Д. Раттер: «Мы спросили Высоцкого о песнях о войне и разрядке в Советском Союзе. Высоцкий ответил, что об этих проблемах не писал, но у него есть песня о подлодке, которая взорвалась на мине и там задыхаются от удушья — это его заявление по поводу проблемы войны и мира».
Исполняется песня «Спасите наши души».
Д. Раттер: «Что дает ваша музыка, кроме чисто развлекательного момента?»
В. Высоцкий: «Я хочу, чтобы моя аудитория размышляла над тем, что я пою, а не просто сидела спокойно и отдыхала, я хочу держать ее в напряжении, хочу делиться с ней моим мнением и искусством. Аудитория должна сопереживать».
Д. Раттер: «Нью-Йорк для Высоцкого — промежуточный пункт на пути в Монреаль, где он запишет диск — это не согласовано с советскими властями, которым удалось заблокировать выход другого диска, записанного во Франции».
Вопрос: «Может, я ошибаюсь, но советские люди с опаской относятся к вашим поездкам за границу — вы ведь можете и не вернуться».
В. Высоцкий: «Ну что вы, я выезжал из Советского Союза уже 4 или 5 раз и всегда возвращался. Если бы меня боялись выпускать, у нас было бы совсем другое интервью. Я спокойно сижу и отвечаю на ваши вопросы. Я люблю свою страну и никогда не причиню ей вреда».
Д. Раттер: «Мы не хотим сказать, что Высоцкий пишет лишь о том, что ненавидит. У него есть и патриотические песни. Может, советские власти и проявляют снисходительность к критикам, но тысячи людей сосланы в лагеря за свои критические взгляды. Владимир Высоцкий может легко переступить тонкую линию, за которой его перестанет терпеть власть».
Как видим, Высоцкого в передаче представили как борца с режимом, этакого «Андрея Сахарова с гитарой». Даже возвели его в ранг мучеников, приписав ему несуществующую судимость. Расчет был прост: западный обыватель падок на подобного рода информацию — ему всегда симпатичен зэк, критикующий режим. Тем более, что в сознании западного обывателя любой советский зэк — это, прежде всего, «политический» заключенный. Так что посыл у передачи был однозначный: сделать паблисити Высоцкому, как творческому диссиденту. Обратим внимание на следующий факт: 20 февраля пиар-кампания вокруг имени Высоцкого произошла в США (выход передачи «60 минут»), а уже спустя неделю нечто подобное стало затеваться и во Франции, причем присутствие Высоцкого там оказалось обязательным.
Глава девятаяПод «крышей» КГБ, под флагом ФКП
В Париж наш герой приехал в самом конце февраля, чтобы вплотную заняться своим паблисити в Западной Европе: ему предстояло одобрить выход на студии «Шан дю Монд» своего диска-гиганта, записанного, как мы помним, еще в 1975 году, а также записать еще один диск-гигант, причем уже не имеющий никакого отношения к Компартии Франции. Речь идет о пластинке «Натянутый канат», который был выпущен студией «Барклай», принадлежащей известной английской звукозаписывающей фирме «Полидор». Почему возникла идея этого диска?
Все объяснялось просто: слишком плотное сотрудничество со студией «Шан дю Монд», принадлежавшей ФКП, могло бросить тень на Высоцкого, как на оппозиционера. Чтобы «разбавить» это ощущение у западной публики, в Москве придумали выход: выпустить диск Высоцкого непосредственно под крышей «господ капиталистов», то есть на «Полидоре». Толкачом этого проекта выступил Бабек Серуш, который имел, во-первых, обширные связи среди западной бизнес-элиты (в том числе и среди людей, близких к «Полидору»), во-вторых — был сказочно богат для того, чтобы оплатить выпуск этого альбома на знаменитой фирме. Вот почему осенью 77-го, когда диск «Натянутый канат» выйдет в продажу (весьма оперативно отметим), Высоцкий лично вручит один его экземпляр Серушу — как «толкачу» этого проекта.
В марте 1977 года Высоцкий запишет полтора десятка песен для полидоровского диска (всего в него войдет 11 композиций). Попутно он разрешит проблему и с диском на «Шан дю Монд». Как мы помним, 22 песни были записаны им еще в январе 1975 года, но так до сих пор и не вышли. Почему? Как уже отмечалось, эта парижская студия звукозаписи была в зависимости от ФКП и выпуск пластинки Высоцкого курировался оттуда. Когда два года назад давалось “добро” на ее выход, политическая ситуация была одна (Москва шла на уступки ФКП, пытаясь удержать ее от сползания в объятия итальянских и испанских еврокомунистов), а теперь она изменилась (ФКП в июне 76-го участвовала в конференции в Восточном Берлине и во многом поддержала позиции итало-испанских еврокоммунистов, а в марте этого года планировалась личная встреча трех лидеров западных компартий — ФКП, ПКП и КПП — где это сближение должно было быть оформлено официально). В итоге испанские коммунисты, легализовавшись в начале 77-го (вскоре после смерти Франко) пошли по пути еще большей радикализации: они вычеркнули слово “ленинская” из определения своей партии. Лидер КПП Каррильо написал книгу “Еврокоммунизм и государство”, где говорилось, что советская система вовсе не диктатура пролетариата и не рабочая демократия, а бюрократическая диктатура чистой воды. Да еще со всеми отличительными чертами тоталитарного режима.
