Владимир Трещалов
У Высоцкого роль гимнаста Юрия Никулина.
«Моя специальность – конь и перекладина, – рассказывал он зрителям на концерте. – И там… руководитель, которого играл Пуговкин. Он говорит корреспонденту – перепутал всё: “А он, понимаете, так насобачился, что через перекладину на коне сигает!”…И вот я вынужден был первый раз в жизни сесть на лошадь, по фильму. Но для того чтобы сделать вид, что ты не умеешь ездить, нужно было тренироваться полгода». [3]
Ну, пусть не полгода, но два месяца – в ноябре и декабре 1962 года. – Высоцкий действительно брал уроки конного спорта.
«Поначалу мы больше тренировались, чем репетировали, – вспоминал В. Трещалов. – Я месяц ходил в ЦСКА на каток тренироваться с командой, а Высоцкий тренировался на ипподроме». [2]
Поэт и переводчик Давид Маркиш рассказывал мне: «Я учил его ездить на лошади. Он должен был сниматься в каком-то фильме, где должен был скакать на коне. Володя мне позвонил, и мы договорились встретиться на ипподроме. Было, помню, письмо с “Мосфильма”, нам дали лошадей, и мы там ездили. Но я ездил по-горски, по-памирски, а он должен был играть жокея, это совсем разные вещи. Тогда он первый раз сел в седло. Володя был очень спортивный парень. Тот, кто дал нам лошадей, сказал: “Смотри, какой парень! Первый раз сел на лошадь – и так здорово получается!”» [4]
Впрочем, «здорово» получалось не только это… Вспоминает исполнитель роли Кукушкина Михаил Пуговкин: «Вот как вышло. Они нахулиганили где-то. А утром съёмка на студии Горького. Снимали “Штрафной удар”. Веня Дорман снимал. Веня звонит мне с утра домой: “Миня, надо выручать шайку. Ну, они же вчера нахулиганили, подрались!” Я поехал в милицию, у меня уже был какой-то авторитет… И их отпускали из кутузки до пяти вечера. Потом обратно. Пять дней они там отсидели. Потом вышли, благодарили: “Дядя Миша, спасибо!”» [5] «Нет-нет, – уточнил в беседе со мной художник-постановщик картины Марк Гуревич, – это не все, а один Пушкарёв. Ни Володи Высоцкого, ни Трещалова там не было, они в милицию не попадали». [6]
Игорь Пушкарёв:
«Второго января 1963 года мы уже садились в поезд Москва – Алма-Ата. Вечереет. Садимся, естественно, пить, закусывать. Разговоры. Я вспоминаю:
– А теперь моё давайте на стол.
– А где твоё-то?
– В чемоданчике.
А чемодана-то нету…
Ехали трое суток, – естественно, на следующий день все припасы кончились. А ехать-то ещё много. И вот тогда Володя берёт гитару, я – какую-то шапку, и мы на полном серьёзе идём в соседний вагон, оглушаем всех таким образом:
Я родственник Лёвы Толстого,
Его незаконнорожденный внук.
Подайте же, кто сколько может,
Из ваших мозолистых рук…
Песню я пел до конца. И нам подавали кто деньги, кто колбаску в шапку, кто – хлебушка. Мы это сносим на полном серьёзе к себе. Вот из таких мелочей складывалась жизнь». [7]
Съёмки фильма проходили в Алма-Ате, на Медео и Чимбулаке. Сцен с участием Высоцкого в картине немного, так что прохладное его отношение к фильму, в общем, вполне объяснимо.
Слева направо: Лилиана Алешникова, Игорь Пушкарёв, Владимир Гудков, Владимир Высоцкий. Казахстан, Медео
«Люсёнок! Солнышко! Здесь ужасно скучно, – жалуется он в письме к жене. – Я скоро буду грызть занавески. Вчера (9 января. – М. Ц.) была первая съёмка. С восьми утра и до 6 вечера были на морозе. Если бы ты видела меня! Мне сделали грим после того, как я падал с лошади. Рука в гипсе, голова перевязана и кровоподтёки. Почти все думали, что меня избили (гримёр хороший)». [8]
Надо сказать, что это была единственная сцена с участием Высоцкого, снятая в Казахстане, которая вошла в фильм. В другом письме Л. Абрамовой Высоцкий сообщал, что он ещё должен съезжать с горы на лыжах, чего ему жутко не хочется, но зато хочется режиссёру. В фильме этой сцены нет.
Самый большой эпизод с участием Высоцкого снимался, очевидно, на Московском ипподроме.
«Я делал впервые сам довольно сложные трюки, а именно: когда лошадь шла на препятствие, я делал сальто назад – должен был попасть в седло другой лошади. Но это, конечно, невозможно было сделать – это только в страшном сне может быть и в кинематографе. Поэтому это уж как-то там монтировали, а вот выпрыгивание с лошади назад – это я выполнял сам. Я незаметно убирал ноги из стремян и, отталкиваясь от седла, делал сальто назад – там внизу уже ловили. Трюк очень опасный, потому что лошадь может ударить ногами». [9]
Лошадь актёра не ударила, но, как рассказала мне Л. Абрамова, на ногу копытом всё-таки наступила. Я специально акцентирую на этом внимание, потому что в своё время Аркадий Высоцкий писал, что отец повредил ногу, именно исполняя сальто. Думаю, логично в этом вопросе довериться словам жены Высоцкого, а не его сына, который об этом эпизоде мог знать только из рассказов родителей.
