писан объединительный пакт, с которым они должны были пойти на мартовские выборы следующего года. Свои подписи под ним поставили три партийных лидера: Ж. Марше (ФКП), Ф. Миттеран (ФСП) и Р. Фабр (ДЛР — Движение левых радикалов). Затем началась предвыборная гонка, во время которой ФКП оказалась в трудном положении.
Во-первых, против нее направили свои атаки правящие партии, во-вторых — с ними заодно порой выступала и ФСП, поскольку была заинтересована в ослаблении позиций коммунистов (как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь). Главной фишкой этих атак были обвинения ФКП в том, что она является не самостоятельной партией, а филиалом КПСС. Дескать, поэтому в августе 68-го ее руководство испугалось осудить Москву за ввод войск в ЧССР, выполняя волю Кремля. Эти обвинения (во многом справедливые, о чем может свидетельствовать хотя бы история с выборами Марше) были поданы таким образом, что многие французы в них поверили. В итоге результаты выборов оказались за социалистами. Несмотря на то, что за ФКП проголосовало 5 миллионов человек (21, 25 % избирателей), а за ФСП — 4 миллиона 580 тысяч (18, 8 %), однако по сравнению с итогами выборов в 1968 году успех сопутствовал социалистам: прирост голосов у них оказался большим, чем у комунистов.
Обо всех этих перипетиях предвыборной борьбы докладывали в Москву аналитики резидентуры КГБ в Париже, они же самым положительным образом оценивали возможный приезд туда Высоцкого в ореоле советского полудиссидента. Андропов все это учел, что и стало еще одним важным мотивом для того, чтобы подключить Высоцкого к закордонным операциям. Ситуация для этого складывалась крайне благоприятная. Приезд полузапрещенного Высоцкого должен был символизировать тот самый демократизм советского режима, в признании которого ему так истово отказывали критики Французской компартии. Ведь буквально следом за Высоцким (в июне) во Францию с официальным визитом должен был приехать сам Брежнев, который вовсе не был заинтересован в том, чтобы та же ФСП устроила ему обструкцию как душителю свобод.
Итак, для лучшей легализации Высоцкого на Западе его лубянские кураторы собирались использовать его имидж этакого творческого диссидента. Его полуподпольность была выгодна советской партэлите и спецслужбам, которым при желании не составляло большого труда сотворить из Высоцкого второго Иосифа Кобзона (с ежемесячным показом концертов по телевидению, статьями в прессе, приглашением в правительственные концерты и т. д.), но это не делалось из стратегических соображений. Высоцкого специально периодически “прессовали”, а также создавали все условия, чтобы в своем жанре он не имел серьезных конкурентов. Особенно заметным это стало накануне разрядки, когда Высоцкому намеренно расчищали поле для его деятельности, параллельно убирая конкурентов. Под последним имеется в виду Александр Галич.
Не забывал КГБ и про другой фронт — диссидентский. Буквально накатне разрядки КГБ провел успешную операцию по расколу диссидентского сообщества. Летом и осенью 1972 года были арестованы двое видных советских диссидентов Виктор Красин и Петр Якир, которых КГБ рассчитывал заставить отречься от своих прежних идеалов и покаяться. Этот расчет полностью оправдался: оба арестованных с января 73-го, что называется, “запели”: сдали все свои связи и согласились на предложение руководства КГБ (Андропова и Цвигуна) публично осудить диссидентское движение в СССР. Ими было написано покаянное письмо-обращение к советским диссидентам, а чуть позже (в сентябре) будет дана пресс-конференция в московском киноконцертном зале “Октябрь”. Все эти события заметно деморализовали диссидентское движение и на какое-то время ослабили его.
Однако, нанеся удар по политическим диссидентам, советские власти провели обратные акции по отношению к инакомыслящим из творческой элиты с тем, чтобы показать Западу, что к социальному инакомыслию в Советском Союзе относятся иначе, чем к политическому. Под эту операцию угодили сатирик Аркадий Райкин и герой нашего рассказа — Владимир Высоцкий. Первому разрешили вернуться в родной город и не только возобновить там свои выступления, но и запустить на Центральном телевидении сразу два своих проекта: телефильмы “Люди и манекены” (4 серии) и “Аркадий Райкин”.
С Высоцким ситуация выглядела несколько иначе. Долгие годы он вел изнурительную борьбу за то, чтобы легализовать свое творчество. Ему хотелось выступать в лучших концертных залах страны с трансляцией этих выступлений по телевидению, выпускать диски-гиганты и миньоны, печатать в лучших издательствах книги своих стихов. Однако на все его просьбы разрешить ему это власти отвечали молчанием, либо невразумительными отговорками. За всем этим стояли определенные интересы обоих политических течений в высшем советском истемблишменте: державного и либерального.
