Потом мы встретились на съемках “Сказ о том, как царь Петр арапа женил”. У меня опять был перелом ноги со смещением. Это просто беда какая-то, я все время ломала ноги на съемках. Целый месяц искали другую актрису, но мои костюмы, как золушкин башмачок, ни на кого не налезали. В конце концов режиссер фильма Митта приехал ко мне: “Ира, сможешь сниматься?” – “Сниматься-то я могу, боль уже отпустила, но мы же там бегаем по лестницам, а я еле-еле на одной ноге стою”. – “Ничего, Владимир Семенович на руках будет носить”. – “А вы его спросили?” – “Это наши дела”. Мы снова встретились с Володей. Он носил меня на руках с гипсовой ногой и молчал. А вот сцена безумной страсти в постели у нас никак не получалась. Мы довели бедного режиссера до белого каления: “Вы уже семь дублей запороли!” Тогда мы что-то сыграли. Но так и не заговорили». [16]
О том, какая именно сцена с участием Высоцкого была вырезана, рассказал высоцковеду Льву Черняку народный артист СССР исполнитель роли шута Балакирева Михаил Глузский. По сценарию после того, как Ибрагим попадает в опалу, он приходит в дом царского шута в поисках покровительства.
М. Г. И вот была сцена, в которой он застал совершенно другого шута. Не шута, а так… во всяком случае, вельможу, который сидел у себя дома и который ему объяснял, для чего существуют дураки при дворах… что только глупые люди или прикрывающиеся глупостью люди могут высказывать правду и суть того, что происходит в жизни… И что он, если бы он стал за него, так сказать, протежировать, то он был бы полным дураком! Потому что его бы выгнали бы тоже с того места, которое он занимает при дворе, – роль дурака. И это было вырезано из картины.
Л. Ч. А кто ещё был в кадре в этой сцене?
М. Г. Мы были вдвоём. Это парная была сцена, потому что… Ну, была челядь, которая там при дворе находилась… Это, в общем, двор шута Балакирева. Он пришёл к нему, в его маленькое царство. Царство человека, который на людях дурак, а у себя в доме – маленький царёк, маленький вельможа». [17]
Работавший на фильме фотограф И. Гневашев о причинах исключения из картины сцены Глузского и Высоцкого сказал мне так:
«Михаил Глузский в той картине играл роль шута Балакирева. И так играл, что если бы так всё продолжалось, то снял бы Митта фильм не про арапа, а про шута. Играл потрясающе! Он нашёл какие-то шутки того времени, всякие приколы, которые Балакирев делал. Но Володя начал втихаря возражать, он видел, что Глузский его переигрывает. Там не увидеть этого было нельзя, Глузский был на голову выше… Высоцкий начал нажимать на Митту, на которого вдобавок и начальство давило, потому что там были в речах шута всякие намёки на современность. В результате роль Глузского сильно покромсали – не без участия Володи». [18]
Как мы видели, сам М. Глузский об этом не говорил. Другие участники работы над фильмом, которых я напрямую спрашивал об этом эпизоде, тоже не могли припомнить желания Высоцкого вырезать из картины сцену арапа и шута.
Разумеется, как и всегда на съёмках, была не только работа, но и развлечения. А. Петренко упомянул об этом вскользь и с чьих-то слов, поскольку сам он в развлечениях участия не принимал. Гораздо более подробно знаком с этим вопросом главный художник картины Игорь Лемешев, который с удовольствием поделился со мной своими воспоминаниями.
«В Юрмале, где снимался фильм, мы с Высоцким очень подружились. Приезжала туда и Марина Влади с одним из своих сыновей. Мы проводили время вместе, гуляли. Общение было очень хорошим. Сблизились мы очень естественным образом. Володе очень нравились мои декорации на этом фильме, он об этом часто говорил. А мне нравилось, как работает он – с большой отдачей, и в этом фильме сниматься ему нравилось, он на него возлагал большие надежды, так что симпатии наши были обоюдные. Из интересных деталей запомнилось мне, как я носил костюм Высоцкого. Перед нашей картиной на “Ленфильме” снимался фильм “Гойя”, оттуда мы взяли много костюмов. Сюртучок, в котором снимался Высоцкий, был настолько новый, что Митта попросил меня немножко в нём походить, поскольку у нас с Высоцким были похожие комплекции. Я и расхаживал в нём по улицам Дзинтари в Юрмале.
Местное партийное руководство постоянно устраивало банкеты для Высоцкого и Влади. Ну заодно и часть группы там была – главный оператор, главный художник, ещё несколько человек. Высоцкий же был очень популярен. У партийного начальства – а в основном это были русские – постоянно песни Высоцкого с магнитофонов звучали. Однажды мы приехали в шикарную закрытую сауну, сделанную для местной элиты, а там стоял магнитофон, и Володя слушал сам себя на плёнке. В конце концов он попросил это выключить. Потом, когда Володя увидел, что местные начальники не против, он устроил банкет для всей группы – для осветителей, механиков, монтажников. Это его собственная инициатива была, он подумал о людях, с которыми работал». [19]
Артист Семён Морозов, исполнитель роли Михайло Говорова, о своих контактах с Высоцким рассказал однажды в телепередаче «Рождённые в СССР» очень подробно и с огромной долей сожаления от того, что доброе отношение Высоцкого к себе он упустил.