Если учесть также новый виток противостояния советских властей и диссидентов, который выпал на начало года, то становится понятным, почему в этих условиях отношение Москвы к выходу французской пластинки несколько изменилось. Нет, там ее не запретили (чтобы лишний раз не злить ФКП), а решили повторить ситуацию 72-го года, когда параллельно с гонениями на политических диссидентов диссидентам из творческой среды наоборот дали “зеленый свет”. А тут еще в начале марта в СССР намечались торжества по случаю 106-й годовщины Французской революции (в Москве должна была пройти Неделя французских фильмов, в Большом театре планировалось выступление французских артистов, включая горячо любимую Брежневым Мирей Матье, в эфирную сетку ТВ были включены концерты звезд французской эстрады, вроде Далиды и т. д.).
На фоне этих событий французский диск Высоцкого Москва выпустить разрешила (и об этом французскую общественность специально уведомили тамошние прокоммунистические СМИ), однако потребовала, чтобы он был скомпанован по московской указке (об этом французские СМИ промолчали). А именно: в нем должны были остаться только четыре песни из 22-х записанных, а место исключенных должны были занять те композиции, которые уже выходили в Советском Союзе на миньонах (в основном это были военные песни в количестве 10 штук — итого получилось 14 песен).
Высоцкий в «бутылку лезть не стал», поскольку, как он сам заявил Дану Раттелю в «60 минутах»: «Я люблю свою страну и не хочу причинять ей вред. И не причиню никогда». Трудясь на ниве шпионажа, он и в самом деле приносил неоценимую пользу своей стране — наверное, даже большую, чем на ниве творческой.
Между тем шпионская нива требовала от Высоцкого напряжения все больших физических сил. Вог почему он тогда вынужден был обратиться к советским властям с письменной просьбой разрешить ему выезжать во Францию больше одного раза в год. Зачем? Все упиралось в одно: в возросшую необходимость КГБ использовать Высоцкого на ниве заграничного шпионажа.
С середины 70-х годов у КГБ появилась новая забота в Западной Европе — Европейское Сообщество (ЕС). Еще в первой половине 70-х эта проблема стала волновать Лубянку. А после того, как в декабре 1975 года премьер-министр Бельгии Лео Тиндеманс выступил с докладом в Европейском Сообществе и призвал Совет Министров ЕС покончить с «шизофреническими» противоречиями между интеграцией Сообщества и его политической фрагментацией, ситуация в этом направлении резко обострилась. Тем более, что интерес к ЕС стал проявлять Китай: там был аккредитован его первый посол.
В итоге к лету 1976 года руководство ПГУ пришло к выводу, что доклад Тиндеманса и сближение ЕС с Китаем — есть антисоветский заговор. У руководства ПГУ с 1974 года стоял Владимир Крючков — ближайший сподвижник Андропова еще с венгерских событий 1956 года: Андропов был там послом, а Крючков его помощником. В 1971–1974 годах Крючков был заместителем начальника ПГУ и отвечал за европейские операции. Поэтому, придя к руководству внешней разведки, он лично курировал это направление. Его «коньком» в должности руководителя ПГУ стала вербовка нового поколения тайных агентов на Западе и в США.
Именно в свете этой стратегии Высоцкий чуть позже и должен будет перебраться в США и жить на две страны. Но это будет чуть позже, а пока от Высоцкого требовалось увеличить на законных основаниях число своих поездок в Европу, для чего он 5 марта и написал письмо в МВД СССР следующего содержания:
«Я женат на гражданке Франции Де Полякофф Марине Влади — известной французской киноактрисе. Мы состоим в браке уже 7 лет. За это время я один раз в году выезжал к жене в гости по приглашению. Моя жена имеет возможность приезжать ко мне всегда. Ей в этом содействуют Советские организации. Приезжая ко мне, она отказывалась от работ и съемок, оставляла детей в интернатах, а когда была жива мать, то с матерью. Теперь положение изменилось. Моя жена должна много работать и детей оставлять не с кем. Всякий раз, когда у нее трудное положение, естественно, необходимо мое присутствие у нее, а я должен и могу бывать у нее после длительного оформления и один раз (максимум два) в году. Я не хочу переезжать на постоянное жительство во Францию — это вопрос окончательно решенный, а жена моя является кроме всего видным общественным деятелем — она президент общества "Франция — Россия" и приносит большую пользу обеим странам на этом посту. Так что и она не может переехать ко мне по всем этим причинам. Прошу разрешить мне многократно выезжать к моей жене, ибо иногда требуется мое срочное присутствие у нее и помощь, а я всякий раз должен оформляться, и это вызывает невроз и в театре, и в кино, и во всех моих других начинаниях. Я уверен, что право неоднократного выезда решит многие наши проблемы и сохранит нашу семью».