Наблюдательные аборигены поселка Выезжий Лог судачили: «Они жили вместе и, не скрывая чувств, обнимались и целовались у всех на виду». А дед по фамилии Басистный «по секрету» рассказывал, что актриса, поссорившись с Высоцким, даже пыталась травиться, и за ней из Красноярска якобы прилетал вертолет. Спасли.
Даже в «медвежьем углу» Высоцкий не забывал о своем обещании, данном одесскому режиссеру Георгию Юнгвальду-Хилькевичу: по возможности сочинить песни для будущих «Опасных гастролей». И теребил, не давал покоя другу: «Дорогой мой Юра! Это оказалось довольно трудно, чтобы и стилизация, и современность, и юмор, и лесть, и шик, и элегантность, и одесское чванство. Насколько удалось — увидим. Нужна музыка. Пусть композитор начинает, а потом мы вместе. Как там сценарий? Пиши, Юра, получше! Не слушай советчиков, подавляй автора интеллектом, а при отсутствии такового — угрожай всеми возможными средствами... Например, припугни, что возьмешь править сценарий Муратову или главного героя тоже сделаешь грузином..»
В конце августа лимит времени, отпущенный актерам Театра драмы и комедии на Таганке на отдых и съемки, иссяк. Учитывая «особые обстоятельства», на первом сборе труппы необходимо было быть вовремя, кровь из носу... А получилось с «перевыполнением»: день общего собрания на Таганке сдвинули. Не беда, зато удалось поспеть к прогону «Последнего парада» в Сатире. Все понравилось, кроме самой драматургии. Скоро премьера. Штейн обещает, что в сборнике его пьес «Парад» будет опубликован с текстами песен и указанием автора.
Домой совершенно не тянуло. Да и дома-то не было. Люся все- таки ушла. Убежала к себе, на Беговую. Такой вот каламбур. Надо будет Веньке «продать», он такие штуки обожает.
Людмила Абрамова задавала себе вопрос: боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет — «все». А потом, когда пришел конец всему, я сразу поняла, что надо уйти. Просто надо было с силами собраться и сориентироваться...
Кроме всех житейских претензий, в душе Людмилы Владимировны, наверное, тлел уголек обиды на мужа за ее несбывшуюся судьбу как актрисы Еще бы — такой блестящий старт. «Мисс ВГИК», она еще студенткой получает главную роль в кино, потом занимается пантомимой в модном театре, задумывается над научной карьерой. Но — одна беременность, следом вторая. Неустроенный быт, безденежье и косые взгляды родни: дескать, говорили мы тебе... В конце концов, неопределенный статус гражданской жены, затянувшийся аж на три с лишним года. Вот откуда возникла ею самой придуманная роль эмансипированной женщины, чье призвание — дети, семья, а не презренное лицедейство. Роль, которую она напрасно пыталась разыгрывать перед тонким польским интеллектуалом Лемом.
Вплоть до середины 60-х годов Владимир живо интересовался творческой карьерой Людмилы, следил за ее работой в экспериментальном театре пантомимы Александра Румнева, советовался с друзьями, куда бы ее еще пристроить, подыскивал подходящий киносценарий для нее... Последний раз Абрамова мелькнула на экране в 1969 году в совместном с немцами фильме «Мне не забыть тебя, Юсте». А потом со служением музам покончила раз и навсегда. Попыталась отрезать от себя все — и Высоцкого, и его песни, и кино, и Таганку, и большинство прежних друзей...
В 1980 году Вероника Долина написала о ней печальную песню «Его отбросило волной, ее прибило... А ей остались сыновья с его чертами...».
Едва закончилось первое после летних каникул собрание в театре, Высоцкий подошел к Алле Демидовой, помахивая августовским номером «Юности»:
— Читал, читал. Поздравляю. Значит, ты хочешь сыграть Гамлета?
— Да. Хочу и буду.
— Ты подала мне хорошую мысль, Алла.
И ушел независимой походкой, не оглядываясь. Вечером подсунул журнал Золотухину, дескать, почитай откровения нашей Аллы Сергеевны «Почему я хочу сыграть Гамлета»:
«В свое время я собиралась репетировать Гамлета с Охлопковым. И вот телеграмма из Ленинграда, из группы «Гамлет». Естественно, я решила, что меня будут пробовать на Гамлета. Бросила все, полетела в Ленинград. Оказалось, вызывали на Офелию... Гамлет актуален всегда. Ведь Гамлет (может быть, это моя сугубо личная трактовка) — это, прежде всего, талант. Человек, которому дано видеть больше, чем другим. А кому много дано, с того много и спросится. Разве это не имеет отношения к извечной проблеме о месте художника в жизни, об особой ответственности таланта за все, что его окружает? О невозможности играть в прятки со временем?.. Вот почему Гамлет не может бездействовать, хотя знает, что это приведет его к гибели. И он решает: быть — вступает в бой».
Рассуждения Демидовой пришлись по душе Белле Ахмадулиной. Она сказала ей: «Это идея поэтов. Гамлет — поэт. А вы актриса — и в какой-то степени поэт...» Зато Владимира остро царапнуло это противоестественное, чуть ли не кощунственное, по его мнению, желание Аллы Сергеевны.
Позже он признавался, что хотел так сыграть Гамлета, чтобы никогда ни одной актрисе даже не приходила в голову мысль претендовать на эту роль. Офелия, Гертруда — пожалуйста, сколько угодно. Но Гамлет?!
Владимир Семенович долго пытался разгадать истоки «трансвеститной», крамольной идеи Аллы. В интервью болгарскому литератору Любену Георгиеву он высказывал предположение: «У них (женщин. — Ю.С.) меньше интересных ролей... Ну, на таком уровне, может быть, леди Макбет в мировой литературе — и все!.. Гамлет не мог быть женщиной. Шекспир... написал мужчину!»