Дело в том, что несмотря на серьезные разногласия, те и другие сходились в одном: в том, чтобы Высоцкий не получал полного официального признания. Почему так хотели вторые понятно: они считали песни Высоцкого идеологической крамолой, прекрасно понимая весь подтекст, который в них содержался. А вот либералами двигало иное: они боялись, что полная легализация творчества их подопечного разом подорвет его статус главного бунтаря в среде творческой интеллигенции, как на родине, так и за ее пределами. Эту же позицию разделял и Юрий Андропов, для которого имидж Высоцкого был хорошим подспорьем с агентурной точки зрения — к такому агенту было больше доверия со стороны потенциальных клиентов КГБ. Вот почему многие публикации, которые выходили о Высоцком на Западе, были написаны под диктовку Лубянки и представляли его именно как певца-сопротивленца.
1 марта 1973 года Высоцкий в сопровождении супруги относит все необходимые документы в московский ОВИР. После чего звездная чета удаляется, прекрасно зная, что их визит закончится самым благоприятным образом. Начальник московского ОВИРа С. Фадеев уже получил все необходимые инструкции с самого «верха» относительно этой пары, но слишком быстрый положительный ответ не входит в планы разработчиков этой операции.
М. Крыжановский: «В своих мемуарах Влади пишет, что они долгое время были в неведении относительно положительного ответа. Что Высоцкий жил как на иголках все эти дни, не мог спокойно спать, чуть ли не был в отчаянии, уверенный, что ему откажут в визе. А тут еще некий доброжелатель из ОВИРа позвонил им домой и сообщил, что отказ неминуем. После этого Влади решила взять это дело в свои руки. Она немедленно позвонила своему приятелю — члену Политбюро ЦК ФКП, главному редактору газеты ФКП «Юманите» и руководителю общества «Франция — СССР» Лорану Леруа — и попросила его посодействовать положительному ответу советского ОВИРа через свои «высшие» связи. И Леруа, якобы, это сделал, выйдя на Жоржа Марше, а тот в свою очередь позвонил Брежневу.
На самом деле за словами Влади скрывается ловкая агентурная игра. Она прекрасно знала, что вопрос с визой Высоцкого уже решен, но должна была по плану КГБ обеспечить своему мужу прикрытие. И она его обеспечила. Через Леруа запустила в Париже «дезу» о том, что Высоцкого «мурыжат» с визой, придираясь к его полудиссидентскому имиджу. Естественно, слухи об этой истории тут же распространились по высшим политическим кругам Франции, чего, собственно, и добивались чекисты. Ведь помимо советской выездной визы ему должны были дать въездную во Франции.
Между тем это была не последняя акция в «многоходовке» под названием «Прикрытие для Высоцкого». Было еще одно «активное мероприятие» — статья в «Советской культуре» (орган ЦК КПСС), где Высоцкого уличали в стяжательстве. Эта публикация должна была стать последним звеном по приданию Высоцкому ореола гонимого и способствовать его успешной легализации во Франции…». Статья в «Советской культуре» увидела свет 30 марта 1973 года — аккурат в тот самый день, когда ОВИР дал свое согласие на выдачу выездной визы для Высоцкого. Весьма символическое совпадение, явно указывающее на то, что все это была оперативная игра спецслужб (операция Отдела «А» ПГУ КГБ СССР — активные мероприятия). Статья называлась «Частным порядком» и принадлежала перу журналиста М. Шлифера. О чем же писалось в злополучной заметке? Приводим ее полностью:
«Приезд популярного артиста театра и кино, автора и исполнителя песен Владимира Высоцкого вызвал живейший интерес у жителей Новокузнецка. Билеты на его концерты в городском театре многие добывали с трудом. У кассы царил ажиотаж. Мне удалось побывать на одном из первых концертов В. Высоцкого в Новокузнецке. Рассказы артиста о спектаклях столичного Театра на Таганке, о съемках в кино были интересными и по форме и весьма артистичными. И песни он исполнял в своей, очень своеобразной манере, которую сразу отличишь от любой другой. Артист сам заявил зрителям, что не обладает вокальными данными. Да и аудитория в этом легко убедилась: поет он «с хрипотцой», тусклым голосом, но, безусловно, с душой.
Правда, по своим литературным качествам его песни неравноценны. Но речь сейчас не об этом. Едва ли не на второй день пребывания Владимира Высоцкого в Новокузнецке публика стала высказывать и недоумение, и возмущение. В. Высоцкий давал по пять концертов в день! Подумайте только: пять концертов! Обычно концерт длится час сорок минут (иногда час пятьдесят мин.). Помножьте на пять. Девять часов на сцене — это немыслимая, невозможная норма! Высоцкий ведет весь концерт один перед тысячью зрителей, и, конечно же, от него требуется полная отдача физической и духовной энергии. Даже богатырю, Илье Муромцу от искусства, непосильна такая нагрузка!».
Далее шел комментарий «Советской культуры» следующего содержания: «Получив письмо М. Шлифера, мы связались по телефону с сотрудником Росконцерта С. Стратулатом, чтобы проверить факты.
— Возможно ли подобное?
— Да, артист Высоцкий за четыре дня дал в Новокузнецке 16 концертов.
— Но существует приказ Министерства культуры СССР, запрещающий несколько концертов в день. Как же могло получиться, что артист работал в городе с такой непомерной нагрузкой? Кто организовал гастроли?