«В новелле «Диктатор-завоеватель» по боковым двум дорогам выходят немецкие солдаты (...) и поют песню. Это была первая песня, первые стихи на музыку, которые я написал по заказу нашего главного режиссера, заключил даже договор». (8)
«Еще одна из песен (...) для спектакля «Павшие и живые» — «Зонг о десяти ворчунах». Там, правда, только музыка моя, а текст чужой». (9)
[«Зонг о десяти ворчунах» написан на слова неизвестного немецкого поэта-антифашиста. Кроме того, в финале звучит еще одна песня Высоцкого на стихи молодого белорусского поэта А. Вертинского — «Каждый четвертый».
Во многих концертах Высоцкий иллюстрирует свой рассказ об этом спектакле различными песнями на военную тему («Тот, который не стрелял», «Случай в ресторане», «Разведка боем» и другие), говоря при этом, что. данная песня либо написана для спектакля, либо в нем звучит. На самом деле они написаны уже после премьеры, а спектакль «Павшие и живые» в отличие от «Антимиров» имеет жесткую конструкцию и подобной импровизации — искусственной вставки в его контекст посторонних музыкальных номеров — не допускает. Высоцкий «пристегивал» их к спектаклю лишь затем, чтобы донести до зрителя как можно больше своих песен. Ведь его официально разрешенные лекции назывались «Поэзия и музыка в театре и кино», — Авт.]
«В конце спектакля я пою песню, которая называется «Дорога» [стихи Ю. Левитанско-го]. Это общая наша театральная песня. Так что, видите, приходится очень много делать на сцене (...) — петь, играть на гитаре и играть совершенно различные роли». (12)
«В самых первых представлениях он выходил в общих сценах: в плащ-палатке, с гитарой, в числе других «солдат», и пел вместе со всеми: «По Смоленской дороге...», «Бьется в тесной печурке огонь..,», «Когда зимний вечер уснет тихим сном...». Кроме того, Володя играл Кульчицкого, блестяще читал его стихи: «Я раньше думал: «лейтенант» звучит «налейте нам». Позже он исполнил роль поэта Гудзенко». (2)
Никто из нас не играет никакого поэта. Мы никогда не делаем себе грима, не пытаемся быть похожими на него. И если поэты погибли, то тем более мы не знаем, как они читали, каков их голос. Так что мы не подражаем поэтической манере данного поэта. И это, по-моему, хорошо. (...) Ну зачем прикидываться, быть похожим, скажем, на Кульчицкого или на Когана. [Нужно] читать его стихи. (...) И поэт-то потому и есть поэт, что он индивидуален и ни на кого не похож (...) — чего подражать внешним его данным. (...) И Хмельницкий не похож на Когана, [и] я не похож на Кульчицкого. (...) Поэтому мы стараемся просто хорошо читать стихи, доносить их до зрителей». (10)
«Затем была сцена, где мы играем вчетвером: Юра Смирнов, Высоцкий, Рамзее Джабраилов и я. Фронтальная мизансцена. Мы поем: «Стоим на страже всегда-всегда...» Ставил эту новеллу Петр Фоменко. Тут они с Любимовым совпали в подходе к материалу, и получилось что-то потрясающее! Высоцкий играл здесь Алешкина, играл прекрасно. Потом его в этой роли заменил артист Э. Кошман.
И была еще новелла про Э. Казакевича — самая, пожалуй, сильная сцена в спектакле. Участвовала в ней Алла Демидова, в роли жены Казакевича, Кошман играл друга Казакевича, я — самого Казакевича. А Володя блестяще изображал бюрократа. Он выходил на сцену прямо с письменным столом, великолепно и, главное, очень смешно произносил текст. Причем с украинским акцентом. Все зрители, смотревшие эту сцену — довольно трагическую, надо сказать,— от смеха лежали буквально вповалку. Словом, бюрократа этого Володя высмеивал жутко. Было у него в этой роли много импровизации.
Сцена по тем временам чересчур острая: образ махрового «кагэбэшника», созданный Высоцким, был чрезвычайно сатирическим. Сцену сняли в основном из-за этого, хотя, конечно, не Володя был главной причиной неприязни», (2)
«Спектакль рассказывает о погибших в годы Великой Отечественной войны не только на фронтах, но и в лагерях ГУЛАГа. Эта работа театра, пронизанная болью, сочувствием к невинным жертвам, оказалась не ко времени. Уже начался «откат» от антисталинской платформы XX съезда партии. Чиновники от искусства стремились не допустить показа спектакля на публике...
За спектакль вступились писатели-фронтовики. Под давлением общественности «Павшие и живые» дошли до зрителей. Но дошли в урезанном, искореженном виде. Особенно напугала комиссию Главного управления культуры Моссовета новелла про Э. Казакевича, в которой был занят Владимир Высоцкий,..» (4)
«На премьере эта сцена все-таки была сыграна, но снятие ее было буквально последним условием в списке претензий к постановке, то есть дальнейшая судьба спектакля во многом зависела от того, будет в нем эта сцена иди нет. Так что в готовом виде спектакль после премьеры прошел несколько раз, а потом эту сцену все-таки сняли». (1)
«После «Павших и живых» мы поставили спектакль «Только телеграммы» по пьесе Осипова. Это тот, который написал «Неотправленное письмо», сценарий. Вообще, у него своя тема: Север, трудности. Вот про это. Спектакль очень трудный, потому что действительно там только телеграммы — сухой такой язык. (...) Но актеры вышли с честью из этого положения трудного и играют этот спектакль». (15)
21.09.65. С 12 00 до 15 00 в репетиционном зале читка пьесы Осипова «Телеграммы». Вызывается вся труппа театра. (ЦГАЛИ, ф.2485.2.874, с.15 об.)