С. М. У нас с Володей отношения были, в общем-то, служебные. Скажу больше, скажу подробнее, почему они стали служебными. Однажды он ко мне, в общем-то, проявлял какой-то интерес. Я не считаю себя для такого человека интересной личностью. Тем более что я был молод, очень влюбчив, постоянно думал о противоположном поле и учился уже тогда на режиссёрском факультете. Однажды мне Владимир Семёнович даже сказал: “Ну чего, Говоров, – он меня всегда Говоровым называл, – снимать-то будешь, когда станешь режиссёром?” “Конечно, буду”, – говорю. – “Ладно врать-то”.
И однажды в два часа ночи мы снимали большую сцену танцев в чреве только что построенного корабля. Это было на площадке на “Мосфильме”, и нам предоставляли время только ночью. Мы закончили в три часа ночи, там ещё продолжалась съёмка, но он был свободен и я. Мне говорят: “Не на чем тебя везти”. Я говорю: “Да тут пятнадцать километров пешком. Подумаешь!” Ну, в общем, шутки такие. И Высоцкий говорит: “Тебя куда? Ну давай, поехали”. И он мне начал рассказывать, в общем-то, про свои проблемы, а я ехал… Ну сейчас уже можно признаться, я ехал как раз к предмету своей страсти. Как раз созвонился, это было ночью. В общем, я об этом думал… Я сейчас об этом говорю, потому что мне стыдно, когда я это вспоминаю. А мне он рассказывал, как задыхается без денег. Говорит: “Мне нужна определённая сумма. Если этой суммы я не нарабатываю, то я задыхаюсь, я не могу концы с концами свести”. И дети, и жена, и как трудно с выступлениями. Рассказал, как его вызвали однажды и два часа просто держали в приёмной. Говорит: “Мимо меня ходили люди, а мне сказали: «Сидите»”.
И вот он об этом обо всём рассказывает, а я смотрю, как бы мне не пропустить переулок, где остановиться. Потом он мне начал рассказывать о Марине… То есть, в общем-то, теперь я бы, наверное, застрелился лучше, чем прервал бы его. Но это сейчас, когда я уже в возрасте и всё соображаю. А тогда я думал только: “Вот сейчас я свою Наташеньку…” И, наконец, я сказал: “Вот здесь! Всё, всё!” Он даже не понял – что всё? Я говорю: “Всё, Володя, я приехал. Спасибо, дорогой!” По-моему, я даже не сказал ему спасибо… Вот если говорить, что кто-то кается со временем в чём-то – я очень каюсь, потому что ведь поразительно интересный человек, личность, с которым бы общаться и радоваться. Ну… Сослагательного-то наклонения в истории нет. После этого он очень холодно стал ко мне относиться. Ну то есть никаких видимых проявлений не было – он был воспитанный человек и деликатный: “Здравствуй, Семён. Как дела?”»
Ведущий: Ну, то, что вы положили глаз на Марину Влади…
С. М. Нет, это было не так. Для людей, кто не знает, я могу рассказать. Это Юрмала, это отель, это четвёртый этаж. Я выхожу из своего номера и вижу потрясающую блондинку. Она выходит из номера, закрывает за собой дверь и тоже идёт к лифту. Пол-лица закрыты очками. Я за ней. Я не скажу, что я Ален Делон, но тогда на меня реагировали иногда девочки. А тут не девочка, а зрелая, в расцвете красоты женщина. Я, значит, на неё смотрю. Она засмеялась – в общем, я это понял, что это вроде как поощрение. Я говорю: “Здравствуйте. Вы, по-моему, на пляж?” Она вроде смотрит на меня с удовольствием. Я думал, что это, типа, приглашение к продолжению. Типа будь дерзок и настойчив.
А она хохочет в голос. А четвёртый этаж – ну сколько там ехать-то? Открывается дверь – стоит Володя Высоцкий, а она хохочет, а я ещё так придержал за ручку. И он когда это увидел, сказал: “Морозов! Ну ты совсем охамел. Мало того что ты у меня в фильме отбивать пытаешься жену, так ты и здесь к моей жене клеишься”. Я не узнал Марину Влади! Так и остался я застывшим с открытым ртом». [20]
В разбираемом фильме Высоцкий выступил в двух новых для зрителей ипостасях. Никогда ранее – и никогда после этой картины – Высоцкий не показывался на экране в роли исполнителя бальных танцев и фехтовальщика. Балетмейстером фильма был известный театральный режиссёр и хореограф Ю. Шерлинг. Я попросил Юрия Борисовича рассказать, каким запомнился ему Высоцкий в таком необычном для себя качестве.
Владимир Высоцкий в роли Ибрагима Ганнибала. Павильонная съёмка
М. Ц. Какое впечатление произвёл на вас Высоцкий с точки зрения владения телом и способности танцевать?
Ю. Ш. На этот вопрос ответить очень легко. На самом деле Володя был экстраординарным человеком. В данном случае я говорю не о его песенном творчестве или творчестве поэта, а именно о нём как об актёре. Он был удивительным человеком. В нём, как по каталогу, собралось всё. Через его физиологию какая-то неубывающая сила била сквозь него, а это, естественно, уже своими импульсами передавалось его конечностям. Пластика у него была удивительная и неординарная. Она не имела никакого отношения к хореографии. Говорить о том, что он был профессиональный танцовщик, конечно, не приходится, но когда музыка проникала в его сознание, то его пластика становилась очень оригинальной, и уже дело было хореграфа, как это предъявить для того, чтобы не засовывать его в какой-то шаблон, а, наоборот, увеличить его неординарность». [21]