь. Чем больше ее поют, тем дольше она живет».
Кроме того, вторую песню Высоцкий в 76-м году приспособил к морской тематике для фильма Говорухина «Ветер надежды», заменив «снега», «гранит» и «льды» на «волны», «глубины» и «океан». Это был некий компромисс, связанный с «трудоустройством» песни. В первом случае идет речь о тех, чьи имена «снега таят», во втором случае о тех, чьи имена хранит дно океана; в первом варианте герой свято верит «в чистоту снегов и слов», во втором — верит уже «в чистоту глубин и слов» и т. д. К счастью, таких компромиссов и приспособленческих моментов у Высоцкого наблюдается крайне мало.
Участие Высоцкого в съемках фильма «Белый взрыв» заранее не планировалось, но по времени съемки совпали с круизом Владимира и Марины по Черному морю. Они заехали в Алушту к Говорухину, и тот предложил другу сняться в небольшой роли политрука. В это же время там оказался И.Кобзон, который приехал поддержать свою жену Людмилу Гурченко, снимавшуюся в главной роли. Свободное от съемок время проводили вместе.
Кинопробой в этом году закончилось участие Высоцкого в фильме режиссера Л.Головни «Эхо далеких снегов».
И еще одна обидная неудача.
О ней рассказал кинорежиссер Э.Рязанов: «В 1969 году я намеревался снять фильм по знаменитой пьесе Ростана «Сирано де Бержерак». Я пробовал многих актеров, и тогда мне пришла в голову мысль — надо на главную роль французского поэта XVII века взять нашего современного поэта, и предложил роль Евгению Евтушенко.
И вот, в это самое время мы с женой были в театре — сейчас уже не помню в каком. И вдруг я увидел, что впереди на ряд сидят Владимир Высоцкий и Марина Влади. Володя перегнулся, поздоровался и говорит:
— Эльдар Александрович, это правда, что вы собираетесь ставить «Сирано де Бержерака»?
-Да.
— Вы знаете, мне бы очень хотелось попробоваться.
— Понимаете, Володя, я не хочу в этой роли снимать актера, мне хотелось бы снять поэта.
Я совершил, конечно, невероятную бестактность, ведь Володя уже много лет писал. Правда мне он был известен по песням блатным, жаргонным, уличным — по своим ранним песням... Он еще, действительно, не приступил к тем произведениям, которые создали ему имя, создали его славу.
— Но я же тоже пишу.
Сказал он это как-то застенчиво. Я про себя подумал: «Да, конечно, и очень симпатичные песни. Но это все-таки не в том большом смысле поэзия», но промолчал.
Относился я к нему с огромным уважением и как к артисту, и мы договорились, что сделаем пробу.
Мы репетировали, он отдавался этому очень страстно, очень темпераментно. Сняли кинопробу. Тогда картину мне закрыли, причем сделали это грубо, категорично, диктаторски».
Действительно, Рязанов кроме Высоцкого пробовал на роль Сирано очень талантливых актеров: И.Смоктуновского, О.Ефремова, А.Миронова, С.Юрского... Но, отвергнув одного поэта, выбрал другого — Е.Евтушенко, и неудачно. А Высоцкому пришлось всю жизнь убеждать многих в том, что он поэт не только поющий, но, прежде всего, — пишущий, что его творчество не самодеятельность театрального актера, а настоящая поэзия.
Г.Полока:
«Сейчас широко распространено мнение, что жизнь Высоцкому усложняли чиновники. Это заблуждение: не меньше помех ему создавали коллеги по актерскому цеху, да и наш брат — кинематографист».
В мае в Москву собиралась приехать Марина по своим киношным делам.
Высоцкий в разговоре с Золотухиным: «Завтра буду убираться... Марина приезжает... Будет жить у меня... наверное. Решил я купить себе дом... тысяч за семь... Три отдам сразу, а четыре в рассрочку. Марина подала эту идею... Дом я уже нашел со всеми удобствами... обыкновенная деревянная дача в прекрасном состоянии, обставим ее... У меня будет возможность там работать, писать. Марина действует на меня успокаивающе...»