[Высоцкий, судя по табелям, при этом присутствует, но в дальнейшем в спектакле «Только телеграммы» (премьера состоялась б февраля 1966 г.) участия не принимает.— Авт.]
«Пьесу Н. Эрдмана «Самоубийца» начали ставить в театре осенью 1965 года. Сам Николай Робертович на репетициях не присутствовал — он ограничился блестящей читкой пьесы, которая, по существу, легла в ритмическую основу спектакля. Читал он своеобразно — это был своего рода белый стих, изумительный и очень иронический.
Сперва репетициями руководил Б. Голдаев — он выступал в качестве ассистента режиссера. В той первой постановке главную роль — Подсекальни-кова — исполнял В. Климентьев. Занятия проходили очень интересно — мы радовались сопричастности большому искусству. (...) Первый показ Любимову небольшого фрагмента уже наработанной сцены — еще без декораций, в кабинете Юрия Петровича — состоялся утром, почти сразу после премьеры «Павших,..». Володи тогда с нами не было». (2)
15.11.65. С 12 00 до 15 00. Кабинет главного режиссера. «Самоубийца». Репетиция (ведет Любимов). [Среди вызванных Высоцкого нет. — Авт.] (ЦГАЛИ, ф.2485.2.876, с.21 об.)
«Он был назначен на мою же роль — Александра Петровича Калабушкина — в первом составе, но поскольку в то время был очень занят, то сперва все это долго репетировал я. А он подключился позже, когда мы начали репетировать уже в фойе театра. Володя тогда часто куда-то уезжал — возможно, на съемки — и кроме того, параллельно шли уже репетиции «Галилея». Поэтому на «Самоубийце» он появлялся не всегда». (2)
[Репетиции пьесы Б. Брехта «Жизнь Галилея» начались еще до премьеры спектакля «Павшие и живые»:
26.09.65. С 11 00 до 1500 Репетиционный зал. «Галилей». Репетиция (ведет Любимов). Участвуют все занятые в пьесе. (ЦГАЛИ, ф. 2485.2.874, с. 23 -23 об.) — Авт.)
«Роль Калабушкина — соседа главного героя пьесы «Самоубийца» — очень большая роль, фактически вторая по значимости в спектакле.
Хотя репетировали мы с Володей одну и ту же роль, никакого соперничества у нас не возникало, — что характерно,— хотя начинал-то репетировать я, и ему пришлось уже входить в рисунок роли, заданный мною. Володя репетировал меньше меня, но что мне нравилось,— посмотрев однажды, что я делаю в этой роли, он тут же безошибочно попал в струю. И выходило это у него здорово!
Сделали мы первую, вторую и третью картины. И все — дальше нам «не рекомендовали» ставить этот спектакль. Нам сказали, что такой текст мы просто не имеем права даже произносить в стенах советского учреждения — не то что на сцене. Пьеса не была залитова-на, не была она и издана. Так что формальное право запретить постановку Управление культуры имело. Повторилась история с Мейерхольдом — тому тоже этот спектакль в свое время прикрыли». (2)
[Конец 1965 года характерен тем, что Высоцкий в театре сыграл несколько разноплановых ролей, расширив тем самым свой актерский диапазон. Одни из этих вводов были разовыми, другие затем так и остались ролями в его репертуаре.— Авт.]
«...Был такой случай: заболел артист, игравший предводителя «женского батальона мгновенной смерти» в шаржевой сцене «10 дней...». Срочно вошел в эпизод Высоцкий (чем-то он, кажется, провинился, и срочный ввод смягчил бы «срочные выводы» дирекции в адрес непослушного). На сцене — вся труппа; фарсовое изображение встречи Керенского с «боевыми» дамочками, все шумят, пищат и «в воздух чепчики бросают.,.», Батальон под команду предводителя шагает, перестраивается, выкликает лозунги верности премьеру... Вместо ожидаемой нервозности за ввод товарища нас постиг дружный приступ хохота... еле удержались на ногах... Я хватался за соседей и плакал от смеха, клянусь! Такой выбежал зачуханный, с нервным тиком (от обожания начальства!), одуревший от близости Керенского — Губенко солдафончик! И так он крыл своих воительниц, и эдак,., и воет, и носится, и сам готов за них — «на грудь четвертого человека равняйсь» — все сравнять, огрехи провалить сквозь землю... то просит, то рявкает, а то успевает премьеру на бегу осклабиться жалкенько... и унтер-пришибейски, и чаплински одновременно...» (3)
17.09.65. С 11 00 до 14 00. Сцена. «10 дней...». Репетиция (ведет Любимов): беседа. Ввод на роль Голдаева... 1840—2120. Сцена. «10 дней...» № 43. Состав основной, и Высоцкий за Голдаева. (ЦГАЛИ, ф.2485. 2.874, с.7-8 об.)
[Эту роль — Унтер-офицера женского батальона — Высоцкий исполнил один раз. В следующих «10 днях...» {№ 44 — 20 сентября) вновь играет Голдаев. Также единственный раз в «Герое нашего времени» сыграна Высоцким роль Казбича —