Володя в Одессе снимался немного. Я помню его только в нескольких сценах: «Марш интервентов» – это когда французы вступают в город, а вся Одесса стоит на берегу и по-разному реагирует на это дело, – тут и большевики, и черносотенцы, и кадеты, и сионисты, и банкиры. И Володя с мадам Ксидиас – Оля Аросева её здорово играла – и её сыном, которого замечательно сыграл Золотухин, тоже здесь. Помню, была страшная жара. Все мы работали в плавках, а бедные актёры маршировали или приветственно кричали, будучи одеты по полной парадной форме. Володя снимался в пиджаке и в галстуке. Рядом с местом съёмки, в кустах, администрация организовала для актёров что-то типа душа, Володя прибегал и окатывался водой почти после каждого дубля. И ещё прикатили для актёров бочку с квасом, многие просили пива, потому что-де квас жажду в жару не утоляет, но тут администрация нас не поддержала.
Ещё помню Володю на съёмках в порту, он там был занят в сцене на корабле, где французы для своих солдат устроили публичный дом. А у подпольщиков там была комната-явка, и в ней Бродский-Воронов, которого играл Володя, переодевался, уходя от слежки. А остальные сцены с его участием снимались, по-моему, уже на «Ленфильме» после нашего возвращения из Одессы в конце сентября». [7]
Итак, пока мы установили, что Высоцкий снимался в Одессе в двух сценах. Неужели это всё? Ведь натурные съёмки в Одессе проходили в июле и августе.
«Высоцкий приезжал при первой возможности, даже если не был занят в съёмках. Он появлялся, улыбаясь, ощущая себя “прекрасным сюрпризом” для всех присутствующих. Потом шёл обряд обниманий, похлопываний, поцелуев: от переполнявшей его доброжелательности доставалось всем… Затем Высоцкий шёл смотреть отснятый материал». [8]
Из этой цитаты неясно, приезжал ли Высоцкий в Ленинград или Одессу. Впрочем, возможно, что он ездил в оба города. Позднее попробуем уточнить этот вопрос.
О том, насколько активно принимал участие Высоцкий в работе над «Интервенцией», говорит такой эпизод.
Съёмки фильма Интервенция. Слева – Гелена Ивлиева, справа – Ольга Аросева. Одесса
«Однажды нас жена первого секретаря Одесского обкома пыталась выгнать со съёмочной площадки, их жилой дом стоял рядом, мы мешали: громкие команды раздавались. Володя туда пошёл, что-то говорил, шумел, убеждал, – нам разрешили». [9]
О двух других сценах с участием Высоцкого, снятых в Одессе, узнаем от непосредственной участницы – исполнительницы роли Саньки Г. Ивлиевой.
«В Одессе, когда были съёмки вместе с ним, я ему очень тяжело досталась там. Потому что я была, честно говоря, не так толкова, как надо было. Скорее бестолковая. Казалось, простой план, когда нужно быстро соскочить с машины, сзади наклониться над Высоцким. И надо было помочь ему. Но я ему не помогала, и тут несколько дублей делали. Я сама сейчас вижу, какие капельки пота у него на лице». [10]
«Когда объявили, что завтра будет сниматься сцена в лодке, меня никто не спросил, умею ли я плавать. Я очень боялась. Боже, как я боялась! И сказать вроде неловко. Но я была такая послушная и исполнительная, что про последствия не думала, вроде бы утонуть входило в программу и было не главным…
Но вот утро. Выехали. Высоцкий на вёслах, впереди неподалёку режиссёр с мегафоном. “Внимание! Мотор! Володя, правее лодку!” Высоцкий подгрёб, как просили, и говорит: “Видишь, где камера?” – “Ви-и-ижу”. – “Как вынырнешь, плыви прямо на неё. Только смотри, не уйди из кадра. И сразу выныривай, потому что – секундомер”.
А я смотрю: воды ужас сколько – Чёрное море! Вдруг на полном ходу на нас несётся катер, и у меня такое ощущение, что он сейчас в нас врежется. Я только ойкнула и ухватилась за борта. Высоцкий говорит: “Не бойся, это волны делают, ведь шторм…” Катер начинает ходить кругами, лодка раскачивается. Тут команда: “Мотор! Приготовилась! Пошла!” Я как будто приклеилась к скамье, состояние жуткое. Но пересилила себя, поднялась (прыгать-то надо). И тут он, видимо, всё понял, спрашивает шёпотом: “Санька (Высоцкий называл Г. Ивлиеву именем её персонажа. – М. Ц.), ты плавать-то умеешь?” А я уже рта раскрыть не смогла, только глазами сказала: “Володя, прощайте, я не умею плавать” – и пошла.
Я даже не нырнула, а как-то нелепо кувыркнулась, как-то оказалась на поверхности, вдруг слышу: “Вперёд! Не поворачивайся!” – и Высоцкий ныряет за мной. Чувствую – есть опора, он меня поддерживает, говорит: “Санька, не бойся, давай, работай, вперёд, молодец…” И я первый раз на этом фильме освоила стиль “саженками” – у меня был такой тренер! Он меня поддерживал как-то, а сам в кадр не входил (он, видимо, знал границу кадра). И теперь я смотрю: на экране видно, что я плыву, он сзади, но его незаметно. То есть Высоцкий и меня спасал, и съёмку, – понял, что второй раз меня уже ни за что не заставить прыгнуть». [11]
К сожалению, все труды и усилия были напрасны – фильм принят не был. Режиссёр Г. Полока имел свою личную копию фильма, которую в начале 1980-х гг. показывал на своих встречах со зрителями. Официальная же премьера состоялась только в 1987 году.
