вучал голос Высоцкого. Володя шел вместе с нами, и лицо у него было, как у гладиатора, выигравшего бой.
Высоцкий не стал подражать Окуджаве, он нащупывал другое эмоциональное, психологическое напряжение, вбиравшее в себя все сумасшедшие ритмы нашего века.
ВЫСОЦКИЙ. Я когда-то давно услышал, как Булат Окуджава поет свои стихи. Меня тогда это поразило. (Я его очень люблю, он – мой духовный отец, я из-за него и писать начал…) Я подумал – насколько сильнее воздействие его стихов на слушателей, когда он это делает с гитарой, просто как будто он мне открыл глаза. То есть когда он кладет стихи на какой-нибудь ритм, музыкальную основу и исполняет. Я подумал – может быть, попробовать делать то же самое? Вот в этом смысле был элемент подражания, в других смыслах – нет. Я пою о том, что меня интересует, и никогда никому не подражал ни в выборе проблем и идей, ни, конечно, в подражании голосу.
Не стал он подражать и Галичу – иронической сатире московского интеллигента. У Высоцкого сатира резкая, бьющая, неистовая, страстная. Его сатира окрашена трагизмом внутреннего разлада между духом и окружающим бытом. Он всегда пел от первого лица и в себе самом искал эти внутренние противоречия.
У Высоцкого был абсолютный слух на язык улицы.
У Высоцкого-поэта слово приходило с улицы и, очистившись его талантом, на улицу уходило. В его творчестве – прорыв к каждому. Может быть, любили его и не все, но знали все. Вся страна. Отцы и дети. Старики и молодежь. Космонавты, пионеры, шахтеры, студенты. Его интерес – жизнь всех. У него нет злых песен, хотя он касался разных, отнюдь не самых светлых сторон жизни…
И уникальный голос. Осмыслить, осознать произносимое – не всегда успеваешь: плывешь по звукам. Голос – и чувство в ответ, вне словесного промежутка. «Голос – не только инструмент, но и как разум» – эти слова Марина Цветаева написала по поводу другого человека, но они полностью относятся и к Высоцкому.
И неотъемлемая деталь – гитара. В записи с оркестром – это уже не Высоцкий. Володя воспринимался только с гитарой. Гитара для него была не только средством аккомпанемента, но и жестом – поэтическим и духовным.
Подобно Есенину, Высоцкий возводил низовую культуру в культуру всего общества и, подобно Зощенко, в своих сатирических циклах Высоцкий очень точно определял тип, маску, от лица которых он пел. Некоторые исследователи его песен считают, что истоки творчества Высоцкого уходят корнями в эпоху площадных балаганов, русских скоморохов, балагуров-шутов.
Он ввел в большую поэзию человека со старого московского двора, где сидят бывшие фронтовики и «забивают козла», пел о людях с уголовным прошлым. Пел от имени строителей, фронтовиков, боксеров, моряков, альпинистов, шоферов, спортсменов, алкоголиков, завистников, шизофреников, зверей, самолетов. От других поющих поэтов (Б. Окуджавы, Н. Матвеевой, Ю. Кима, Б. Бачурина) Высоцкого отличают прежде всего откровенная театральная маска, образ, тип – от лица которых он пел. Проникновение в персонажи.
Он говорил о той стороне жизни, о которой «официальная» поэзия не говорила. Он говорил о всякой боли, об обидах, о том, что в жизни не получается. Он говорил о людях, которых вроде бы списали со счетов, но они живут и хотят жить.
Причем выявил это так по-человечески, что это воздействует и на людей высокообразованных и интеллигентных, и на совершенно необразованных, неинтеллигентных.
Судьба нашего общества сложна и противоречива. Культ личности, лагеря, война, послевоенные сложности… Судьба поэта – все это отражать. Высоцкий как истинный поэт пропустил Время через свое сердце. Творчество Высоцкого нравственно потому, что честно. Мир моральных ценностей – совести, чести, справедливости – выливался через его простые образы.
Рассказывает Булат Окуджава:
Если отталкиваться от поговорки «Не выноси сор из избы», то я придерживаюсь точки зрения, согласно которой сор этот выносить нужно как можно раньше и как можно в больших количествах, потому что сора накопится слишком много… Я думаю, что Высоцкий относился к той категории людей, истинных патриотов, людей такого толка, которые считают, что нужно избу от сора очищать, не обращая внимания на то, что скажут соседи.
В 60-е годы вечера поэтов проводились на стадионах. Тяга к «соборности», массовым зрелищам, к эпическим спектаклям с массовыми сценами, с цирком, буффонадой, бурлеском. Стихотворение Вознесенского «Политехнический» читалось по всей стране и на нашей сцене тоже – в «Антимирах». Окуджаву, Галича и Высоцкого в то время слушали на квартирах. Может быть, это была одна из причин поворота нашего восприятия от публичного интереса к современной поэзии, к индивидуальному, вкусовому восприятию. А в театре стала развиваться «малая сцена». Искусство стало более «личным». Горлом Высоцкого хрипело и орало время. «Народ безмолвствует» – поют поэты… Конечно, нельзя говорить и петь «вообще» от имени народа, «вообще» от имени страны. Каждая песня Высоцкого имеет конкретный адрес, и все его творчество автобиографично.