Идея купить или построить дом появилась в связи с тем, что жить у Нины Максимовны было тесно и неудобно, снять квартиру на долгий срок было трудно. С покупкой или постройкой было тоже не просто — Марине не разрешалось жить в большинстве окрестностей Москвы, как иностранке... Несмотря на все препятствия, желание иметь загородный дом остается в силе, а пока — маленькая комната в квартире в Черемушках на улице Телевидения. Марина на свой вкус оформляет это временное убежище, чтобы там можно было жить и работать, старается ладить с Ниной Максимовной.
Вспоминает сосед Высоцких еще по Первой Мещанской М.Яковлев: «Однажды Нина Максимовна пришла к моей тете и рассказала:
— Представляете, возвращаюсь после работы усталая, вымотанная... Падаю на стул, вытягиваю ноги и руки. И вдруг Марина — кинозвезда с мировым именем — стягивает с меня сапоги. Меня это тронуло до слез».
Но жить с матерью было неудобно, не хотелось себя и ее стеснять. Пришлось снимать квартиры. Сначала на Большой Садовой улице, потом — на Фрунзенской набережной, на Матвеевской.
В этот приезд Марина пытается пробить у председателя Комитета по кинематографии А.Романова только что написанный Высоцким киносценарий под названием «Удивительная история очень молодого человека из Ленинграда и девушки из Шербура». По словам Марины, Романов был в восторге, несмотря на фамилию автора. Дальше председательского восторга дело не пошло...
Отношения между Высоцким и Влади в этот период еще остаются неопределенными. И если Владимир всячески стремится к соединению, то Марина находилась в состоянии колебаний. Давиду Карапетяну, который несколько раз привозил ее в больницу к Владимиру, она с усталым раздражением говорила: «Зачем мне все это нужно?!»
Они расстались с ожиданием скорой новой встречи во время следующего кинофестиваля в Москве.
Как только Марина возвратилась в свое поместье под Парижем Мэзон-Лаффит, зазвонил телефон. Это был Высоцкий. Он провел несколько часов на почте, ожидая пока соединят с Парижем, и сочинял...
Мне каждый вечер зажигают свечи,
и образ твой окуривает дым,
и не хочу я знать, что время лечит,
что все проходит вместе с ним.
Сначала он читает стихотворение, а потом: «Возвращайся скорей, без тебя я не знаю, каких глупостей натворю!»
«ПЕРВАЯ КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ»
Совместив приглашение на VI Московский фестиваль и работу по дубляжу фильма «Сюжет для небольшого рассказа», Марина получила визу на несколько недель и в начале июля приезжает в Москву.
Перед этим в течение целого года она вместе с сестрами в парижском театре «Эберто» играла в чеховских «Трех сестрах». Татьяна играла Ольгу, Милица — Машу, а Марина — Ирину. В истории театра это был единственный случай, когда чеховских трех сестер играли действительно родные сестры, профессиональные актрисы. В конце второго действия сестры восторженно кричали: «В Москву! В Москву! В Москву!» И докричались — все вместе приехали на Московский фестиваль.
На фестивале Высоцкий знакомится с Даниэлем Ольбрыхским.
Д.Ольбрыхский: «Мы познакомились на кинофестивале в Москве в 69-м году. С этим событием связан забавный анекдот, который трудно рассказать из-за одного нецензурного слова, которое в оригинале звучит из уст героя рассказа. Нас познакомил переводчик, мой фестивальный опекун: «Это молодой, но уже выдающийся польский актер Даниэль Ольбрыхский, а это — наш поэт, актер, певец Владимир Высоцкий». Уже тогда песни Высоцкого приобретали популярность в Польше, так что я знал, с кем имею дело, но переводчик «приблизил» героя: «...то, что он поэт, гитарист, актер — это правда, но это не самое важное, он... (ну, скажем, любит) Марину Влади!» Это любимый анекдот Марины, которая много раз просила меня, чтобы я рассказал о том, как я познакомился с Володей. Так я встретился с ним первый раз».