Глава: 18Фильм: КарантинДата: 1968
Первые контакты Высоцкого со студией имени Довженко относятся к началу 1968 года. Воспоминания режиссёра фильма «Карантин» Суламифь Цыбульник, впервые опубликованные в сборнике «Владимир Высоцкий в кино» (Москва, 1989 год), были перепечатаны многократно. Наверное, многие знают, что ранней весной 1968 года режиссёр отправилась в Москву c предложением написать песню для фильма «Карантин». Высоцкий вместо одной песни написал две, в мае того же года приехал в Киев. На киностудии песни были записаны на магнитофон, но в фильм вошла только одна в исполнении Юрия Каморного.
Был известен факт, но не более того. Однако для того и существуют высоцковеды, чтобы выяснять детали. Москвич В. Тучин вступил в переписку с С. Цыбульник и выяснил подробности, возможно, незначительные с точки зрения непрофессионала, но для исследователей и биографов Высоцкого исключительно важные.
«Я установила точно по моему личному архиву, что 3 января 1968 года был утверждён режиссёрский сценарий и начался подготовительный период, – писала С. Цыбульник В. Тучину. – Я, очевидно, была в Москве в связи с подбором актёров и в это время встречалась с Высоцким. Значит, это конец февраля или, вероятней всего, начала марта 1968 г. <…> Документально установлено, что он приезжал и записывал песни 16 мая 1968 года. Был он в Киеве один день – от утреннего экспресса из Москвы до вечернего – в Москву… Следует предполагать, что он приехал неожиданно. Если бы я знала хотя бы за два дня раньше, я бы на этот день не заказывала съёмку на натуре. Это во-первых. Во-вторых, запись в тонателье была организована оперативно, а не запланированно. После отъезда Высоцкого мне кто-то рассказывал, что у него в этот же день были концерты в городе. После записи в тонателье он поехал обедать в ресторан “Лейпциг”. Говорят, пел там…
Архивы за давностью лет не сохранились. Думаю, что в день его приезда был заключён договор, записана песня и произведён расчёт. Собственноручный текст, написанный красными чернилами и подписанный, Владимир Высоцкий вручил редактору фильма Владимиру Константиновичу Чернову». [1]
С. Цыбульник в переписке с В. Тучиным неоднократно подчёркивает, что многие документы, относящиеся к подготовительному периоду над «Карантином», не сохранились, дата визита Высоцкого в Киев определена ею по личному дневнику. Обратимся к архиву занятости Высоцкого в Театре на Таганке. Согласно этому документу приезд 16 мая в Киев абсолютно невозможен: утром в этот день он был занят на репетиции, а вечером участвовал в спектакле. Допустим на минуту, что в копию архива занятости, которой я располагаю, вкралась ошибка, но совершенно невозможно абстрагироваться от рукописи песни «Давно смолкли залпы орудий…»! Эта рукопись датирована автором, что у Высоцкого встречается очень редко. Более того – автор указал не только дату, но и место написания песни: «Поезд 21 мая 1968 года». Таким образом, датировка С. Цыбульник неверна, но остается вопрос: а что же, собственно, вёз Высоцкий в Киев для показа на студии? Естественно, в фильм предлагалась песня «Вот и разошлись пути-дороги вдруг…», записанная в тонателье студии, но ей места в фильме не нашлось, и это не случайно – она только приблизительно ложится на канву фильма, поставленного по сценарию Ю. Щербака и рассказывающего о том, как группа врачей-эпидемиологов, занятых разработкой вакцины против опасной болезни, сами этой болезнью и заражаются.
Безусловно, для «Карантина» написана песня «Не кричи нежных слов, не кричи…». Об этом свидетельствует список произведений Высоцкого, переданный в конце 1980-х гг. в Комиссию по творческому наследию Высоцкого Валерием Абрамовым, братом Людмилы Абрамовой. Как отмечает А. Крылов, в то время председатель комиссии, список этот «хоть и не имеющий авторских пометок, но составленный явно с участием самого автора». [2] В этом списке среди прочих записей указано: «К/ф “Карантин” 1. Не кричи нежных слов, не кричи…»
«Я догадываюсь, чем руководствовался Высоцкий, адресуя стихи “Не кричи нежных слов” для “Карантина”, – пишет В. Тучину С. Цыбульник. – У нас в сценарии была линия, которая могла восприниматься как тема неразделённой любви, но она не была главной для фильма. Если память мне не изменяет, Высоцкий не предлагал нам этих стихов, вероятно, решив самостоятельно, что они не подходят для фильма». [3]
Во время съемок фильма «Карантин». Сидят (слева направо): режиссер Суламифь Цыбульник, оператор Эдуард Плучик, актеры Алексей Глазырин и Людмила Хитяева
Главная линия фильма – сравнение мирного времени с военным. Напоминание о том, что с окончанием войны рай на Земле не наступил. Если точнее, то, говоря словами Высоцкого из вошедшей в картину песни, «есть мирная передовая, // беда, и опасность, и риск». Без песни, где содержалась бы эта тема, в Киев Высоцкому ехать было просто незачем.