Высоцкий – поэт. И жил, как поэт (кто-то сказал, что поэт – это прежде всего судьба), и умер, как поэт, сорвавшись на самой высокой ноте. По сути, Высоцкий повторил судьбы наших больших поэтов. Та же многоплановость воплощения. Очень русское проявление – в одном не укладываюсь. Ищу себя в разном… Но во всех направлениях несу людям свой мир. Кем был в большей степени Высоцкий? Актером театра? Автором, исполнителем песен? Поэтом? Киноартистом? Писателем? (Остались его проза, сценарии, сказки.) Режиссером? Не успел снять фильм, над которым работал, а в театре – поставить пьесу Уильямса. Думаю, что здесь нельзя провести границы. В песнях он был актером, на сцене оставался поэтом. Разносторонность не мешала, а помогала. В театр некоторые шли «на Высоцкого», потому что любили его песни, песни же облагораживал, шлифовал театр. Может быть, это театр научил фактурности, образности в его песнях, которые Володя так прекрасно умел исполнять от лица тех, о ком он пел: то он был «Яком-истребителем», то приобретал облик эдакого человека в надвинутой кепочке, с желваками и ложной романтикой, то становился каким-нибудь чудаком, сидящим дни и ночи у телевизора…
Конечно, театр очень помог Высоцкому в формировании его таланта как поэта. Тут надо учитывать и колоссальный интерес к поэзии и поэтическим спектаклям. В это же время мы стали для себя открывать ранее малоизвестных для нас поэтов – и Пастернака, и Ахматову, и Цветаеву, и Мандельштама. Я, например, подарила Высоцкому напечатанную на пишущей машинке «Поэму без героя» Ахматовой, а он мне дал перепечатать стихи Мандельштама, тоже записанные на машинке и подшитые в самодельный том. Вокруг нашего театра всегда было много поэтов – и Вознесенский, и Евтушенко, и Ахмадулина, и Самойлов, и Окуджава. Их стихи звучали у нас со сцены, очень часто в театре они сами читали недавно сочиненные стихи. Но тем не менее атмосфера для всех была единой, а вырос из нее крупным поэтом только Высоцкий. Хотя среди наших актеров много людей пишущих. Золотухин пишет очень хорошую прозу. Филатов – пародии, стихи, сказки и пьесы, Смехов – мемуары и инсценировки, меня тоже называли в театре «артистка-эссеистка»…
ВЫСОЦКИЙ. Мне в данном смысле очень помог театр, и из-за того, что я в нем работаю, и что в нем поощрили эти мои поэтические привязанности и музыкальные, и даже многие песни мои звучат в спектаклях этого театра, и меня стали приглашать и в другие театры, чтобы я писал свои песни, потом и в кино – из-за этого я, в общем, не перестал писать.
На «Таганке» никогда не играли просто быт. Всегда это было возведено в символ, в поэтический ряд. У Высоцкого тоже нет просто бытовых песен. В конце жизни все серьезные песни Высоцкий поет от себя. Это трудный путь к себе. Вначале возникло внутреннее сопротивление негативным явлениям жизни. Против равнодушия и безразличия – эталон дружбы. Против раболепия и лести – повышенное ощущение человеческого достоинства и чести. Против пошлости эстрадных песен «А парень с милой девушкой на лавочке прощается» – эпатирующее: «А мне плевать, мне очень хочется»…
ВЫСОЦКИЙ. Иногда, когда прислушиваешься к тому, что вам поют с эстрады, – это в наш век информации, когда так выливают вам, выплескивают в глаза и уши столько информации – вдруг вам со сцены говорят: «На тебе сошелся клином белый свет, на тебе сошелся клином белый свет, на тебе сошелся клином белый свет, и мелькнул за поворотом санный след. Я могла бы побежать за поворот, я могла бы побежать за поворот, я могла бы побежать за поворот, только что-то там не дает». И еще два автора! Значит, один не справился, очень сложный такой по поэзии стих…
На мой взгляд, это значит не уважать людей, перед которыми ты пришел работать. Ну что же им такую глупость петь! Или там: «Вас провожают пароходы совсем не так, как поезда»[6]. Я думал, что за этим что-то есть. Так, почитал – нет, вроде тоже, не так, как поезда, а самолеты не так, как пароходы, и все. И зарифмовали, и всем весело, и все довольны. Или там… ну ладно, бог с ними.
Песня о том, «как провожают пароходы», на самом деле о другом. Но Высоцкому было важно акцентировать сам посыл некоторой пошлости и невнятности. Была тогда, например, песня «Все гляжу и гляжу я в окошко вагонное», а я много лет слышала: «Все гляжу и гляжу (и вижу): Ява – кошка вагонная». Мы тогда тоже посмеялись над этим курьезом. Или в то время сладкими теноровыми голосами выводили на эстраде модную песню «Вы слыхали, как поют дрозды?». Высоцкий как-то пришел и сказал, что где-то прочитал, что дрозды поют, когда гадят. Может быть, он это придумал или в его веселой компании стали петь эту песню на свой манер. Не знаю.
Он любил компании, веселое застолье, балагурство. Схватывал на лету любую новую информацию, все забавные истории. Его друг Артур Макаров был еще и любителем охоты, и после его рассказов Высоцкий с горящими глазами поведал нам, что, оказывается, при охоте на волков часть леса окружают веревками с красными тряпками и что волки не могут выйти из этого круга. Мы поудивлялись, что волки различают цвета. А через какое-то время я услышала, как Володя поет «Охоту на волков».