Таким образом, во время съёмок у Высоцкого свободного времени было хоть отбавляй, и использовалось это время не всегда согласно рекомендациям журнала «Здоровье», о чём достаточно подробно поведали в своих воспоминаниях В. Трещалов и И. Пушкарёв, как и Высоцкий, исполнявшие в картине роли спортсменов. Кстати, спортсменов, приглашённых Кукушкиным, в картине пять. Кроме упомянутых актёров снимались ещё Владимир Гудков (роль конькобежца Кузина) и Владимир Яновскис, исполнявший роль боксёра Яна Сизова, которому по вине Кукушкина пришлось стать фигуристом.
До сих пор никто не просил В. Яновскиса поделиться воспоминаниями о работе над фильмом – и совершенно напрасно! Мою беседу с Владимиром Индриковичем я привожу с небольшими сокращениями.
В. Я. С Володей Высоцким мы познакомились уже в процессе съёмок. Я был солистом цирка на льду, акробатом на льду – вот поэтому и пригласили исполнить роль человека, никогда не выходившего на лёд. Снимались мы в Москве – в парке, в университете, в спортивном зале. Володя был приятным, очень компанейским парнем. Потом поехали в Казахстан, и у меня был день рождения.
Жили мы высоко в горах на лыжной базе в Чимбулаке. Водку там купить было нельзя, а у них (у актёров. – М. Ц.) в Алма-Ате уже были знакомые девчонки, так они спустились вниз и купили два ящика четвертинок. На себе тащили вверх!
У Володи была с собой гитара, он на ней расписался и подарил мне. Я, помню, переживал: «Володя, а ты как же? На чём ты будешь играть?» Он уже тогда в компаниях всегда играл и пел. Мог всю ночь просидеть, разговаривать и петь. Гитара всегда у него рядом лежала.
М. Ц. Сохранилась эта гитара?
В. Я. Да нет, украли её. Студенты университета однажды украли у меня и гитару, и аккордеон, на котором я играл. Я тоже музицировал, но не на гитаре. У меня где-то даже была плёнка, которую я никак найти не могу. Там мы с Володей вместе поём у меня дома. Это сразу после окончания съёмок было. Я жил на улице Дружбы, возле китайского посольства, номера дома не помню уже.
М. Ц. Как проводили время в течение съёмок?
В. Я. Я помню, что Володя интересовался фольклором. Кажется, в Алма-Ате мы с ним по рынкам ходили. Он интересовался этими людьми, простыми людьми, которые там кругом поют. Не самими людьми, точнее, а песнями, которые они пели. В Алма-Ате я ещё был занят тем, что просматривал девушек в качестве кандидаток в кордебалет цирка на льду. Володя присутствовал при этих просмотрах.
Ну а так – посиделки были. Игорь Пушкарёв был с нами. Он тогда популярным актёром был, только что прошёл фильм «А если это любовь?». Володя Трещалов был. Дядя Миша Пуговкин тоже с нами время проводил. Он любил тогда выпить. Володя пел «Товарищ Сталин, Вы большой учёный…» Потом, помню, была песня «Пейте воду, воду, господа!». Разговоры, смех, анекдоты… М. Ц. Что вам запомнилось из самих съёмок?
В. Я. Режиссёр фильма Вениамин Дорман считал, что мы с Володей были похожи в кадре друг на друга, поэтому он мне велел всегда сниматься в шапке, а ему без шапки, чтоб отличаться.
Однажды случай был. Высоцкий и Пушкарёв пропали. Надо съёмку начинать – актёров нет. Наконец, приехали. На грузовике каком-то. И вот пока ехали, водитель дал им покурить сигаретки с гашишем. Им сниматься надо, а они истерически хохочут. Никак не могут отойти от этого дурмана. Кто им слово скажет – они начинают дико хохотать. Ну что делать? Пришлось съёмку отменять. А ещё, я помню, снималась сцена в кафе, где мы сидели и пили кефир с булочками (в картине этого эпизода нет. – М. Ц.). Снималось это долго, и Высоцкий с Пушкарёвым не выдержали – послали какого-то человека, чтоб он купил водки. А водку они разлили в кефирные бутылки, сильно, надо сказать, кефир разбавили… Мы сидим, пьём кефир, идёт съёмка. И в конце режиссёр видит, что у нас (а меня они тоже слегка подпоили) язык заплетается и глаза не те… Высоцкий с Пушкарёвым уже такие покрасневшие сидят, уже и грим не так выглядит. Ох, как Дорман тогда с ними поругался!» [10]
И. Пушкарёв вспоминал, что В. Дорман всё время говорил: «Эти двое меня в могилу сведут». Когда ехали на съёмки, Володя вдруг громко сказал: «Искусству нужен Веня Дорман, как… который был оторван». Сказал экспромтом, просто так. И, конечно, тут же донесли… Когда мы приехали в Москву, нам с ним тут же запретили сниматься на студии Горького. Запрет действовал до конца шестидесятых, если не дольше. [11]
Трудно сказать, кто пострадал больше от этого запрета – актёр или студия, но думаю, что всё-таки студия. У Высоцкого время актёрской невостребованности заканчивалось. До приёма в Театр на Таганке оставалось чуть больше года.
Глава: 7Фильм: Живые и мертвыеДата: 1964
О роли Владимира Высоцкого в фильме режиссёра Александра Столпера, поставленного по одноимённому роману Константина Симонова (съёмки фильма проходили в 1963 году, а на экраны картина вышла в 1964-м), говорить, в общем-то, нечего. Вся роль исчерпывается тремя эпизодами, из которых только в одном актёр произносит несколько слов.