Своим Гамлетом Высоцкий Аллу Демидову убедил: он — лучше и лучший.
Во всяком случае, когда главный режиссер решил заменить Высоцкого на Золотухина, она «сочла за лучшее не участвовать в репетициях».
В Москве поклонники следовали за Мариной Влади по пятам. И какие! За ней увивались самые знаменитые, самые модные, самые именитые на ту пору кинорежиссеры, актеры, поэты, писатели, художники, успевшие привыкнуть к тому, что обычно именно к их ногам падали поклонницы, а не наоборот. В случае с Мариной им самим приходилось вспоминать подзабытые амурные хитрости юных лет, пыхтеть, пыжиться и напрягаться. Сергей Юткевич недоумевал: «Марина, здесь у ваших ног и лучшая проза, и лучшая поэзия, что вы еще хотите?»
Даже после того, как постоянным спутником Влади стал Высоцкий, преследования не прекращались. Но что толку? С появлением Владимира Марину внезапно окружила прозрачная, но абсолютно непрошибаемая стена.
Весьма популярный в те годы прозаик Анатолий Гладилин отнекивался: «У меня никакого романа с ней не было. Мне просто очень льстило, что Марина Влади со мной дружит, ну а ей, видимо, требовалось, чтобы около нее были какие-то люди, которые смотрят с обожанием, как-то ей помогают, развлекают... Когда мы с Мариной где-то появлялись, я же видел, какой ажиотаж вокруг начинался. Помню, когда я впервые привел ее в ресторан ЦДЛ... тут же пронеслось: «Посмотрите, в пестром зале сидит Гладилин в своем старом свитере, а рядом с ним Марина Влади!..»
Разумеется, Марина не только ходила по ресторанам. Анатолий Гладилин завлекал ее своими друзьями. Водил в гости к Григорию Горину (малоизвестному тогда сатирику), который угощал их настоящим грузинским ужином, потом к друзьям-физикам, затем в легендарное Переделкино на дачу Валентина Катаева. «Живой классик», «любимый ученик самого Бунина» суетился, долго разжигал костер, созывал народ. Вместе с народом появился и Евтушенко. Когда Гладилин предложил Марине возвращаться в Москву на его допотопном, конечно же, «Москвиче», Евгений Александрович встрепенулся: «Никогда не оставлю Марину Влади наедине с Гладилиным! Еду с вами!»
Но имя главного сердцееда Москвы с сибирской станции Зима так и не перевесило чашу весов в его пользу. Осознав свое фиаско, Евтушенко вынужденно сделал дарственную надпись на своем очередном сборнике «Идут белые снега»: «Марине и Володе, чтобы, даже разлучаясь, они не разлучались никогда. Ваша любовь благословенна Богом. Ради него не расставайтесь. Я буду мыть Ваши тарелки на Вашей серебряной свадьбе. Женя Евтушенко».
Напрасными были и потуги преуспевающего кинорежиссера, плейбоя Андрона Михалкова-Кончаловского, считавшего себя наследником классиков «неореализма». Он попытался ехидно поизмываться над «плебеем Высоцким, вырядившимся в нелепые для ресторана кожаные джинсы», но, увы... Марина стихи слушала, скептическим замечаниям сноба-режиссера внимала, ласково кивала, улыбалась, но только — Высоцкому.
В русском языке есть такой забавный глагол — «домогаться». Влади действительно домогались. Все кому не лень. А таких находилось немало. Завсегдатаи ресторана Дома литераторов вспоминают один из новогодних вечеров. За праздничным столом — Высоцкий с Мариной и Игорем Кохановским. На Влади, естественно, пялились все посетители. Но особенно упертым оказался писатель Александр Рекемчук Дождавшись, когда Кохановский выбрался из-за стола и направился в туалет, Рекемчук ухватился за рукав автора «Бабьего лета»: «Гарик, познакомь с Мариной Влади!» — «Пусть Володя тебя знакомит». — «Да я и с ним не знаком...», — замялся Рекемчук — «Ты не знаком?!. А кто с ним прошлой ночью за водкой на грузовике ездил?..» Вспомнил Рекемчук было, ют же черт!..
Всякие случались истории. Не менее примечательная произошла с другим посетителем ЦДЛ, поэтом-неудачником Сеней Сориным. Сомнамбулически бродя по залу, он неожиданно обнаружил прямо перед собой французскую кинозвезду. Уселся за ее столик и... уснул. Бахус шалил. Когда Марина стала прощаться со Спутниками, по очереди пожимая каждому руку, Сорин очнулся, увидел протянутую руку и — лизнул. Все обалдели И Марина в том числе. Но Сорин знал, что он делает. Он неторопливо достал из кармана химический карандаш и написал на Марининой ладошке (на месте, которое лизнул) номер своего телефона. Компания расхохоталась, Влади тоже...
Аксенов был «шармирован» (выражение Гладилина) Мариной. Как-то они втроем славно сидели в уютном местечке. Смотрели на Влади влюбленными глазами. А она взяла да и ошарашила: «Толя и Вася, если бы вы знали, как мне хорошо с вами. Только я одно не могу понять — почему вы оба такие антисоветчики? Вы живете в прекрасном мире социализма и все время его критикуете! Что вам не нравится в Советском Союзе?» Завелась: мол, вы просто не представляете, каково жить на Западе! Безработица, расовое угнетение, равнодушие друг к другу, налоги и так далее. На налоги она особенно ополчилась — ты всегда останешься нищим, если не будешь получать деньги в конверте под столом. Слава богу, молодым прозаикам хватило ума не спорить о политике с красивой женщиной: